Боже мой. Неужели у него такие проблемы с другими?

— Поцелуй с сотрудницей — повторяющееся для тебя явление? — Вопрос слетает с моих губ шепотом.

— Что? Нет. — Он дважды моргает, выдавая свое удивление.

Мои мышцы расслабляются.

Хм. Может, я все-таки особенная? Эта мысль заставляет меня улыбнуться про себя.

— Но я бы предпочел, чтобы ты назвала свою цену мне наедине, а не пошла с жалобой в отдел кадров, но я не могу тебя остановить. Я не буду тебя останавливать, — поправляет он.

Я не уверена, что вообще дышу в этот момент.

— Я не пойду в отдел кадров.

То, как он смотрит на меня, заставляет меня чувствовать себя так, будто я сижу на скамье подсудимых, а адвокат оценивает меня на предмет слабости.

— Хорошо. — Он переключает свое внимание на рисунок. — Идея хорошая. Даже отличная.

Ладно, мы переходим к совершенно другому разговору. У меня болит голова от эмоционального удара.

Он бросает на меня скучающий взгляд.

— Переведи дух. Я не в том настроении, чтобы вызывать скорую помощь, когда ты потеряешь сознание и расшибешь себе голову.

— Как я смею хоть на секунду подумать о том, что ты поймаешь меня до того, как это случится?

— Это требует заботы, а у меня уже закончился чертов запас.

Я издаю тяжелый смешок, и наш обычный цикл повторяется: он смотрит на меня с самым странным выражением лица.

— Я лучше займусь работой.

Он срывает мой рисунок со стены и оставляет на углу моего стола.

— Я возьму это.

— Что? Почему? — Я сажусь, потому что не уверена, что мои ноги смогут меня больше выдержать.

— Потому что этот рисунок сам себя не исправит.

— И ты собираешься его исправить?

Что-то мелькнуло в его глазах. Гнев? Печаль? Страх? Я не могу определить, что за преследующий взгляд пересекает его лицо, потому что ни одна из этих эмоций не имеет смысла.

Он крепко сжимает бумагу в кулаке.

— Нет. Я не рисую, но я знаю кое-кого, кто рисует.

— Правда? У тебя есть друзья?!

— Я не считаю друзьями тех, кто работает на меня, — выдавливает он.

Хорошо. Двигаемся дальше…

— Ты думаешь, они мне помогут?

Его взгляд переходит с моих губ обратно на мои глаза.

— Хотя бы для того, чтобы избавить меня от необходимости снова наблюдать твой позор.

Я смеюсь, заставляя дрожать всю мою грудь.

— Я только за. — Но… — Ты доверяешь им так, что уверен, они ни с кем не поделятся этой идеей?

Он наклоняет голову.

— Это к чему?

Я опускаю глаза.

— Я хочу быть уверена, что это останется в секрете, пока я не представлю ее. Вот и все.

— Я доверяю им. — Он смотрит так, как будто хочет спросить меня о чем-то другом.

Я прижимаю ноги к полу, чтобы удержаться от прыжков.

— Спасибо! — От моей улыбки болят щеки.

Роуэн смотрит на меня, заставляя мою кожу покраснеть под его пристальным взглядом. Он поворачивается на каблуках, забирая с собой мой рисунок и мое здравомыслие.

РОУЭН

Я не колебался, когда взял бестолковый рисунок из кабинета Захры. Я даже не вздрогнул, когда купил упаковку из ста цветных карандашей и бумагу для рисования в местном магазине. На самом деле, самым трудным было заставить Марту взять выходной, чтобы я мог побыть наедине с собой.

Моя рука, сжимающая карандаш № 2, дрожит. Неподвижной рукой я прижимаю острие к бумаге. Это острие щелкает и отскакивает от меня, оставляя лишь бесполезный кусок дерева.

— Что ты делаешь, парень? — ворчу я, роняя карандаш и запуская руки в волосы.

По какой-то непонятной причине веду себя как тупой ублюдок.

Ее рисунки — дерьмо, и ты это знаешь. Она чуть не расплакалась во время презентации, когда ты ее пристыдил, и было больно смотреть, как она нервничает из-за этого.

И тебе не все равно, потому что…

Потому что счастливая Захра означает творческую Захру, а творческая Захра означает, что я уберусь отсюда как можно быстрее.

Мои злые и слишком тупые, чтобы жить клетки мозга ведут войну друг против друга. Я вытаскиваю рисунок Захры из-под чистой страницы и смотрю на него. Ее идея хорошо продумана. Она решила выделить наших более разнообразных персонажей, которые часто остаются за кадром в пользу более популярных принцесс.

Именно эта мысль помогает мне достать точилку для карандашей и попробовать еще раз. Она помогает мне не падать духом, несмотря на учащенное биение сердца, когда я перестраиваю идею Захры.

Проходит совсем немного времени, и мои ладони становятся липкими. Мои бурные эмоции граничат с неустойчивостью. Я снимаю пиджак и закатываю рукава рубашки на пуговицах, отчаянно пытаясь хоть как-то отвлечься от повышения температуры моего тела. Как будто я выжимаю пот из своих демонов, по одному штриху карандаша за раз.

Рисование — бесполезное хобби. Настоящие мужчины не рисуют — шепчет голос моего отца. Я крепче сжимаю карандаш при воспоминании о том, как он разорвал один из моих набросков на уроке рисования.

Желтая древесина разлетается на щепки, когда карандаш ломается пополам.

— Черт. — Я бросаю обломки в мусорную корзину и вытираю пыль с бумаги.

О чем, черт возьми, я думал, притворяясь, что знаю кого-то, кто может помочь Захре? Я никак не могу этого сделать.

Мой стул откидывается назад, когда я вскакиваю и трясущейся рукой провожу по лбу. Я хватаю газету и рву ее на куски. Белые лоскутки летят в мусорное ведро, как снежинки моего провала, падая поверх сломанного карандаша.

Я ожидаю, что испытаю некоторое облегчение, но все, что у меня осталось, — это тошнота в желудке и колотящееся сердце, которое никак не может успокоиться. Мой взгляд переходит с моих сжатых кулаков на ведро, наполненное рваными остатками моего рисунка.

Здесь нет никого, кто бы кричал на меня или заставлял меня чувствовать себя никчемным. Я взрослый человек, который может справиться с чем угодно, включая глупый безобидный рисунок.

Я могу сделать это. Если не ради себя, то ради будущего, о котором мечтали мои братья. Вместо того, чтобы сосредоточиться на прошлом, я напоминаю себе о будущем. О будущем, в котором Деклан станет генеральным директором, а я буду его финансовым директором. Кэл наконец-то найдет свое место в компании, когда мы возьмем ее под контроль.

Я сажусь, беру свежий лист бумаги с карандашом и приступаю к работе.

🏰 🏰 🏰

Я останавливаюсь у входа в кабинет Захры и некоторое время наблюдаю за ней. Она покачивает головой в такт тому, что играет в белых наушниках, пока она стучит по клавиатуре. Под верхним светом мигает ее значок дня. Сегодняшний выбор — солонка и перечница с надписью Seasons Greetings (прим. пер. Рождественские поздравления)

Кто может ненавидеть себя настолько, чтобы носить что-то настолько отвратительное?

Мой взгляд скользит по ее телу и останавливается на изгибе ее шеи. Мягкая кожа создана, чтобы соблазнять. Чтобы целовать и помечать, пока ее трахают до беспамятства. Есть много вещей, которые я хотел бы сделать с этой милой шейкой, если бы мне дали шанс.

Вот только это невозможно.

Моя минутная слабость больше не повторится. Она может утверждать, что не сообщит обо мне в отдел кадров, но я не зашел так далеко в жизни, доверяя кому-то, кроме себя. Ее варианты бесконечны, и у нее есть все возможности выжать из меня деньги, как из мокрой тряпки. Одни только СМИ могли бы оплатить ей пенсию в ее небывалом возрасте — двадцать три года. От этой мысли у меня во рту остается терпкий привкус, язык пересох, а горло сжалось.

Я направляюсь к ее столу и шлепаю рисунок на поверхность.

Она подпрыгивает на своем месте, прежде чем снова опуститься на подушку.

— Привет! Ты можешь объявлять о своем присутствии, как нормальный человек?