Вероника молчала. Она пыталась заставить свой организм мобилизовать последние силы. Сейчас ей ни в коем случае нельзя терять рассудок, становиться сонной и слабой. В этом помещении должен оставаться, по меньшей мере, один вменяемый человек, иначе ситуация окончательно выйдет из-под контроля.

— Скажи, когда ты лежала под ним и смотрела на звездочки на потолке, ты представляла меня? Когда тебе недоставало экшена в постели, ты фантазировала, как бы все могло происходить, будь я на его месте? Слышал, женщины часто так делают… Наверняка ты одна из них. Ты стонала под ним, и он радовался этому, как слепой щенок молочку, даже не подозревая, что ты стонешь для меня. Я прав? Да, — сам себе закивал Костя, — прав. Конечно, прав. Что ж, в последние часы твоего недолгого, жалкого и бесславного существования я дам тебе то, чего ты так давно хотела. Ты наконец узнаешь, в чем разница между щенком, коим всегда был мой брат, и настоящим мужчиной. Ты рада, милая? Покажи мне свою радость, и возможно я буду не таким уж грубым. — Он снова поднялся на ноги и показательно расстегнул ширинку. — Ну же, Вероничка… Улыбнись…

Девушка дрожала, но это было от озноба, а не от страха. Она уже не боялась. Страх сжирал много энергии, а сейчас ей нужно было сберечь последние крохи силы, чтобы выстроить свою речь, наполнить ее смыслом, заставить психопата внимать каждому слову. Нет, Вероника не собиралась снова делать вид, что без ума от него. Это уже не сработает. Он не станет слушать. Просто убьет ее или сделает что-нибудь куда более страшное. Она собиралась сказать ему все как есть. И он выслушает ее, потому что поймет: на этот раз она говорит правду.

— Хочешь знать, как все обстоит на самом деле, Костя? — начала она, еще не подозревая, что время, которое она потратит на свою речь, в конечном счете спасет ей жизнь. Слова ее путались, но она говорила предельно искренне. — Я расскажу тебе. Ты мне отвратителен. Во всех смыслах. Я поняла это с самого первого дня, когда мне не посчастливилось с тобой познакомиться. До тебя я даже не подозревала, что способна ненавидеть кого-то настолько сильно. И пускай тебя не обнадеживает слово «ненависть», которому многие приписывают романтический смысл. Нет, я говорю о той ненависти, которая вызывает глубокое отвращение ко всему, что связано с тобой. Ты мне противен. Настолько, что меня тошнит при одном взгляде. Я даже не знаю, что вызывает у меня большее отвращение: ты, как человек, или ты, как мужчина. Хотя назвать тебя мужчиной может разве что такой же безумец. Мужчина не способен обидеть животное и любое другое беззащитное существо. Не ударит девушку и уже тем более не станет ее насиловать. Так что ты не мужчина, а мерзкий, жалкий, отвратительный паразит, существующий лишь для того, чтобы портить жизнь окружающим. Твое место — за решеткой или в лечебнице. Рано или поздно ты там окажешься. Тропа безумия уже ведет тебя в нужном направлении.

— Не боишься пожалеть о сказанном? — В его голосе прозвучала угроза.

— Я жалею только о том, — закашлявшись, произнесла Вероника, — что не сказала все это раньше.

— Не сказала, потому что на самом деле так не думаешь.

— Нет. Мне просто было страшно. А теперь я не боюсь.

— Лживая шлюха! Я больше не верю ни единому твоему слову. Ты всегда врала, тебе ведь это ничего не стоит. Более чем уверен, что когда я наконец тебя трахну, то увижу наслаждение в твоих глазах. А потом ты попросишь еще, но вместо этого я убью тебя, как поганую шавку. А когда ты сдохнешь, я буду стоять улыбаться.

— Лучше сразу задуши меня, — отозвалась Вероника. — Иначе я умру еще до начала первого акта, и тебе придется иметь дело с трупом.

— Что? Задушить? Я же не убийца, в конце концов. Кроме того, задуши я тебя, твое личико быстро станет синим. А мне бы очень не хотелось, чтобы после смерти ты растеряла всю свою красоту. От этого в первую очередь пострадаю я сам. Точнее, моя репутация. Меня же несправедливо обвинят меня в отсутствии вкуса на женщин! О нет, дорогая, для тебя я придумал кое-что получше. Тебе понравится.

В его глазах загорелось что-то вроде воодушевления. Он подошел к стеллажу и взял с полки ту самую небольшую сумку, которую принес вместе с водой, салфетками и расческой. Присев напротив Вероники, расстегнул на сумке молнию. Внутри обнаружились три закупоренных стеклянных флакона с какими-то жидкостями, а также одноразовые шприцы. Поочередно указывая на каждый флакон, психопат принялся объяснять, что к чему:

— Смотри, тварь, я заранее все подготовил. Здесь — раствор тиопентала натрия. Я приготовил его, когда ходил тебе за водой. Это наркоз, который погрузит тебя в сон уже через тридцать секунд после введения в вену. Судя по цвету, раствор все еще действенный, но нам с тобой все равно стоит поторопиться — он очень нестойкий, обычно его готовят непосредственно перед инъекцией. Тут, — он указал на второй флакон, — лидамитол, препарат из группы миорелаксантов, который тебя обездвижит. Зачем он нужен, Костя, спросишь ты. Не бери в голову. Мне просто показалось это забавным — умертвить тебя так же, как это делают на Западе с приговоренными к смерти преступниками. Ты ведь совершила много преступлений, верно? Итак, что же в последнем флаконе? А там у нас самый главный сюрприз — раствор калиевой соли соляной кислоты. Проще говоря, хлорид калия, абсолютно безопасный препарат, если применять его в терапевтических дозах. Но, как ты уже, наверное, успела догадаться, здесь, — Костя радостно потряс перед девушкой флаконом, — далеко не терапевтическая доза, а раствор высокой концентрации вещества. Он вызовет остановку твоего маленького прогнившего сердечка. После подобной инъекции смерть наступает не сразу, обычно ей предшествуют страшные мучения. Но я никакой не садист, и именно поэтому помимо хлорида калия изготовил два предыдущих раствора, чтобы ты не мучилась. Не уверен, что ты до конца понимаешь, о чем я говорю, поэтому поясню: если будешь достаточно послушной, то получишь две первые инъекции и спокойно умрешь во сне. А решишь вести себя плохо — я сразу вколю тебе хлорид калия и начну наблюдать, как ты корчишься у меня в ногах. Согласись, вряд ли бы тебе хотелось такой незавидной смерти.

Дело было худо. Поняв, что терять уже практически нечего, Вероника попросилась в туалет. Еще не хватало, чтобы ее нашли мертвой в луже собственной мочи. Костя воспринял просьбу на удивление спокойно. Просто указал ей на ведро. Взяв одеяло и держа его перед собой словно ширму, девушка отгородилась от его любопытного взгляда. После этого ей стало намного легче. Она по-прежнему чувствовала себя паршиво, но теперь, по крайней мере, у нее перестало тянуть низ живота.

— А теперь раздевайся, — скомандовал Костя, — или я сделаю это сам.

Все ее тело стало ватным, а голова — такой тяжелой, будто бы ее доверху наполнили свинцом. Девушка понимала, что конец близок, но ей так сильно хотелось спать, что она совсем не чувствовала страха.

— Да пошел ты, — безэмоционально бросила она и затем легла на одеяло, свернувшись калачиком.

Не успел Костя как-то на это среагировать, как наверху раздался ужасающий шум: звук разбитого стекла смешался с оглушительным металлическим лязгом, как будто кто-то разом уронил на пол сто чашек, ложек, кастрюль и сковородок, а затем это все, гремя, разлетелось в разные стороны.

— Кажется, у нас гости, Вероничка, — вслушиваясь в грохот, резюмировал Костя. — Придется немного изменить наши планы.

Он взял стул и подставил под дверную ручку таким образом, чтобы с той стороны ее невозможно было опустить вниз и проникнуть в подвал.

— Что… Что там такое?

— Еще один сюрприз от меня. Правда, уже не для тебя, а для паука, который таки приполз тебя спасать. Смотрела фильм «Один дома»? Я сделал нечто подобное: на подходе к лестнице, ведущей в подвал, разлил бутылку подсолнечного масла, рассыпал пластмассовые шарики и расставил повсюду башенки из разной посуды, которой здесь навалом после смерти моих бабки с дедом. А еще я выкрутил все лампочки в коридоре, так что у Виктора просто не осталось шансов на благоприятный исход операции. Надеюсь, при падении он сломал себе шею и сдох в луже масла, как поганое насекомое, коим он и является.