Волны становятся все выше и выше. Веронику качает из сторону в сторону, она тщетно пытается удержаться на поверхности воды, но силы ее покидают. Погрузившись в воду с головой, она очнулась.

Дождь барабанит по крыше. Над головой ревут сирены. Место, на котором лежит Вероника, периодически потряхивает. Вниз-вверх, вправо-влево, вверх-вниз… Пахнет больницей. Рядом кто-то сидит, но не понятно, кто именно. Слышится чей-то звонкий хохот. Это кажется странным, но Вероника едва различает, где сон, а где явь, так что уже ничему не удивляется. Карета скорой помощи мчится вперед по скользкому шоссе. Они едут в больницу. Значит, все в порядке. Девушка снова закрыла глаза.

К утру Веронике стало намного лучше. Не без помощи Олега Александровича, из общей палаты ее перевели в отдельную. Она не стала противиться этой инициативе, ведь в отдельной палате можно было спокойно обо всем подумать. Ей диагностировали легкое сотрясение мозга и правостороннюю пневмонию. Но, если бы не болезненные уколы, ее самочувствие вполне можно бы было назвать нормальным. Несколько раз к ней приходили сотрудники милиции, и Вероника в присутствии тетки давала показания.

Ритка и Витя сразу же развили бурную деятельность, чтобы Селоустьева наказали по всей строгости. Первые три дня они носились между домом, больницей и различными инстанциями, но Вероника не знала, чем именно они заняты. Они навещали ее по несколько раз на дню, но ничего толком не рассказывали. В курс дела ее начали посвящать только на четвертый день пребывания в больнице.

Первыми пришли Витя и Роэль. Они принесли фрукты, печенье, сок, те чудесные голландские вафельки в яркой обертке и плеер, чтобы Вероника могла послушать любимую музыку. Она была рада, что успела более-менее привести себя в порядок перед знакомством с Роэлем. Но, как ей подумалась позднее: даже предстань она перед ним с грязными нечесаными волосами, он все равно был бы рад с ней познакомиться.

Роэль оказался совершеннейшим душкой. Улыбка не спадала с его красивого лица, а глаза светились добротой и сочувствием. Они разговаривали на английском и, несмотря, на некоторые сложности в этом деле, прекрасно друг друга понимали. Напоследок он пригласил ее в Утрехт и сказал, что она может взять с собой «своего парня». Никакого парня у Вероники не было и в помине, о чем она не преминула сообщить, но Роэль лишь загадочно улыбнулся в ответ. Затем он уехал в отель, и девушка осталась наедине с Витей.

— О каком парне он говорил? Или я что-то не так поняла?

— Нет, все так. Думаю, он имел в виду Ханина.

Девушка прищурилась:

— Насколько мне известно, когда приехала скорая, со мной поехали Ира и Зина. А вы с Тимуром и Роэлем дождались, пока милиция увезет твоего брата, а после вернулись в город на том же внедорожнике, на котором приехали. Так с чего бы Роэлю называть Ханина моим парнем, если он даже не видел нас с ним вместе?

— С того, что я ему так сказал. Чтобы понять мои мотивы, тебе нужно было видеть, как вел себя Ханин, узнав, что ты в опасности. Его отношение к тебе прямо-таки бросалось в глаза. Он тебя любит. Это абсолютно точно. После того, как я ему позвонил, он собрался за пару минут и выбежал из дома. Надел футболку наизнанку и даже не заметил. Лично для меня это очень показательно. А видела бы ты, как он выбивал дверь! Мы с Чумаковой в этом деле были почти бесполезны. Я был весь в масле и хромал на обе ноги после падения. Чертов Костик… — Витя покачал головой. — Как я уже говорил, я сильно потянул лодыжку, а еще у меня как-то странно вывернулось бедро, и я еле передвигался. Но даже находись я в полном здравии, вряд ли моих сил бы хватило, чтобы выбить дверь. Думаю, в обычном состоянии Ханин тоже бы не смог ничего сделать, но он знал, что ты там, в подвале, и бил по этому замку с такой силой, что дрожали стены. Наверняка шум, который из-за этого поднялся, сильно нервировал Костика. Он понимал, что ему грозит, и никак не мог сосредоточиться на тебе. Так что, если бы не Ханин, мой братец вполне бы успел вколоть тебе ту дрянь. Я бы никогда этого себе не простил. Вообще с самого начала во всем виноват только я один. Я заигрался. И теперь пытаюсь все это исправить.

— Ты не можешь быть виноват в том, что твой двоюродный брат — законченный псих, — возразила Вероника. Она решила никак не комментировать услышанное о Тимуре. Это следовало хорошенько обдумать, оставшись в пустой палате наедине с плеером. — А вот я, зная об этом, могла бы еще в начале учебного года пожаловаться на него учителям, директрисе или Ритке. Но мне было стыдно, и я молчала. В результате случилось то, что случилось. — Она развела руками. — Ты ни в чем не виноват. И даже не смей спорить. А теперь расскажи мне, где вы с моей теткой пропадаете целыми днями?

— Я бы хотел рассказать об этом вместе с ней.

— Она не спала нормально трое суток, и ты об этом знаешь. Я сказала ей, что мне становится дурно, когда я вижу ее синяки под глазами и чувствую, что от нее за километр несет кофе и энергетиком. Я, конечно же, соврала — у меня ничего не болит — но зато после моих слов Ритка согласилась нормально поспать. Сегодня она приедет не раньше трех часов дня. Так что, будь добр, говори уже.

— Окей, тогда начну по порядку: родители Костика вернулись первым же рейсом. Они были где-то на отдыхе в горах, куда мой дядя впервые за пятнадцать лет отвез жену, узнав, что та собирается подавать на развод. Она обожает горы, но он никогда ее туда не возил. Там долгая история, — Витя махнул рукой, — уж не знаю, чего он хотел добиться этой поездкой… Может, собирался ее переубедить, отговорить от развода или наоборот как-то запугать, я не в курсе. Все равно у него ничего не вышло, и она по-прежнему собирается с ним разводиться. Что не удивительно, ведь, узнав о случившемся, дядя сразу же спустил на нее всех собак. Принялся обвинять ее во всем случившемся, обзывать разными словами и все такое. Но сейчас не об этом. В общем, они прилетели, дядя нанял адвоката, и тот начал собирать положительные характеристики на Костика. В разговоре с моей матерью дядя дал понять, что не верит ни в какое похищение и уж тем более, что его сын собирался тебя изнасиловать. Мол, Костику это ни к чему, ведь девушки всегда сами прыгали к нему в постель. Кроме того, дядя убежден, что ты — та самая девушка, у которой его сынулька пропадал все последнее время, и что на дачу ты поехала по собственной воле. Потом, дескать, у вас там начался какой-то конфликт, ты вызвала нас, мы вломились в дом… В общем, Костика просто вывели из себя. Причем, доподлинно не известно, кто бил тебя головой об пол, но налицо факт того, что самому Костику сильно досталось. Об этом, мол, говорит его тело, покрытое порезами, ссадинами и синяками. Дядя орал, что его сына пытались убить. Не стоило Ханину бить его ногами… Я так и знал, что это может плохо сказаться на общей картине…

— Синяки, может, и появились по вине Ханина, но порезы этому гаду оставил мой кот, которого он, между прочим, выкинул с балкона! — возмутилась Вероника. — А ссадины — как раз из-за того, что он в грозу взбирался по решетке, установленной на балконе наших соседей с первого этажа! Я смотрю, отца Селоустьева ничуть не смутило, что его чадо вламывается в чужие квартиры и похищает из них людей.

— Проблема в том, что Костика никто не видел. Ни в момент проникновения в твое жилище, ни после, когда он выносил тебя из подъезда, завернутую в одеяло. Камер ни перед подъездом, ни в самом подъезде, ни во дворе не установлено. Сам он уверяет, что ты поехала с ним добровольно, а на вопросы о записке пожимает плечами. Но если факт проникновения в квартиру доказать невозможно, то факт похищения налицо. Об этом твердят пять свидетелей, плюс, имеются твои показания. И в то время, как адвокат Костика собирает на него положительные характеристики, два других адвоката, которых наняли мы с Ритой, работают сразу в нескольких направлениях. Во-первых, теперь официально задокументировано, что у тебя сотрясение средней тяжести.