— Значит, калека до конца жизни, — сказал я вслух, глядя в потолок.

Плечи едва зажили. Они не смогут принять плоть. Срастить кость.

Я не решился размотать бинты. Но что-то подсказывало, что огрызки моих рук выглядели уродливо. Давно уже не кровоточили. Лишь ныли, напоминая о себе почти всегда.

Осин заботился обо мне. Приносил кровь во флаконах, помогал кормиться. Я не гордился собой, я даже не совсем доверял оборотню. Но было приятно, что обо мне есть кому позаботиться.

— Осин, — позвал я, вырывая парня из задумчивости. — Когда ты приведешь Наставницу?

— В город должен прибыть Беловолосый. После этого она придет к тебе, и вы обсудите дальнейшее.

— Беловолосый?.. — я нахмурился, приподнимаясь на кровати. Отголоски воспоминаний стучались в голову. — Пожиратель голосов… Киор?

— Ты знаешь его имя. Значит, тебе не нужно объяснять, для чего он прибудет, — Осин невозмутимо продолжил грызть оструганную веточку. Собачья привычка, которая странно смотрелась у статного вампира.

Я не был уверен, что знаю. Киор был известной личностью, как я помнил со слов Алисы. Но я не имел ни малейшего представления, чем он занимался. Тем более, в Файльге. Было странно допускать мысль о том, что он высокопоставленная личность, ведь он лично явился однажды и Яну с Алисой, и в этот город прибудет. Но в то же время… о нем слишком тихо говорили.

— Не беспокойся, Вангр, — мягко попросил Осин. — Тебе не причинят зла. Киор собирается разобраться с этим городом. Инквизиция здесь оставила много грязи, ее нужно подчистить. Город важен для нас, именно поэтому рампивы находятся прямо здесь, прямо сейчас. Мы не можем допустить разрушения нитей Файльга.

— Я понимаю вас, — пробормотал я.

Осин чутко читал беспокойство, поселившееся во мне с тех пор, как я утратил руки. Я чувствовал себя отвратно. Может, это и к лучшему, что с момента пробуждения я видел лишь оборотня. Он единственный, кого я могу не бояться. Лишь потому, что он точно не станет сам принимать решение о моей судьбе.

Человек, привыкший решать проблемы руками, лишился единственного инструмента. Что я должен чувствовать? Точно не страх. Но именно он во мне сильнее всего.

— Вангр, скажи. У тебя достаточно нищее прошлое, и все же, ты уверенно признаешь в себе магию, и иногда, хоть говоришь грубовато, ты произносишь умные слова. Я замечаю в тебе много черни. Но под ней скрываются благородные корни. Что ими является? Мудрый наставник, щедрый опыт или же?..

— Происхождение, — буркнул я. — Мои родители были…

Осекся. Могу ли я это говорить? Могу ли я вообще говорить что-либо? Имею ли право рассказывать о себе так, будто изливаю душу другу или спутнику?

— Продолжай, Вангр. Мне знакомо чувство близкой смерти, но смею уверять: она тебе не грозит. И даже если бы грозила, не лучше рассказать хоть что-то перед тем, как умрешь?

— Совсем не утешает, Осин, — вздохнул я. — Мой отец был магом, мать — ученой. Алхимичкой. Они учили меня, пока… их не убили.

— После этого все пошло псу под хвост? — уточнил оборотень.

— Да. Я вляпался в пару историй, и позже… стал тем, кто я есть.

— Не беспокойся. Мы вернем тебе ученость, ты получишь новые знания и сможешь справиться с инвалидностью. Я помогу тебе. В конце концов, ты единственный вампир, который подошел меня погладить, не догадываясь о моей природе. Тощие псы раздражают, особенно высших.

— Кто ты такой, Осин? — спросил я, подняв взгляд. — В чем твоя задача? Хочешь втереться в доверие? Мне нечего рассказывать, я ничего не знаю и мало что умею.

— Я — друг рыжеволосого вампира, который содержит в себе больше, чем осознает. Внутри тебя огромный потенциал, если заняться им сейчас, в будущем ты сможешь обучить многих способных существ. Твоя жизнь ценна, потому что ты можешь влиять на судьбы и менять их.

— Так кто ты? Почему говоришь столько? Откуда ты берешь такую уверенность?

— Вангр, рампивы — не маленькие дети. Даже если живу я недолго, я многое осознаю. Не бойся ни меня, ни других Хозяев. В отличие от людей, вампиров и прочих мелочных существ, мы видим выгоду лишь в учении. И если ты до сих пор жив, ты сможешь научиться чему-то у нас. И потом передать знания, что мы дадим. В этом высшая цель. Для меня… — Осин поднялся, потягиваясь. — И для других Рампивов. Ведь что лучше — хранить деньги лишь в своем кошельке или же передать их другому, зная, что он сможет приумножить, превратив несколько монет в богатство? Улучшив мир, мы улучшим себя и потомков.

— Ты действительно вдохновлен, — усмехнулся я. — Не думал, что вы настолько увлечены идеей учения. Даже не верится.

— Если ум тебе не чужд, Вангр, ты понимаешь, о чем я говорю. Здесь нет места лжи. Ведь сказанное мною является лишь сущностью мира. Его частью. Естественной и привычной каждому. Кузнец покупает молоток, чтобы ковать и расширять кузню. Учит подмастерья науке, не только чтобы получить больше золота и развить свое дело, но и чтобы вырастить мастера, который может приумножить наследие кузнеца. Когда-то магия была скудной. Поколения ее лишь усиливали. Думаю, твой отец тоже стремился к этому.

— Мой отец ненавидел магию. И жил в одиночестве.

— Возможно, у него были на то причины более веские, нежели желание развить магическое ремесло руками учеников.

Я выдохнул, отворачиваясь и утыкая взгляд в стену.

— Не знаю. Никто уже не узнает.

— Может, ты сможешь вспомнить. Магия многое откроет, — Осин вновь сел и взялся за веточку, вертя ее в пальцах и покусывая.

— Ты ведь рампив. Сам умеешь колдовать?

— У меня волшба. Колдовство у тебя и у Наставницы. Именно поэтому она займется тобой, а не я. Моя магия иного рода.

— Что ты можешь делать, например? — поинтересовался я.

Осин некоторое время смотрел на меня, а затем, пожав плечами, как бы невзначай отнял веточку от губ, уложив ее на ладонь. Прикрыл глаза и, спустя несколько секунд, на оструганной ветке начала появляться кора, от нее пошла еще одна веточка, на которой появились листья и почки.

— Эта ветка, что я грызу, потомок той ветки, что я срезал когда-то давно. Я люблю грызть свежее дерево, и было бы несправедливо раз за разом срезать все новые ветви. Поэтому я выращиваю для себя одну и ту же раз за разом. Это то, чего я желал бы во всем. Не пожинать, а приумножать, — Осин показал мне веточку поближе.

— Значит, ты можешь… восстанавливать?

— Именно этой волшбой я вылечил твои раны. Хоть было трудно. Я не могу вернуть тебе руки, не могу восстановить ткани так, чтобы они могли принять чью-либо конечность. Но я смог избавить тебя от смерти. Та девушка пустила в тебя слишком много яда. Ты бы не выдержал, — взгляд оборотня вновь стал грустным. — Мне жаль, что так вышло.

— Ты слишком часто это говоришь в последние дни, — я покачал головой. — Не стоит. Я получил то, что заслуживал. Мать этой девушки была в похожем положении. Хоть мое гораздо хуже, но я знаю, как живут калеки. Думаю, справлюсь.

— Я помогу, можешь не тосковать, — Осин закрыл глаза, откидываясь на спинку стула. — Рано или поздно каждый получает заслуженное. И не всегда это только плохое.

— Ты прав, — признал я, откидываясь на мягкую подушку. — Хочу спать.

— Доброго отдыха, Вангр, — попрощался парень, невозмутимо продолжая грызть веточку, не открывая глаз и не двигаясь.

***

— Вангр, ты знаешь письменность Файльга?

— Плохо, — пробормотал я.

— Тебе легче говорить на языке Холиврита? — озадаченно спросил Осин, которого до того будто не смущало то, что я ни разу не перешел на файльговский.

— Этот язык ближе всего к моему родному. А ваш… в нем нет красочности. Он слишком сухой и сжатый. И это даже не сказать на языке Файльга, потому что у вас нет слов «сухой» и «сжатый».

— Ты можешь сказать: «Язык… засуха, крошка». Наш язык достаточно простой, и потому изъясняться на нем легче. И поймут тебя охотно.

— Все же, мне не очень удобно.

— Попробуй сказать это на языке Файльга, — улыбнулся Осин.