Место, где нас с Адель поселили, было будто отдельно от домов рампивов. Мне было несложно догадаться, почему именно так, но все равно чувствовал, что от нас скорее хотят избавиться.

Как я понял из слов колдуньи с черными волосами, я тоже вхожу в их братство «древних», только почему-то это не прибавило уважения ко мне — ни от других, ни от меня самого. Просто теперь можно назваться иначе. «Я — Владыка, и я умею творить целое одно заклятье, полностью бесполезное против кого-то достаточно умного. Трепещите!»

Что-то такое… Впрочем, магия довольно сложная вещь. Так что нет смысла сопли пускать.

Мне было, откровенно говоря, скучно. С одной стороны, было приятно, что я нашел безопасный уголок для Адель и ее внутриутробного малыша. С другой стороны, хотелось заняться хоть чем-то, что в нынешних условиях не представлялось возможным.

Так что я шатался, слонялся, позволял Хатшь опустошать ману так часто, как то было нужно.

Пес перестал за мной ходить хвостом. Довольно часто он просто спал в лачуге. Адель понемногу приводила ее в порядок, но достаточно неторопливо для того, чтобы пауки не успевали переплетать свои сети, снова и снова стараясь поймать наши лица.

Жизнь потекла достаточно скучным ручейком грязноватой воды. Ни напиться, ни разглядеть хоть что-то.

***

Стоило мне сомкнуть глаза — амулет становился горячее. Неприятно жег ногу через карман, не оставляя при этом ни единого следа. И вместе с этим я видел сны.

Передо мной были ряды виселиц. Одинокие петли, вокруг — песок. Шелестел ветер, и веревки качались из стороны в сторону. Я шел по дороге, окруженный безлюдным пространством. Не было страшно, но чувствовал себя как-то не так. Точно знал, зачем иду. Но не знал, хочу ли.

Путь был долгим. И лишь когда я решил, что это никогда не кончится, я дошел до цели. Ноги ныли, едва дышал. Но вот он — долгожданный конец пути. Передо мной, в конце дороги, вытоптанной до меня кем-то еще, был еще один помост. Я поднялся на него. Взошел, стараясь не сутулиться. Коснулся петли. Вдел в нее голову. Затянул потуже. И, подняв взгляд, увидел.

За то время, что я шел, виселицы нашли своих жертв. И перед тем, как резкая боль обрубила мое сознание, я встретил взгляды повешенных.

***

— Твою… — я распахнул глаза, невольно щупая шею, — …мать.

Приподнявшись на кровати… вернее, на куче соломы, которая была застелена одеждой, я выдохнул. Воздух прошел спокойно. И это немного утешило.

— Что за херь мне снится?.. — пробормотал я. — Разве вампиры видят сны?

Знал, что не видят. Знал, что я — вижу. Потому что ношу с собой этот странный амулет, доставшийся от демона. Того самого. Ян его звал Джорданом. Весь мир — Спящим. Спящим и Плачущим.

Я потер глаза и уставился в полумрак. И оттуда на меня посмотрели.

Сердце сжимает холодом.

Ребенок. Его лицо… Приближается. Мрак выпускает чудище. Искривленное тело. Торчащие кости. Мне трудно дышать. Немигающие глаза… все ближе ко мне. И я чувствую дыхание на своем лице. Оно усмехается. Скалится. Тупые зубы касаются моего носа. Вонь. Невыносимый смрад. Я не в силах. Не могу. Руки не слушаются.

— Ебливая ты дрянь! — рявкнули со стороны.

Секунда — и наваждение спадает. Я чувствую, как холодная кровь вновь течет во мне, а дыхание дается уже не с таким трудом. Невольно отползаю. Пытаясь понять, что произошло только что. Вижу перед собой руку Адель и невольно отбиваю ее.

— Успокойся, Вангр… — вампиресса опускается рядом со мной. — Это просто домовой был. Впервые видишь?

— Домо… кто, блядь?

— Ох, глупенький, — Адель приобняла меня с тенью издевки, но я не стал отстраняться.

Только сейчас, когда сердце перестало сжимать, я вспомнил мелькнувший удар, отбросивший от меня тварь. Видимо… этого ублюдка пнула Адель?..

— Домовые. Маленькие и не очень опасные существа. Не слышал, да? Когда рождается ребенок и умирает, часто становится домовым, охраняя жилище родителей от грызунов, незваных гостей и неприятностей. Так было, когда в мире было много магии. Сейчас она вернулась, так что…

— Никогда, мать вашу, я не видел этих уродцев раньше, — пробормотал я, нервно проводя ладонью по лицу. — Значит, эти суки и мышей грызут, и жильцов?

— Кто знает?.. — усмехнулась Адель, усаживаясь рядом со мной на «кровать». — В любом случае, нужно быть осторожнее. Их взгляд очень завораживает. Не смотри в глаза, и все будет в порядке. Они не нападают на тех, кто не поддался гипнозу.

Я со стоном откинулся на сено.

— Ебать, вы серьезно? Сначала стрела в заднице, потом гребаный, мать вашу, циклоп, а теперь сраные домовые? Можно я хотя бы раз окажусь там, где нет дряни?

— Забыл? Стрелу в задницу ты поймал не из-за чудища.

— Вообще-то я поймал ее из-за тебя, — буркнул я.

Адель некоторое время смотрела на меня достаточно серьезно. Лишь потом, усмехнувшись, зарычала: «Я тебе сейчас покажу чудище, засранец!» После этого… после этого было что-то привычное, но все же, достаточно утешающее мое тело и разум.

Хотя бог свидетель — трахаться при домовых не самое приятное занятие.

***

Пес смотрел на меня с недоумением.

— Чего хочешь, дружок? У меня нет для тебя еды, — я развел руками, и собака заскулила. — Поди, найди себе чего-то. Это не сложно.

Недовольно махнув хвостом, пес вышагал из лачуги, до последнего заглушая голодное урчание в животе звуками собственной гордости.

Я усмехнулся и отсалютовал ему вслед.

— Когда ты дашь ему имя? — Адель недовольно ткнула меня кулачком в плечо.

Повернувшись, озадаченно пожал плечами.

— Когда-нибудь он сам себе его даст. Когда начнет заниматься чем-то кроме отлеживания боков и постоянного нытья.

— Так назови его «Нытиком». Или «Лежебокой».

— «Ко мне, мой верный Нытик, лови этого вора!» — сымпровизировал я и поморщился. — Не звучит.

— У тебя раньше были собаки?

— Я бродяга — не аристократочка в пышном платье на диванчике. У бродяг нет псов.

— Сейчас же есть…

— Он сам увязался. Не думаю, что он мой. Собака — это ответственность. Я не собираюсь ее брать.

— Ты просто ворчун. Признай, что ты не хочешь его прогонять.

— Обычно прогоняют меня. Так что да, заниматься таким же не собираюсь.

Адель вздохнула. Положив ей руку на худое плечо, я спросил:

— Ты сама-то не хочешь есть?

— А? — вампиресса подняла взгляд, посмотрев на меня со странным выражением. — Не знаю… кажется, нет.

— Ты давно не пила кровь.

— Вроде бы… не помню, признаться. Да и нечего тут пить. Не начну же я кусать тебя. Как-то мерзко.

— Как знаешь.

Я закурил. Последняя щепотка табака. Самая, мать его, последняя. Можно было выйти в город и порыскать по домам, но было немного лень.

Глаз болел уже второй день, но я все не решался обратиться к Адель. Не хотелось ее тревожить, особенно с учетом того, что она сама голодает.

Тем более, что боль я чувствовал только когда прислушивался к ощущениям. Тогда… было так, словно у меня в глазнице небольшой пожар. И вот-вот все содержимое просто вывалится наружу.

Джордан говорил, что это глаз грифона, ему нужна кровь, похожая на мою, чтобы существовать полноценно. Не знаю точно, как это работает, но понимал, что если не выпью ничего в ближайшее время — видеть стану меньше. Вполовину.

— Что-то мне плохо, — вздохнула Адель, падая обратно на «кровать».

— А? — я глянул на нее, но ничего особенного не заметил. — Болит что-то?

— Нет… просто ничего не чувствую.

Ответ вызвал растерянность. «Ничего не чувствую? В каком смысле?» — хотел спросить, но воздержался. Только прилег рядом, внимательнее вглядевшись в ее лицо.

— Значит, ничего?

— Ничего.

Черты лица, сохранившиеся от Алисы; и те, что были присущи самой Адель. Розовые глаза, мягкий и глубокий цвет. Я вглядывался, пытаясь понять, что может быть не так.

— Кстати, Адель. Что с теми душами? Айви. Валькирия. Помнишь? Ян просил их сохранить.