– Даже если это значит, что остаток жизни вам придется провести в заточении? – спросил Драшер. – Или что вас сожгут как еретиков? Они ведь еще практикуют сожжения?

– Даже если так, – сказал Нейл.

– Ну, с последней частью я в целом согласна, – произнесла Макс. – Вызовите ордо. Магистратум. Территориальную гвардию. Всех, кого только можно. Но что касается остальной части этой пафосной беседы… не знаю, отчего я все еще не разочаровалась в людях окончательно…

– И я, – признался Нейл. – Нас вряд ли назовешь мощным отрядом.

Они располагали крупнокалиберным «Тронсвассе» Нейла, компактным «Регитом» Драшера, который Макс подобрала и перезарядила, и трофейным лазпистолетом, доставшимся от Стрикал.

– Ну что, пойдем? – Нейл развернулся и возобновил подъем. Настала очередь Драшера тащить Вориета, и Макс ушла вперед по ступеням, двигаясь сразу за наемником.

– Спасибо, – шепнул Вориет Драшеру.

При каждом шаге дознаватель морщился и вздыхал:

– За что?

– За то, что не все рассказали Нейлу. Обо мне. О том, что Эйзенхорн про меня сказал.

– Это не мое дело, – сказал магос.

– Там, внизу, вы довольно убедительно демонстрировали нечто совершенно противоположное, – заметил Вориет.

– Да, но что было, то прошло. И теперь у нас более чем достаточно насущных проблем.

Они продолжали ковылять вверх. Драшер придерживал дознавателя за талию.

– Но вы все равно должны им все рассказать, – продолжил магос.

– Кому?

– Ордо. Своим командирам. Если вам удастся отсюда выбраться, то расскажите им то, что знаете. Что видели. Во что верите.

Вориет кивнул.

– Нехорошо, – сказала ушедшая вперед Макс, глядя на механизмы машины над головой.

Пока еще далеко, на верхних уровнях башни, разгорался странный зеленый свет. Он постепенно расползался и становился все ярче.

Откуда-то подул ветер. Фоновый гул усилился.

Внезапно, хотя и плавно, все колеса, шестерни и маховики пришли в движение. Ткач начал вертеться все быстрее, жужжа и поскрипывая. Медленно вращающиеся механизмы неожиданно пробудились к активной жизни.

– И правда, – крикнул Нейл, перекрывая рев разогнавшихся шестерен, – совсем нехорошо!

Эйзенхорн скрылся в тенях и замер. Из-за усилившегося гула Ткача ему стало тяжело концентрироваться на происходящем.

Еще тяжелее, чем раньше. Даже когда машина просто гудела фоном, он чувствовал себя измотанным и опустошенным Чтобы взобраться на верхние уровни башни, инквизитору потребовалось куда больше времени, чем он рассчитывал. Эйзенхорн в очередной раз убедился, насколько старым и ненадежным стало его тело. Оно держалось только благодаря аугметике и металлическому экзоскелету. Подъем, даже медленный, иссушал его силы и вызывал одышку.

А теперь и его разум, та часть, которой он всегда мог доверять, казалось, стал таким же бесполезным, как и тело. Его будто душили, опрокидывали во тьму, сквозь которую не мог пробиться псионический дар. За глазными яблоками пульсировала резкая боль.

Ткач, пришедший в состояние активности, громко шумел. Настолько громко, что напоминал самое сердце завода Механикус. Сарк или Гоблека – или оба вместе – что-то затеяли. И наиболее очевидным казалось, что замысел направлен против него.

Эйзенхорн задумывался о банальном саботаже. У него с собой было два автопистолета – тяжелый «Гекутер» сорок пятого калибра, заряженный стандартными боеприпасами, и более компактный «Сципион» с обоймой специальных пуль, висевший в нагрудной кобуре.

Нескольких попаданий таких снарядов хватило бы, чтобы повредить или даже уничтожить Ткача. Эти устройства были печально знамениты своей нестабильностью. К тому же у него по-прежнему оставались кое-какие псионические способности и небольшой, но мощный словарный запас Энунции.

Но даже если ему удастся сломать или уничтожить Ткача, что тогда? Все они заперты в сумеречной зоне и тоже погибнут. Канет в Лету бесценная база Когнитэ на Гершоме, и вместе с ней – все, что он узнал от Джафф о Короле-в-желтом, Санкуре и субсекторе Ангелус.

Одна из ключевых угроз будет устранена, но ее корень останется.

В очередной раз он собрался с силами и попытался дотянуться разумом до Медеи Бетанкор в Каранинах. Бесполезно. То ли складка в ткани реальности не пропускала псионические сообщения, то ли его способности практически иссякли. Эйзенхорн подозревал, что истинно второе предположение.

Какие еще есть варианты? Можно продолжать идти вперед и сразиться с Гоблекой и Сарком. Или уйти. Энунция позволила ему развернуть реальность и переместиться в Кештре вместе со свитой. И, наверное, она же поможет ему отсюда выйти?

Но Ткач продолжит работу, а Сарк и Гоблека останутся в живых. И нет никакой гарантии, что если он уйдет, то сможет когда-либо вернуться.

Инквизитор полагал, что до площадки с клеткой уже недалеко. Оттуда струился яркий янтарно-золотистый свет, из-за которого все механизмы вверху казались лишь смутными силуэтами, а тени внизу становились резче и темнее.

Нужно идти вперед. Если получится. Поле эфирного диссонанса, создаваемое Ткачом, значительно усилилось после того, как машина заработала на полную мощность. Фоновый гул, вызывающий дурноту, сменился ревом шестерен, буквально вгрызающимся в псионически чувствительный разум. В памяти всплыли слова Медеи при их последней встрече. Она оказалась права. Надо было взять с собой Черубаэля, несмотря на все проблемы с контролем, которые это повлекло бы за собой. Ему требовалась тяжелая кавалерия в лице чудовищного демонхоста. А теперь он один. И очень слаб.

Эйзенхорн поднялся и захромал к следующей металлической лестнице.

В платформу рядом с ним ударила очередь. Яркие лазерные лучи пробили настил насквозь.

Инквизитор тут же залег. Укрыться на площадке было почти негде. По форме отверстий, оставленных лучами, он попытался рассчитать угол, откуда прилетели выстрелы, но его способности к психометрическому считыванию и предсказанию исчезли. Проклятый Ткач выхолостил разум Эйзенхорна.

Еще одна очередь. Один из выстрелов перебил металлический поручень над головой. На этот раз инквизитор успел заметить росчерки света, несущиеся в его сторону. Теперь он имел примерное представление о месте, где засел стрелок. Он поднялся на одно колено и выпустил насколько пуль из «Гекутера». На пол посыпались гильзы. Эйзенхорн увидел, как снаряды выбили искры из металлоконструкций верхнего уровня.

Стрелок метнулся в укрытие, перебежав по тонкому мостику. Татуированный. Давинч. Оба лазпистолета он сжимал в руках.

Инквизитор снова выстрелил. Наполовину спрятавшись за очередным громадным маховиком, Давинч ответил залпом. Лазерные лучи прошли мимо Эйзенхорна, в этот раз ударив в платформу чуть слева от него. Этот Когнитэ оказался скверным стрелком. Три попытки убить инквизитора – и три промаха.

Эйзенхорн начал отползать назад, пока наконец не оказался под относительной защитой вращающейся шестерни. Там он аккуратно прицелился чуть повыше маховика – туда, куда мог бы высунуться Давинч.

Инквизитор сконцентрировался.

Боль была такая, словно ему забили раскаленный гвоздь в переносицу. Эйзенхорн попробовал еще раз. Обычно подобного ментального тычка, особенно если известно имя человека, хватает, чтобы заставить его подскочить. Удар проникает в подсознание, цель не способна сопротивляться. В оптимальных условиях можно пробиться в мысли несчастного и заставить его спрыгнуть в пропасть или застрелиться. Перед этим на лице жертвы застывает гримаса ужаса оттого, что тело больше не слушается хозяина.

Но текущие условия были очень далеки от оптимальных. Диссонирующее поле Ткача не только глушило его способности, но и отражало то немногое, что он еще мог из себя вытащить. Эйзенхорн снова начал двигаться, стараясь не высовываться из укрытия и обойти платформу по периметру. В тот же миг его обстреляли. В этот раз – твердотельными снарядами из штурмовой винтовки, судя по скорости стрельбы. Металлические пули прозвенели по платформе и выбили искры из латунного механизма за спиной инквизитора.