Саметер – довольно мрачная планета, и его угрюмая атмосфера как нельзя лучше соответствовала нашему настроению. Специализировавшийся на агрохимии бесприютный мирок в самом сердце субсектора Геликан так же, как и мы, знавал куда лучшие дни.

Все мы были измождены и подавлены. Нас окутывало столь плотное облако скорби, что никто не мог даже выразить ее словами. Это длилось вот уже шесть месяцев после событий на Маджескусе. Одна лишь примитивная жажда мести скрепляла наш союз и гнала нас дальше.

До Саметера нам пришлось добираться на частном транспорте. «Потаенный свет» остался стоять на ремонте в полу секторе от нас, хотя Циния Прист – хозяйка корабля – и обещала присоединиться к нам, как только работы будут завершены. Но я точно знал, что она проклинает тот день, когда согласилась помочь мне в этой миссии. В последний раз, когда мы с ней говорили, Циния с печалью в голосе посулила: еще один такой инцидент, как на Маджескусе, – и она разорвет наш договор, вернувшись к привычной каперской жизни на Великом Пределе.

Она во всем винила меня. Как, впрочем, и все остальные. И, черт побери, это было вполне справедливо, Я недооценил Молоха. Позволил ему улизнуть. Моя слепая самоуверенность привела к трагедии. О Трон, каким же тупицей я был! Молох не из тех врагов, на кого можно смотреть сверху вниз. Он – воспитанник Когнитэ, да еще к тому же один из лучших и умнейших еретиков, вышедших из стен адского училища, где главнейшим критерием отбора всегда была гениальность.

Наш челнок спускался, рассекая гнойное небо над Урбитаном, виляя в порывах бокового ветра и кругами спускаясь к частному космодрому на севере города. Как всегда неожиданно, включились маневровые двигатели, и моих спутников вжало в сиденья. Даже я, будучи подвешенным в суспензорном поле, ощутил давление гравитации. Дата-кабель моего кресла был подключен к системам челнока, и я мог видеть все, что стальной кожух обшивки скрывал от глаз моих товарищей: массивные шпили, сточные каналы шириной в километр, слепящие огни, завесу смога. Башни города-улья вздымались подобно гигантским надгробным камням, где эпитафии были написаны непонятным языком светящихся окон.

Заводские трубы вздыхали, выпуская тучи черного дыма. По нижним летным трассам скользили многочисленные флаеры и орнитоптеры, похожие на крошечных насекомых, роящихся в воздухе летними вечерами. Чуть поодаль я видел золотые, будто царская корона, шпили базилики Экклезиархии. За ними высились стеклянные здания, вмещавшие в себя офисы Северной Коммерциалии; они были столь огромны, что под их сводами формировались собственные микроклиматические облака. Чуть в стороне раскинулись Внутреннее Консульство, окруженное кольцами транспортных систем, и стальные павильоны Сельскохозяйственной Гильдии.

Приземлились мы уже на закате. Небо озаряли огромные сверкающие «бублики» горящего газа, вырывавшиеся из труб заводов по производству прометия. Они казались миниатюрными рукотворными солнцами на фоне темнеющих коричневых туч.

На верхних ярусах переплетавшихся строений внутреннего города находилась частная посадочная площадка – покачивавшаяся и поскрипывавшая на ветру стальная платформа, арендованная местным ордо, чтобы иметь постоянный доступ к этим районам. Хотя мы находились под открытым небом, выхлопные газы нашего старенького, потрепанного жизнью челнока все равно наполнили площадку, огражденную страховочными перилами, своей удушливой атмосферой. Наш спускаемый аппарат – примитивный орбитальный грузовичок – верой и правдой трудился вот уже три сотни лет. Опустившись на свои пневматические выдвижные опоры, он напоминал бесхвостую ящерицу. Когда-то, очень и очень давно, он был выкрашен в красный цвет, но следов краски почти не осталось. Из всех сочленений приземлившегося челнока валили клубы белого пара, и под днищем кораблика подозрительно быстро образовывалась лужа смазки и охладительной жидкости, вытекавшей из трещин в обшивке.

Не задавая лишних вопросов, Кара Свол схватилась за ручки моего кресла и выкатила меня наружу, сбежав по опущенным сходням. Конечно, я и сам справился бы с этой задачей, но чувствовал, что она, как и все остальные члены моей команды, нуждалась хоть в какой-нибудь работе, лишь бы только отвлечься от мучительных мыслей. Следом за нами из корабля выбрался Гарлон Нейл. Он тут же подошел к самому краю платформы, чтобы заглянуть в туманные глубины простиравшегося внизу улья. Карл Тониус ненадолго задержался на выходе, чтобы рассчитаться за полет и договориться о сроках обратного отправления. Гарлон и Кара перед посадкой переоделись в бронежилеты и тяжелые прочные куртки, но Карл, как всегда, нарядился роскошно, в соответствии с веяниями моды: ботинки на танкетке и с загнутыми носами, панталоны из черного вельвета, сшитая на заказ приталенная куртка цвета серой дамасской стали, с высоким воротником, подвязанным серебряным шнурком и заколотым золотой пряжкой. Двадцатичетырехлетний блондин с удивительно гладкой кожей, он, несмотря на щегольские замашки, отличался сильным характером и безукоризненным поведением.

Когда мне впервые показали его, сообщив, что это мой новый дознаватель, я решил, что Тониус – заурядный позер, но впоследствии мне пришлось признать, что за манерничаньем скрывается гениальный аналитический ум. Своим положением он сильно выделялся из остальной команды. Нейла и Кару, к примеру, я выбрал в свои помощники благодаря их навыкам и талантам. Но Карл обучался на инквизитора и в один прекрасный день по праву должен был получить соответствующий титул и кольцо с печатью какого-либо из прославленных ордосов. Его служение мне стало бы лишь этапом в его ученичестве. Каждый инквизитор прежде был дознавателем, что позволяло ему в должной мере ознакомиться с работой, которая его ожидала. Сам я сопровождал Грегора Эйзенхорна и весьма многому научился у этого великого человека, Я не имел ни малейших сомнений, что спустя несколько лет и Карл Тониус будет вполне достоин высокого чина.

Этого так и не произошло, но я даже и представить не мог тех событий, что привели к трагедии. К сожалению, все мы крепки задним умом.

Вистан Фраука неторопливо спустился по сходням, закуривая последнюю лхо, еще одну последнюю папиросу из тысячи своих последних папирос. Его ограничитель был включен, как и полагалось, пока я не отдам нужный приказ. Как обычно, Вистан имел отстраненный, скучающий вид. Столь же расслабленно он прошествовал к грузовому отсеку, где сервитор разгружал нашу поклажу, и отыскал свои вещи.

Гарлон продолжал стоять на краю платформы, погрузившись в глубокие размышления. Крепко сбитый жилистый мужчина с мощной мускулатурой и гладко выбритой головой, он обладал аурой, которая, казалось, была способна подчинить всех и вся его воле. Гарлон родился на Локи и много лет зарабатывал на жизнь охотой за головами, прежде чем принял предложение моего наставника Эйзенхорна. Если позволите так выразиться, Нейл достался мне по наследству. В бою я не променял бы его ни на кого. Проблема заключалась лишь в том, что я больше не был уверен, на моей ли он стороне. Этот вопрос встал после… после того происшествия. Я даже слышал, как Нейл поговаривает о том, чтобы вернуться к «былой жизни», и в его голосе при этом звучали те же пораженческие нотки, что и у Цинии Прист. Что же, если бы до этого дошло, я был бы вынужден отпустить его.

Но это стало бы тяжкой потерей.

Кара Свол подвезла мое кресло к краю платформы, остановившись возле самых перил. Перед нами простерся огромный город.

– Что-нибудь видишь? – спросила Кара, Она старалась вести себя непринужденно, но я чувствовал боль в ее голосе.

– Обещаю, мы найдем его, – произнес я.

К сожалению, системы вокс-транслятора, встроенного в кресло, делали мой голос механическим, лишенным эмоциональности. Я уже давно ни с кем из своих спутников не общался при помощи телепатии. Последний раз мы разговаривали напрямую на Маджескусе. Да, меня раздражала чудовищная холодность вокса, но все же ментальная речь слишком интимна, слишком доверительна – и слишком тяжело давалась бы нам сейчас, когда наши мысли были окрашены скорбью.