Сохранившиеся записи о вспышке Терзания на Пиродии были весьма скудными, тем не менее логичными. Тот инцидент произошел тридцать четыре года назад. Выживших оказалось немного, но нам удалось отследить сто девяносто одного потенциально дожившего до настоящего момента. Их, правда, раскидало по разным частям субсектора.

Ознакомившись с нашими находками, господин Мальтер, учитывая серьезность ситуации, принял решение о сборе информации непосредственно специалистами. После этого сорок человек в ранге старшего администратора или выше тут же отправились в путь. Ваммель, да упокоится его дух, отправился на Гандий Сатурналия, оказался в самом пекле местной гражданской войны и погиб. Не знаю, смог ли он встретиться с человеком, которого искал. Это не сохранилось в памяти человечества.

А что же я? Меня отправили на Цимбал Йота.

Изрядная часть Цимбала Йота, планеты с жарким климатом и буйной растительностью, покрыта океанами розовато-лилового цвета – как я понимаю, из-за особого вида местных простейших водорослей. В экваториальном регионе находится широкий пояс из покрытых джунглями островов.

Я ступил на поверхность планеты в Цимбалополисе – городе, построенном на выходе вулканической породы. Каменные склоны были облеплены ульевыми структурами, словно днище корабля – морскими. Там я сел на тримаран и отправился в пятидневное путешествие через местный архипелаг в сторону Святого Бастиана.

Я проклинал медлительность транспорта, несмотря на то что судно рассекало лиловые волны со скоростью тридцати узлов, и несколько раз пытался выпросить орнитоптер или воздушный транспорт. Но цимбалийцы – морской народ и не особо любят воздушные путешествия. Поэтому дорога оказалась мучительно долгой, а меня снедало нетерпение. Мне понадобилось десять дней, чтобы пересечь эмпиреи от Лорхеса до Цимбала Йота на фрегате Космофлота. А теперь нужно было потратить половину этого времени на преодоление бесконечно меньшего расстояния.

Было жарко, и я проводил бо́льшую часть времени на нижних палубах, копаясь в инфопланшетах. Солнце и морской ветер Цимбала опаляли мою кожу, привыкшую к спертому воздуху и тусклым лампам архивов. Всякий раз, когда мне требовалось выйти на палубу, я надевал соломенную шляпу с широкими полями прямо поверх капюшона мантии Администратума, что бесконечно веселило моего сервитора Калибана.

Утром пятого дня Святой Бастиан показался на глаза, будто вынырнув из фиолетовых вод, – коническая башня из застывшей лавы, поросшая джунглями. И даже когда мы шли на катере через маленькую бухту, я не смог разглядеть никаких признаков того, что на этом острове живут люди. Только морские птицы лазурного цвета галдели и сновали у нас над головами. Густые заросли спускались практически к самой воде, отделенные от нее лишь узкой полоской белого песка.

Катер привез нас к небольшой старой каменной пристани, выступавшей из зарослей, будто недостроенный мост. Калибан, гудя бионическими конечностями, вытащил мой багаж на причал, после чего помог перебраться и мне. Я стоял, обливаясь по́том под мантией, опершись на посох, и отмахивался от всевозможных насекомых, круживших во влажном воздухе бухты.

Никто и не думал меня встречать, хотя я несколько раз за время пути отправлял сообщение о своем прибытии. Короткий взгляд на угрюмого цимбалийского матроса, управлявшего катером, дал мне понять, что помощи от него ждать не стоит. Калибан проковылял к самому концу пристани и позвал меня указывая на позеленевший от времени и морской воды медный колокол, который висел в дальней части причала.

– Звони, – приказал я.

Сервитор послушался, осторожно ударив длинными обезьяньими пальцами по металлическому куполу, и тут же встревоженно взглянул на меня. Его оптические импланты под нависающими бровями защелкали, меняя фокусировку.

Спустя некоторое время появились две сестры из Экклезиархии, в накрахмаленных белых робах и двурогих шапках. Они с некоторым удивлением осмотрели меня и молча велели следовать за ними.

Я повиновался. Калибан поднял багаж и двинулся следом. Мы шли по тропинке через джунгли, поднимаясь все выше и выше. Постепенно тропа превратилась в лестницу. Отдельные солнечные лучи пробивались сквозь кроны деревьев, будто копья света, а в воздухе звенели трели экзотических птиц и гудели насекомые.

Неожиданно тропа резко вильнула в сторону, и передо мной вырос хоспис имени святого Бастиана Отступника. Это 6 ыло огромное каменное здание в раннеимперском стиле. Древние аркбутаны и нижняя часть стен скрывались под сплошным ковром из лиан и вьющихся растений. Я смог рассмотреть основное пятиэтажное здание, примыкающую к нему часовню, которая, похоже, была здесь самым древним сооружением, различные пристройки, кухню и обнесенный забором сад. Над крытыми воротами стояла потрепанная временем и непогодой статуя возлюбленного Бога-Императора, поражающего Архиврага. За ржавыми коваными створками виднелась тщательно выметенная тропинка, ведущая через аккуратную лужайку, усеянную надгробиями и склепами. Каменные ангелы и изваяния Адептус Астартес молча смотрели на меня, идущего вслед за сестрами ко входу в хоспис.

Я случайно обратил внимание, что окна двух верхних этажей здания забраны крепкими железными решетками.

Оставив Калибана с пожитками внизу, я вошел в здание. Изнутри главный атриум оказался темным и блаженно прохладным мраморным оазисом среди джунглей. Известняковые колонны подпирали высокий сводчатый потолок, который невозможно было разглядеть в полумраке. Мои глаза загорелись при виде великолепного триптиха в дальнем конце зала, под тройным витражным окном. Это произведение искусства, шире, чем размах человеческих рук, изображало три воплощения святого. В левой части он шел через пустыню, отрекшись от еретической веры, и отгонял от себя демонов огня и ветра; в правой – совершал Чудо Искалеченных Душ. По центру триптиха тело мученика в синих одеждах, пробитое девятью болтерными снарядами, лежало на руках сияющего и подобающе печального Императора.

Не скажу, сколько времени я провел в восторженном созерцании. Обернувшись, я обнаружил, что сестры ушли. Где-то рядом находился псионический хор, и его переливы эхом отдавались в подсознании. Прохладный воздух будто пульсировал.

За моей спиной стоял человек, высокий и статный, одетый в накрахмаленную рясу ослепительно белого цвета, резко контрастирующего с черной кожей. Он рассматривал меня с таким же интересом, как и сестры.

В тот момент я осознал, что соломенная шляпа все еще у меня на голове. Я тут же стянул ее и положил на ближайшую скамью, после чего вытащил рекомендательный пикт-планшет, который господин Мальтер вручил мне перед отбытием с Лорхеса.

– Меня зовут Баптрис, – низким голосом приветливо представился незнакомец. – Добро пожаловать в наш хоспис.

– Старший администратор-медика Лемюаль Сарк, – ответил я. – Работаю собирателем, в последнее время приставлен к общей группе четыре-пять-семь-точка-семь в составе вспомогательных канцелярских отрядов военной компании на планете Лорхес, Дженовингия.

– Добро пожаловать, Лемюаль, – кивнул он. – Собиратель. Надо же. У нас таких еще не было.

Я не вполне понял, что он имеет в виду, и сейчас, когда я знаю природу возникшего недопонимания, холодок пробегает у меня по спине при каждом воспоминании об этом миге.

– Вы ожидали меня? Я отправлял сообщения по воксу.

– У нас в хосписе нет вокс-станции, – ответил Баптрис. – Происходящее во внешнем мире нас не волнует. Мы концентрируемся на том, что внутри… Внутри здания, внутри нас. Но не переживайте, вы никому не помешаете. Мы рады видеть всех, кто к нам приходит. Необязательно уведомлять о прибытии.

Я вежливо улыбнулся, хотя ответ был весьма странным, и постучал пальцами по древку посоха. Надежды на то, что они подготовятся к визиту и мне удастся взяться за дело сразу по прибытии, не оправдались. И опять виной всему был неспешный темп жизни на Цимбале Йота.