Береза Он промазал, охотник, он выругался, гильзу теплую в снег отряхнул, а по веткам разбуженным двигался, колыхая сосульки, гул. И береза с корою простреленной, расколдованное дитя, вся покачивалась, вся посверкивала, вся потягивалась, хрустя. И томилась испугом невысказанным, будто он, прикоснувшись ко лбу, разбудил поцелуем — не выстрелом, как царевну в хрустальном гробу. И охотник от чуда возникшего даже вымолвить слова не мог. От дробинок его, в ствол вонзившихся, брызнул, брызнул березовый сок. И охотник, забыв об измотанности, вдруг припал пересохшей душой, словно к собственной давешней молодости, к бьющей молодости чужой. Зубы сладко ломило от холода, и у ног задремало ружье… Так поила береза охотника, позабыв, что он ранил ее. 1964 Долгие крики Дремлет избушка на том берегу. Лошадь белеет на темном лугу. Криком кричу и стреляю, стреляю, а разбудить никого не могу. Хоть бы им выстрелы ветер донес, хоть бы услышал какой-нибудь пес! Спят как убитые… «Долгие крики» — так называется перевоз. Голос мой в залах гремел, как набат, плошади тряс его мощный раскат, а дотянуться до этой избушки и пробудить ее – он слабоват. И для крестьян, что, устало дыша, спят, словно пашут, спят не спеша, так же неслышен мой голос, как будто шелесты сосен и шум камыша. Что ж ты, оратор, что ж ты, пророк? Ты растерялся, промок и продрог. Кончились пули. Сорван твой голос. Дождь заливает твой костерок. Но не тужи, что обидно до слез. Можно о стольком додумать всерьез. Времени много. «Долгие крики» — так называется перевоз. 7 июля, 1964, «Моряна» Самокрутки В рыбацком домике, заложенные за перекошенный буфет, как фонд особый козьеножечный лежат газеты прежних лет. А там агентов тайных множество, там – отравители-врачи. Клопы, ползя по строчкам, ежатся и тараканы-усачи. Рыбак вернется в пору позднюю. Он хватит кваса полковша и в чью-то речь, такую грозную, махру насыплет не спеша. И, сочиняя самокруточку, невозмутимо деловит, он речь свернет в тугую трубочку и аккуратно послюнит. А что там в ней – ему до лешего! — и так устал за день-деньской… Огня каемочка алеющая строку съедает за строкой. А рыбаку денек бы солнечный, да ветер в парус, да улов. И желтый ноготь с блесткой семужной сбивает пепел бывших слов. А вечерами над Печорою горят цигарок огоньки, и, непогодой удрученные, сидят и курят рыбаки. И восхваленья, обличения, статей, стихов забытый хлам, как будто по предназначению, восходят дымом к облакам. А где-то снова кто-то мается, чтоб вышли новости чуть свет, и в самолетах мчатся матрицы давно известных всем газет. Ну а кисетики истертые шуршат до самых петухов… Вовсю работает история на самокрутки рыбаков. 7 июля 1964, «Моряна» Тяга вальдшнепов
Приготовь двустволку и взгляни: вытянув тебе навстречу клюв, вылетает вальдшнеп из луны, крыльями ее перечеркнув. Вот летит он, хоркая, хрипя. Но скажи, ты знаешь, отчего тянет его, тянет на тебя, а твою двустволку – на него? Он летит, и счастлив его крик. Ты, дрожа, к двустволке приник. Он – твой безоружный двойник. Ты – его бескрылый двойник. Разве ты бескрылость возместишь выстрелом в крылатость? Дробь хлестнет, но ведь это сам ты летишь, это сам себя стреляешь влет… 7 июля 1964, «Моряна» Совершенство Тянет ветром свежо и студено. Пахнет мокрой сосною крыльцо. И потягивается освобожденно утка, вылепившая яйцо. И глядит непорочною девой, возложив, как ей бог начертал, совершенство округлости белой на соломенный пьедестал. А над грязной дорогой подталой, над зацвелыми крышами изб совершенство округлости алой поднимается медленно ввысь. И дымится почти бестелесно, все пронизанное зарей, совершенство весеннего леса, словно выдох земли – над землей. Не запальчивых форм новомодность и не формы, что взяты взаймы, — совершенство есть просто природность, совершенство есть выдох земли. Не казнись, что вторично искусство, что ему отражать суждено и что так несвободно и скудно по сравненью с природой оно. Избегая покорности гриму, ты в искусстве себе покорись и спокойно и неповторимо всей природностью в нем повторись. Повторись – как природы творенье, над колодцем склонившись лицом, поднимает свое повторенье из глубин, окольцованных льдом. 9 июля 1964, «Моряна» |
