Положив руки на стол так, чтобы они были видны, начальник дворцовой охраны Хинеус Кирин внимательно слушал предложение и мысленно искал пути обхода. И дело было даже не в тройке имен из закрытого списка. Его красной точкой был не терпящий опозданий понедельник. Иначе ему как куратору собственной сестры придется свершить непоправимое…

— Мне вот интересно, — продолжал Анонис. — Вы ведь послушница, драгоценная Хадиса. Разве вас не терзает воспоминание песни?

Кирин загадочно улыбнулась, не испытав ни грамма стыда. Ее бледных щек не коснулся румянец, не сбилось дыхание. Даже руки не дрогнули. Казалось, она наперед знает, что он скажет, и едва сдерживает ехидное самодовольство.

Ананьев точно знал, что посвящение Кирин не прошла, и ее загадочная молчаливость удивляла. А ещё он прекрасно видел, что его адепты сняли с нее все, что можно было снять, и ночью она получила очередную порцию своего персонального лекарства. Больше ее силу и характер ничто не сдерживало. Однако новый блок на ее чувствах озадачивал. Он глушил целый спектр, но как-то точечно, словно действовал на определенное событие или человека.

Скорее, последнее.

— А мне понравилась ваша интерпретация, — продолжил он. — Настолько вжились в роль. Столько сокровенных чувств показали. Уверен, вы смаковали многие моменты…

— Мне понравилось после, — тихо ответила Хадиса. Ее руки перестали источать свет, и она чинно положила их себе на колени. Серые глаза сверкнули ехидством. — Вы очень натурально страдали на похоронах, господин Ананьев. Столько неприкрытого истинно светлого горя. Даже сейчас оно продолжает исходить из вас чистым помыслом.

— Чертовка, — вздохнул Ананьев, изучая ее лицо. Уела его, как пить дать.

Неприметная дверь у окна хлопнула, выпуская озадаченную Дич.

— Хадиса, думаю, парням на улице нужна помощь. Иди… — обратилась она к послушнице.

— Иди-иди, драгоценная моя… Принимай непосредственное участие, — Согласился с

Гемартой Ананьев.

Девушка поднялась и, чинно откланявшись, закрыла за собой дверь.

— Ну ты и засранец, — процедила Дич, стоило Хадисе уйти. — Очень подходящее время оставить Академию без толкового Хранителя.

— Я изощрённо мстил, — парировал ей Анонис, переставая изображать парализованного. Сев, он демонстративно зевнул и ещё демонстративнее поскреб колючую щетину на голове. — Ты мне волосы, я тебе детали…

— Я тебе ни волос, ни чего-либо ещё… — Голос женщины дрожал от холодной ярости. — Не думай, что только вам тяжело пришлось. Мы ещё долго будем пожинать прошлую ночь, и хорошо, если она больше ни во что не выльется… — Она шумно выдохнула. — Я хочу знать, во что ты вмешался!

— О чем ты? — Лицо его утратило эмоции, став непроницаемым.

— Эксперименты с Кирин… И не делай вид, что тебе ничего не известно… — процедила она, склоняя к нему голову. — Я знаю, чем вы ее колете.

Последний аргумент не возымел эффекта.

— Это тебя не касается.

— Я отвечаю за ее здоровье!

— А мне доверили ее пробуждение… — как отрезал Ананьев. — Хранителю не пробудить демона правильно, вот и все.

— Эвереста знает?

— Хочешь — расскажи, — ничуть не смутился Анонис, закладывая руки за голову и откидываясь на спинку дивана.

— Оставь его, Гем, — вышла из подсобки Борин. Следом за ней шел подлеченный Октопус в свежей одежде. Если он и удивился откровениям Раздорца, то не подал виду.

— Вчера вечером был зафиксирован пятый уровень трансформации представительницами Улья… Произошло это в твоей лаборатории, Анонис… — начала она, ввергнув змеелюда в легкое замешательство. Обойдя стол, Эвереста присела на его краешек и внимательно взглянула на Звездунова, который успел привалиться плечом к стене возле окна.

— Октопус… Одна из фей ликвидирована, вторая была должным образом обезврежена, согласно уставу. — Борин на миг умолкла, заново переводя взгляд на растерявшего всю веселость Раздорца. — В ходе проведенной операции был обнаружен ещё один амагический кокон. Опять твой парень, Анонис. Адепт жив, но не факт, что дальше потянет учебу на твоём факультете. Детали позже спросишь у Гемарты…

— Кто? — голос Раздорца дрожал от злости.

— Лысый, — выдохнула Дич, борясь с желанием нырнуть в карман за сигаретой. — Мухотряскин просто под наблюдением, получает соответствующую терапию.

— Ананьев, Октопус, это ещё не всё… — снова обратила на себя внимание Эвереста. Объяснить произошедшее с не вовремя очнувшейся адепткой и вконец превратившейся в овощ феей оказалось сложнее. Шутками не отшутиться.

В конце концов, она все равно закончила на веселой ноте, продемонстрировав газетку с умопомрачительным заголовком.

— Страсти продолжаются, надеюсь, кроме смеха, нас больше ничто не ждет… — невесело закончила она.

Словно издеваясь, за ее спиной запищал коммутатор. Автоматическое сообщение обрадовало назначением нового Главного Репетитора. Потом пришло второе сообщение, а за ним и третье. Пертурбации начались, а значит, внеплановые проверки — тоже. Как уместить все в отчёты правильно и деликатно — оставалось под жирным знаком вопроса.

— Я думаю, теперь точно можно ржать, — холодно выдал общую мысль Ананьев, когда очередная трель закончилась обещанной проверкой.

Однако смеяться на самом деле не хотелось. Все выглядело мрачно и дурно.

* * *

Секретарь Марита провожала Кирин таким взглядом, словно она была средоточием всех бед, и Хадиса отчётливо это прочувствовала, как и лёгкую степень возбуждённости секретаря. Правда, вовсе не плотскую. Нетерпеж Мариты был сравним с предвкушением разгадки, а может, и хорошего адреналинового развлечения. Однако смысла заострять на этом свое внимание Кирин не видела. Ее мысли все ещё были заняты черной дырой, в которой исчезали ее чувства. Им не было исчисления, и каждое из них касалось ее подруг.

Хадиса отчётливо понимала, что именно она должна испытывать, но не испытывала, как ни старалась напрячь воображение. Мысли вернулись к той муторной картине в палате. К черноте, которая вмиг заполнила ее естество, а потом сжалась до плотной точки. К рыжему адепту, нервным комком напрягшемуся за спиной. К слишком многое позволившему себе студенту медицинского.

Ее мысли все отчётливее сводились к тому, что ее драгоценные чувства к сестрам безжалостно отсечены, ампутированы. Адепт раздора или врач? Кто из них надругался? Если это врач, то, возможно, это одна из интерпретаций анестезии? Если же это адепт, то очередное проклятие.

Мысли склонялись к последнему, потому что представить импульсивного оборотня Горра разбрасывающим направо и налево аналоги анестезии было откровенной глупостью. Административный корпус был пуст, только отголоски чужих чувств медленно колыхались вокруг, словно водоросли в стоячей воде.

Хадиса шла, задевая их или проходя насквозь, впитывая и ощущая. Суккубье существо внутри удовлетворенно урчало, подкрепляясь. И недовольно шипело, когда его энергетические щупальца касались черного пятна внутри. Его индивидуальность в тишине корпуса казалась столь явной, что даже не возникало сомнения о том, что оно — нечто отдельное и конечное.

Ощущение пропало вместе со скрипом тяжелых входных дверей. Шум улицы, яркое солнце и нежные кучевые облака напрочь прогнали мысль о двойственности своей натуры. Трое парней, к которым отослала ее Дич, ощущались где-то рядом. Ей даже чудились их неприкрытые эмоции. Но она не видела их. Кирин остановилась, когда поняла, что прошла мимо, и вернулась, растерянно осматриваясь.

— Я же знаю, что вы здесь. — Она в который раз обернулась вокруг своей оси, осматриваясь вокруг. — Я вас чувствую…

Словно по мановению палочки, из ниоткуда показалась рука Самсона и, ухватив девушку за локоть, потянула в сторону.

— Слышал, Мозг? — усмехнулся Виртуозов старосте Хранителей, прижимая оробевшую Хадису к себе. — Чувствует она нас.

Будущий Хранитель лишь закатил глаза на такое заявление и молчаливо отцепил руку Самсона от девушки. Кирин встала рядом с ним, стараясь не задевать плечом и напряженно осматривая мерцающий со всех сторон барьер. В ход опять пошли жесты. Правда, теперь адепт и сам перешел на немой язык, решив поберечь уши присутствующей девушки. Максимилиан смотрел на их молчаливую перепалку с усмешкой. Язык немых был непонятен, но догадаться, что это именно перепалка, было несложно, а о ее причине — тем более.