— К-какой долг?

— Супружеский, — выдохнул он, чувствуя, как возбуждение накатило на него непривычной волной. Мысли спутались ещё сильней, противореча одна другой и увиливая в совсем иное русло.

Он знал лишь одно с полной уверенностью: его жена должна быть особенной. Но он видел лишь девушку, послушно расстегивающую пуговицы, испуганно поджимающую губы при этом. Пальцы ее путались, и внимательный взгляд Ананьева уловил в этом странный подтекст, сотканный из страха и нетерпения. Вскоре ткань скользнула к ее тонким щиколоткам, и перед его глазами действительно предстало то, отчего дыхание перехватило, а сердце ёкнуло: сквозь черную сетчатую ткань, которой впору было рыбу ловить, а не вместо белья носить, просвечивали бесконечные витиеватые шрамы. Во скольких кровавых ритуалах побывало ее тело — только Многоликому было известно… Он узнавал эти знаки, черные и уродливые: ее пили, много-много раз, лишая силы раз за разом.

Мог ли он пить свою жену? Наверное, мог. И в этот момент он поверил. А она тем временем послушно стояла перед ним: боясь, дрожа и при этом призывно улыбаясь и пронзая взглядом сквозь полуопущенные веки… Мазохистка во плоти… Преданная и непоколебимая, в странном прозрачном одеянии, ничуть не скрывающим ни наготы, ни изувеченной кожи…

Самое дикое в этом было то, что он чувствовал ее истинно светлую сторону. Его жена была Хранителем до мозга костей…

Когда на этом уровне подсознания появился Виртуозов под руку с полуживой прозрачной тварью, Анонис успел прожить парочку лет и даже похоронить не вовремя почившую супругу. Виновника злоключений декан узнал не сразу, а вот ученик быстро привел мозги ученого мужа в нужную кондицию.

— А где ж мой скальпель? — только и смог выдавить Анонис, осознав всю степень приключившейся с ним несуразицы. Юмор ситуации был в том, что на тот момент он все еще не проснулся, находясь в самых нижних слоях своего подсознания.

* * *

Солнце садилось медленно. Облака поддело золотистым цветом, отчего все вокруг стало чуточку ярче.

Камилла Рылова, брошенная вероломными феями на крышу, задумчиво смотрела на то место, где у всех остальных построек академического комплекса должен был находиться вход на этажи. Крыша была удобной для перемещения. С плоской смотровой площадкой, башенкой и слегка покатыми боками, с которых еще надо постараться упасть.

Вход должен был быть в башенке. Однако ни двери, ни проема в ней не наблюдалось. Зато с южной ее стороны красовался огромный мягкий нарост из тончайшей белоснежной нити. Почти два метра в длину и метр в ширину, он не доставал до ее остроконечного навершия каких-то пятьдесят сантиметров… Обойдя башню по кругу и оценив, что некоторые нити охватывали ее полностью, Камилла пришла к неутешительному выводу: именно моток закрывал единственный вход. Оглядев находку внимательнее, она еще больше уверилась в этой мысли. Делать было нечего, пришлось заняться вандализмом и начать его вытаскивать из прохода. Нить была тоньше волоса и тем не менее рвалась не хотя. Магии почти не слушалась, а потому Рылова больше налегала на силу, попросту вырывая из мотка целые куски. Пальцы начало жечь от мелких порезов, однако Рылова уперто продолжала свое дело…

Какое же было ее удивление, когда после отрывания очередного клочка ее пальцы наткнулись на теплую человеческую кожу.

Не раздумывая ни секунды, девушка протиснула руку в образовавшуюся дыру. Пальцы скользнули по коже чужого лица, отрывая от него приклеенные нити и ощущая шершавость явно мужского подбородка. Кожа не была ни вспотевшей, ни опухшей. Твердых гематом или плотных синяков тоже не ощущалось. На шее хорошо прощупывался спокойный пульс. Глаза были на месте, она даже чувствовала, как они бегают под веками, словно пострадавший был в состоянии быстрого сна.

Камилла вытащила руку и оценила ее состояние. Мелкие порезы неприятно щипали, на некоторых успела выступить кровь, что тоже не добавляло удовольствия. Она сосредоточилась, и ладонь вспыхнула голубым свечением, ранки тут же затянулись. Сделав несколько глубоких вздохов, Камилла вернулась к прерванному занятию. Человека следовало освободить. Магия на нити действовала крайне плохо, что давало основательную причину думать либо об их амагической природе, либо об их высшем магическом уровне. Амагические формы жизни не охотились на столь массивные объекты и двухметровые коконы не создавали. Этот простой факт давал основание считать, что существо, создавшее кокон, по энергетической цепочке стоит выше Камиллы Рыловой. Иначе созданная им нить рвалась бы под ее энергией. А этого не было.

Солнце садилось. Глубокие тени легли на мертвую землю. Огненная река, разлившаяся по мелким трещинам, становилась все ярче. Ее свет пробивался сквозь листву нового леса эфемерными бликами, делая непривычный пейзаж слишком чудным. Небо быстро наполнялось вечерней синевой, и Камилла вынуждена была прошептать заклинание для точечного освещения, а после просто коснулась ладонью того места, где требовалось. Разобранная часть кокона сразу посветлела, словно на нее упал солнечный зайчик, в центре которого виднелся кончик чужого носа. Камилла не спускала взгляда с этого кончика, смутно понимая, что он ей знаком.

Обмотав ладонь носовым платком, она упорно продолжила отрывать нить за нитью, так было проще. Вскоре лицо несчастного стало пробиваться сквозь белоснежную пелену, а ещё через некоторое время Камилла наконец поняла, кого освобождает.

Она знала его как облупленного, со всеми его шрамами, подпалинами, вывертами. Где и при каких обстоятельствах у него были переломы, а где — ожоги с вывихами. Хуже того, она знала, сколько девок вертелось на его агрегате между ног…

В коконе был Влад. И от этого неприятно кольнуло в сердце. Сглотнув ком в горле, Камилла едва удержала себя от необдуманных действий и продолжила методично освобождать его тело. В памяти, как назло, мелькал сегодняшний день. Что-то в нем явно не сходилось. Влада она сегодня видела часто, и не было ни минуты, чтобы он отлучился куда-то надолго. Или же сегодня рядом с ней был не он? Силы в руках прибавилось, а злость и страх сменила холодная сосредоточенность.

Произошедшее явно выбивалось из числа привычного.

Портальную печать пересекли молча. Хинеус Кирин опять углубился в чтение своих документов, а Эвереста никак не могла взять в толк, для чего он повез ее на казнь. Спросить не решалась. Но и этот вопрос был не единственным, который вертелся на языке.

— Первый репетитор сказал, что принц заинтересован в вашей сестре… как в… — Она сглотнула, — …в постельной игрушке.

— Пришлось его убедить в этом. — Хинеус даже бровью не повел.

— Вы соврали ему?

— Ложь во благо — не порок, — ответил Хранитель.

— А подставлять свою подопечную? Вы же не только Хранитель, вы же ещё ее куратор… Брат, в конце концов…

— А ещё я начальник дворцовой службы охраны. — Кирин тяжело посмотрел на Борин и усмехнулся. — И каждая из моих обязанностей лежит особой печатью на плечах. Во благо императорской семьи могу предать кого угодно.

Мимолётная улыбка, скользнувшая по его лицу, не вязалась ни со словами, ни с цепким взглядом. Если бы Эвереста была верующей, наверное, помолилась бы сейчас Многоликому. Хинеус Кирин вмиг из просто должностного лица превратился в жуткого, беспринципного типа.

— Принц ее видел сегодня, потому решил остаться. — Кажется, Эвереста разучилась молчать. Или же нервы после шокирующего дня дали слабину? В любом случае в письме Главному репетитору она этот нюанс не описала, значит, и Хинеус Кирин об этом не знал.

Он не ответил, лишь слабо кивнул, давая понять, что принял к сведению.

В окнах замаячили знакомые очертания железнодорожной станции. Не прошло и часа, как они вернулись назад. Вот только от этого не становилось легче. Насыщенный день был в разгаре, а зону аномалии уже сковала ночь. Темные звёзды и черный полукруг неба было видно из окна машины. Высшая Академия демонизма и магии, как всегда, жила своей жизнью.