Мухотряскин, наблюдавший сцену со стороны, закурил и глубокомысленно заметил:

— Страшный ты человек, Трахтенберг, и проклятия твои страшные… Куда она пошла, хоть?

— Кто ее знает: либо к Кнуту, либо к Звезде… А может, вообще к Старосте…

Про фей решил промолчать.

— Я ставлю на Самсона…

— А я на тентакли, — фыркнул Трахтенберг. Как он ни пытался обманываться, но целоваться с ней ему понравилось, и ее горячая кожа продолжала ему чудиться под руками…

Раздосадовано застонав, он бросил последний взгляд на посмеивающегося Влада, а после подхватил откровенно спящую Кирин на руки.

Она привычно скрутилась на его руках калачиком. Ноги уже в который раз за эту неделю несли Рубина прямо к корпусу Хранителей, где на третьем этаже была ее комната: этой ночью абсолютно свободная и пустующая.

Земляной пол Молельного зала холодом въедался в колени. Многоликий бесформенной массой каменного изваяния нависал над головой, разверзнув в немом крике сотню своих жадных ртов. Высокий сводчатый потолок терялся в кромешной тьме, извечно сопровождающей это место.

Хинеус Кирин молился. Плечи дрожали, а руки, возведенные над головой, утратили твердость. Сердце последние несколько часов билось судорожно, отчаявшись найти оптимальное решение, которого не было.

Причина тому была болезненна и нетерпима — Владыка вынес вердикт.

Виновник гибели его сына должен быть мертв. Вне зависимости от того, преступник Максимилиан или нет.

Огромный Зал совещаний до сих пор стоял перед глазами. Десяток занятых кресел на фоне необъятного пространства. Золотая подушка, колышущаяся в воздухе, восседающий на ней Владыка… Череп, обтянутый пергаментной кожей. Худые руки, впалые щеки… Темные пятна на них. Седые волосы, заплетенные в тугие канаты, венцом лежащие на голове, скреплённые золотыми гребнями. Змеиное тело вместо ног, свернутое под ним тугими лоснящимися кольцами.

— Подмена Первого репетитора стала осуществимой благодаря Службе технического обеспечения. Зафиксирована замена управляющего звена, замена персональных данных в информационных базах… — вещал глава Службы внутренних расследований.

Император внимательно слушал, периодически закрывая глаза третьим веком. Вытянутый зрачок дрожал, время от времени чуть смещаясь в сторону, словно старик выбирал новый объект для длительного изучения.

Теперь его взгляд остановился на отпрыске семейства Кирин. Хинеуса император помнил с младенчества и теперь с интересом рассматривал непоправимо ожесточившиеся черты лица.

Кирин не владел ментальной магией и тем не менее мог закрыться. Но не сделал этого. Старик гулял в его голове, словно в саду в былые времена. Заглядывал в каждые двери его многотомного сознания, видел все страхи и радости.

О нападении на Хинеуса император уже знал, но видеть воочию, что пережил один из бывших претендентов на престол, стало весьма специфическим времяпровождением для его старого ума.

Докладчик тем временем продолжал говорить:

— Напавшая на Хинеуса Кирина тень Первым репетитором не являлась, скорее всего, она принадлежала физическому клону. Изъятое на месте преступления орудие является ретранслятором гамма- и бетта-волн силой в шесть сотен мегагерц… Система безопасности не настроена на такой вид аппаратов. В совокупности с показаниями пострадавшего приходим к единогласному выводу, что субъект или субъекты обладают высшим уровнем ментальной магии и ментального воздействия. Как с магической, так и с амагической стороны. Учитывая последнее происшествие в Высшей академии демонизма и магии, мы единогласно считаем, что заинтересованной стороной является Улей, — докладчик умолк, прижав папку с докладом к груди.

Император продолжал молчать, задумчиво скользя взглядом по Кирину. Хороший был бы из него император… Остановить сердце не каждый способен. В противостоянии с Великой Матерью — тем более.

— Мы принесли извинение за утрату их дочерей? — наконец тихо поинтересовался старик, и его хвост медленно заскользил всей массой, чуть приподнимая старое тело вверх.

Стоявшему человеку потребовалось несколько секунд, чтобы понять, о чем спрашивает Владыка.

Речь шла не о последнем происшествии в ВАДИМе, в котором спалили большую часть жрецов-фей. Старый император спрашивал о двух девочках, применивших пятый уровень трансформации днём ранее.

— Мы уведомили о факте нарушения и о предпринятом наказании, — наконец ответил мужчина.

Владыка недовольно повел кончиком хвоста и наконец перевел свой взгляд на говорившего:

— Взаимоуважение делает нас дайкирийцами, а не неустанное следование закону, — протянул он. — От моего имени, составьте письмо для Великой Матери Улья с извинениями о столь прискорбном случае. Мы скорбим, что были вынуждены прибегнуть к закону.

Фраза из Кодекса Хранителей прозвучала в его устах естественно, как вдох или выдох. Император действительно скорбел в тот миг, когда говорил это.

— Однако, — далее продолжил он. — Предупредите также Великую Мать, что в случае повторного нарушения правила к ее роду будут ужесточены. Улей, хоть и обособлен, но является такой же частью Дайкирии, как и все мы.

Кирин, все еще находясь в легкой прострации из-за манипуляций старого змеелюда, все не мог взять в толк, что еще можно ужесточить в отношении фей? Запретить им единение сознания? Тогда запросто можно отсылать весь Улей разом в черные колыбели Многоликого… навсегда.

— Хинеус… — Его голос, казалось, пробрал до костей. Кирин поднялся, чувствуя на себе пристальный взгляд змеиных глаз. — Жизнь за жизнь… Твоя сестра должна быть наказана за убийство моего сына по всей строгости закона. Ее дети, если такие существуют, исключаются из списка престолонаследования. Методы выбирай сам. У тебя сутки, иначе семья Кирин ответит за содеянное каждой своей головой.

Владыка удалился молча. Кирин стоял посреди зала, отстраненно смотря перед собой.

Люди выходили из зала совещаний, и каждый, морально поддерживая, ложил руку на плечо и крепко его сжимал, словно благословлял на жуткое по своей сути действо.

Прикрыв на миг глаза, Кирин молча собрал свои документы и вышел в коридор. Ноги сами несли его, а мысль продолжала отсутствовать. Очнулся он лишь когда двери Молельни выросли перед ним черными трехметровыми резными створками. Сглотнул тяжёлый ком, сдавивший глотку, и ввошел внутрь. Земляной пол скрасил шаги и ударил в нос пылью.

Медленно подошёл к единственному в зале изваянию и опустился на колени. Документы небрежно упали рядом, подняв облачко пыли.

— Прости меня, Многоликий… — выдохнул он, чувствуя, что оскомина никуда не уходит.

Вечная тьма Молельни пряла свою беззвучную колыбельную обоюдной тишиной. Судорожное дыхание стелилось в ней тяжелым пологом. Надрывное сердцебиение звенело вместо набата.

Время шло. Мускулы давно одеревенели.

Многоликий молчал. Каждая его разверзнутая пасть, где бы она ни была, на голове или животе, или под пяткой, но каждая — молчала. Чудовище с сотней лиц, взявшее на свои уродливые плечи ответственность за каждого дайкирийца, не давало ответа.

Хинеус устал. Прикрыл глаза, наконец оформляя в голове нужные мысли. Опустил уставшие руки и медленно собрал разметавшиеся по земле испачканные пылью бумаги. Поднялся на ноги и в последний раз взглянул на статую, резко ставшей в его глазах бездушной.

— Спасибо, Многоликий… Я принял решение, — прошептал он ритуальные слова упавшим, безэмоциональным голосом. И без какого-либо удивления отметил, как сгустилась перед ним тьма. Танцующая призрачная ладонь, словно состоящая из тысяч мелких черных блесток, вырвалась из живота каменного божества в удивительном танце. За ней показалась еще одна. Они сходились вместе, изгибались под безвучную музыку, разлетались крыльями и исчезали в каменном теле, чтобы разойтись в разные стороны десятком гибких женских тел и слиться воедино, почти перед лицом морально убитого мужчины.