— Каким?

Эвереста нахмурилась.

— Тем, что пробрался вчера ко мне в кабинет. Ты записку вообще видела?

— Так там ни о чем подобном не говорилось. Говорилось лишь о том, что будете с утра с комиссией.

— Принеси… — требовательно попросила Борин, а когда получила лист на руки, раздосадовано потерла подбородок.

Записка действительно была уполовиненна, и это крайне озадачило.

— Ладно, сейчас разберемся, — решила она, подавив нарастающее раздражение. — Пойдем, проинспектируем защиту. Хотя нет, для начала пообедаем.

Происходящее ей не нравилось, но это не значило, что стоило отказываться от еды.

* * *

— Тише! — фыркнула одна из фей, метнув недовольный взгляд через плечо.

Но уже было поздно. Декан Звездунов услышал. Не успела Ррухи отреагировать на слова подруги, как невидимая рука выдернула ее из-за стола и начала мотылять из стороны в сторону. Зависнув над аудиторией вниз головой и чувствуя, как чужая сила тисками сдавливает ее правую щиколотку, девушка жалобно взглянула на Октопуса.

— Из-звините, господин Звездунов.

— Процитируй пятое правило Хранителя, — строго велел декан и, нахмурившись, сложил руки на груди.

— Светлый помысел и невинность мысли — залог крепкой семьи и крепкого государства, — как на духу выпалила она. Одна из рядом сидящих послушниц спрятала лицо в ладонях. И Хадиса ни капли не удивилась ее реакции: Ррухи забыла еще добрую треть пятого пункта Кодекса.

— Чудесно, — улыбнулся Октопус и, отвернувшись, продолжил писать на доске.

— Декан Октопус, отпустите меня! — Ррухи попыталась вывернуться из магического захвата. И было бы смешно, если бы не одно «но». Никто из присутствующих не смеялся, хотя было над чем.

— Хадиса, сделай что-нибудь, — обернулись к чернявой близняшки. — А то ей последние мозги отшибет.

Девушка смотрела на подругу растерянным взглядом. А что она могла сделать в этой ситуации? Сил не хватит раскрыть магический капкан. Да еще и в результате сама головой повиснет. А если…

Пятый пункт она запомнила хорошо… Вот если бы спросили сто пятый, то тогда да, проблема…

— Пусть не туманит разум женская грудь и не горит огнем сердце от вида мужской стати. Светлым помыслом и невинностью мысли, терпением и благородным делом Хранитель становится залогом крепкой семьи и сплоченного государства. — В звенящей тишине, в которой даже легкое шуршание мела казалось громким, ее голос был слышен идеально.

Послушница, прятавшая в ладонях лицо, теперь покрутила пальцем около виска. Кто-то постукал себя по голове. В принципе, Кирин и так поняла, что зря сказала.

Октопус Звездунов медленно обернулся и смерил поднявшуюся девушку обманчиво улыбчивым лицом.

В следующий миг невидимая рука вздернула пискнувшую девушку под потолок.

— Итак, записываем, — продолжил декан, словно ничего не произошло, и начал бегло диктовать информацию касаемо первого пункта плана. В аудитории бойко зашуршали ручки, заскрипели карандаши. Хадиса печально вздохнула под потолком.

Что-то определенно шло не так.

* * *

Анонис Ананьев задумчиво сидел на крыше столовой и следил за поведением Звездунова через окно. Расстояние было метров пятнадцать, но это не мешало видеть происходящее.

Ничего сложного в задуманном не оказалось. Он просто подсунул ему увлажненный веществом платок. Теперь же, наблюдая его не совсем адекватное поведение, он пытался понять надобность эксперимента в целом.

Да и на ком экспериментировать? На инженерах или артефакторах? Чтобы к утру здесь бегали боевые механизмы или, и того хуже, оживленные големы? Или, быть может, дать надышаться адептам, которые и без наркотика держат Академию в крепком кулаке?

Может, подойдут послушники?

Сомнение глодало. Ощущение было, что проводят не медицинский, а исключительно социальный эксперимент. Потому что доза была малой, а зона поражения — обширной.

В конце концов, так и не придя к однозначному выводу, Анонис решил, что распылит четверть флакона локально в зоне столовой и таким образом поразит многих, но не всех. А значит, эксперимент будет вполне подконтролен.

Анонис усмехнулся. Он любил эксперименты. Этот обещал быть веселым.

Лекция подходила к концу, и к Ррухи с Хадисой присоединилась еще парочка послушников, не сдержавших свои звонкие вскрики, когда одно из окон треснуло и посыпалось на их парту. Поток сидел тише, чем обычно, и никто не лез на рожон. Звездунов и раньше, бывало, чудил, но сегодня его поведение было необычайно странным.

Особенно дивным было его бесконечное цитирование Кодекса Хранителей, что, в принципе, было ему не свойственно.

— Хранитель не должен удивляться и, уж тем более, бояться за свою жизнь, — опять скатился в цитирование Октопус, на миг зависнув, а потом вернулся к не менее удивительной теме занятия: — Таким образом, замотивировав Женевьеву Аркадскую — демоницу пятого ранга — на инцест с собственным братом, служители культа Раздора заполучили в свои руки контроль над целым родом, — продолжал вещать Октопус, ничуть не обращая внимания на залившиеся ярким румянцем щеки присутствующих девушек и блестящие глаза парней.

Окинув суровым взглядом своих подопечных, Октопус щелкнул пальцами, и четверо провинившихся тут же повалились наземь. И если Хадиса успела сгруппироваться и приземлиться на носочки, а две послушницы воспользовались песнями и плавно опустились на пол, то Ррухи, уже явно не осознающая себя от негодования и злобы, не среагировала вообще и, если бы не быстрая реакция фей, то явно проломила бы головой пол.

Прижав крепче к себе тяжело дышащую волчицу, девушки кое-как усадили ее за парту и принялись слушать задание.

— К следующему семинару выписать двадцать примеров действий представителей культа Раздора и прокомментировать, указывая на плюсы и минусы вмешательства в ход истории и последовавшие за ними изменения на политической арене. — Задание ясно?

Вопрос был чисто риторическим. И даже если бы кто-то захотел что-то ответить или спросить, то не успел бы. Стоило только прозвучать вопросу, как ближайшее к Октопусу окно было проломлено, впуская в аудиторию Влада Мухотряскина собственной персоной. Кувыркнувшись в воздухе в невероятном пируэте, яркий представитель факультета семейного раздора и будущий служитель того самого культа Раздора приземлился аккурат перед деканом и медленно выпрямился, не забыв хрустнуть при этом костями.

— Шикарен… — неосознанно выдохнули близняшки, во все глаза смотря на идеально сложенные восемьдесят килограммов мускулов под загорелой кожей.

— Чем обязан? — тем временем тихо поинтересовался Октопус Звездунов у выпрямившегося перед ним адепта. В спокойствии его голоса не было ничего хорошего. Обернувшись, Влад легонько улыбнулся в свойственной ему манере, придающей легкую загадочность.

— Ректорское спецзадание, — объяснил он. Октопус удивленно вскинул брови.

— Ректор велела уничтожить здание? — Все еще храня обманчивое спокойствие, поинтересовался он, сверля взглядом парня.

— Ректор развязала мне руки, — многозначительно ответил Влад и, стряхнув с плеча осколок, в два прыжка преодолел отделявшее его расстояние от чуть ранее разбитого окна, перевалился через него и крикнул:

— И вообще, Максимилиану плоскогрудые стервы не нужны! Даже в роли подсвечника!!!

В ответ послышался нечеловеческий разъярённый рев. В следующий миг стены задрожали, и вовсе оставляя аудиторию без уцелевших окон.

— Вот же засранец, — одновременно выдохнули близняшки, отлетая к противоположной стене. Владислав Мухотряскин же метнулся назад в сторону декана, и тут же следом за ним в аудиторию влетела разъяренная зеленокожая Камилла Рылова.

— Ки-ки-морам скорм-лю-у-у-у, — взревела она, целясь кулаком во Влада. Парень отскочил, Октопус — нет…

Будь Камилла пьяной, она бы, наверное, вмиг протрезвела, а так, схваченная за шкирку, словно нашкодивший щенок, девчонка вмиг побледнела, отчего с ее хрупкого точеного личика сошла вся зеленая краска, обнажая бледные щеки. Осторожно прикоснувшись к наливающейся кровью гематоме под глазом, Звездунов медленно опустил студентку на пол. Ноги у нее сразу подкосились. И неудивительно, это ж был Звезда личной персоной.