Ррухи продолжала спать. А Хадиса — думать.

Спортзал, судя по всему, отменялся, засос был реален, значит, ее проблема — тоже. К тому же, ввиду странного происшествия закрадывалось сомнение насчёт естественного сна подруги. А значит, вместо спортзала следовало посетить другое место, которое приличные девушки после шести не посещают.

Так что, надев вместо форменной блузки первую попавшуюся водолазку, девушка закрыла комнату на ключ и потопала в столовую. Стресс надо было заесть, а ещё лучше — поискать его реальную причину.

* * *

Вечер только начинался. Солнце клонилось к закату. Белые барашки облаков низко плыли над землёй, словно были выбросами заводской трубы. Внутренний академический двор казался необъятным. Из окна он выглядел явно иначе. Но, как ни крути, он все равно был унылым. Ни цветка, ни памятника, ни фонтанчика. Ещё и оборонная стена возвышалась над домами непреодолимой преградой. Лишь Огненная река пересекала это издевательство над свободой дважды.

Наверное, стоило идти в столовую, ведь люди, как и все остальное зверьё, не изменяют лишь привычкам в пище. Но, прежде чем нырнуть в очередное здание, Хадиса все же решила прогуляться и понаблюдать. Второй неизменной точкой пересечения для любого учащегося здесь был мост, переброшенный через Огненную реку. Сейчас функционировал лишь один. Остальные на ночь блокировались во избежание досадных недоразумений. Как шутили местные старшекурсники: чтобы не путать, где именно ночью тонут.

Хадиса не замечала времени и не могла с точностью ответить, как долго гуляла вокруг да около. Но знакомых физиономий так и не увидела. Это могло означать два, а то и три варианта событий. К примеру, привидевшееся действительно было видением, а засос — самовнушением. Второй вариант: нужные лица живут около столовой. А значит, мост не пересекают и имеют отношение к факультету семейного раздора. Ну и наконец: Самсон, Влад и крашеная девчонка все ещё занимаются исключительно недетскими, абсолютно неприличными вещами. А потому находиться на площади они не могли. Мысли Хадисы все дальше уплывали в тему соблазнов. Девушки и парни, куда-то идущие, спешащие или прогуливающиеся вокруг, стали вести себя шумнее. Шутки стали забористей, прикосновения — откровеннее.

— Смотри и до оргии дойдет, — вздохнула Хадиса, опёршись на бортик моста. — То-то ректор обрадуется.

— Обхохочется, напьется, а потом присоединится, — прошептали ей на ухо. Девушка вздрогнула. А тем временем мужчина опёрся руками на бортик, едва касаясь ее пальцев своими. Она не могла видеть его лица, а пошевелиться было едва ли возможно. Стоит обернуться, но тогда их лица будут до неприличия близко. Увы, Хадиса не знала, как отреагирует после. Она побаивалась рисковать, а потому едва дышала, вперившись взглядом в его затянутые в кожаные перчатки ладони.

В сгущающихся сумерках вся эта ситуация и антураж выглядели зловеще и завораживающе. И он опять словно прочел ее мысли.

— Неужели настолько зловеще? — мужчина улыбнулся. Это чувствовалось в его интонации, и от этого девичье тело пробивало дрожью. Он играл с ней, прямо как кот с мышью.

Впрочем, Хадиса не чувствовала себя в опасности, наоборот, она была полна предвкушения от общения с незнакомцем. Стоило ли приписывать это чувство к ее зашкаливающей силе суккуба или, наоборот, к ее неправильно воспитанной натуре — девушка не знала. Да и не собиралась она гадать. После жарких объятий Самсона ее душа требовала жарких приключений.

А незнакомец словно знал об этом, вот и играл словами, обращенными к ней, как опытный музыкант — на хорошо настроенном инструменте.

Облака в небе стремительно багровели; ночь принимала мир во владение. Вскоре вспыхнет первая звезда, а за ней и луна займет место на небосводе.

Чем темнее становилось, тем больше хотелось прекратить разговор.

— Скоро ужин, — мягко сообщила Хадиса. — Присоединитесь?

— Увы, если вы появитесь со мной, кое-кто будет зол, — снова улыбнулись ей на ухо. — А может, еще и очень ревнив.

— Неужели?

— Да, я даже больше скажу: чем дольше вы питаете своей силой общество, тем более оно готово рвать и метать за вас.

— Неужели всем так важны плотские утехи?

— Против инстинкта не пойдешь, — высокопарно ответил незнакомец. — Мораль вдавила инстинкты ниже плинтуса, но это не значит, что их нет. При должном раскладе сил и монах станет животным… — Он на миг умолк, а потом тон его голоса изменился, стал вкрадчивым и волнующим. — Только представьте, по вашему велению кучка незнакомцев превращается в страстных любовников прямо на месте, в открытом пространстве. И вот вы в один момент становитесь зачинщиком дикой оргии, в которой нет ни грамма стыда и ни капли человечности. Несколько мужчин поочередно, а то и одновременно берут одну женщину, а она только и делает, что стонет от удовольствия. И наоборот, десяток девушек испивают последние соки из юноши, вытворяя с ним все, что душе угодно…

Хадиса сглотнула. Перспектива ей не понравилась. Она словно протрезвела, но площадь… Люди вокруг не могли уняться так быстро.

— Вам не понравилось? — Его голос шептал, а губы едва касались мочки уха. — Неужели так претит свобода в отношениях?

— Этот разговор ни к чему. — Хадиса сильней сжала каменный бортик пальцами. — Можете не утруждать себя, расписывая прелести.

— Как скажете. — Его голос даже не дрогнул, словно его ни капли не задел ответ. — Есть ещё пожелания?

Девушка сглотнула. Было, вот только почему она подумала именно об этом?

— Не стесняйтесь, а вдруг я волшебный джин, и любую вашу блажь — исполню?

— Я не хочу забывать этот разговор, — ответила она и, словно завороженная, обернулась. На нее смотрел самый обычный мужчина. Высокий, худощавый. На голове была шляпа, на лице — улыбка… Цвета глаз уже было не разглядеть.

— Не перестаю вами восхищаться. — Он слегка склонил голову, а потом осторожно взял ее ладонь и коснулся пальцев лёгким поцелуем.

В следующий миг мир перевернулся, и Хадиса кубарем вошла в обжигающие волны реки.

Внутренний коммутатор мигал красной лампочкой. Мигал давно, но осознание пришло только сейчас.

— Да… — лаконично и емко выдал Октопус, взирая одним глазом на красную лампочку. Второй был закрыт и явно ещё улавливал некое подобие сна, надо сказать, крайне яркого.

— Господин Звездунов, срочно пройдите к ректору, — затрещал коммутатор. — Внеплановое совещание. — И сказано это было таким тоном, что…

— Сейчас, — выдавил он, кое-как садясь в кресле. Тело ныло, но мужчина никак не мог определить, плохо ему или хорошо.

Впрочем, вскоре ему было не до этого. В кабинете Эвересты собрались почти вся верхушка, не хватало лишь декана медицинского факультета, госпожи Дич.

— А где Гемарта? — вместо приветствия выдал Октопус, прикрывая за собой дверь.

Компания была обычная для внештатных ситуаций, о чем говорило присутствие правовика. Пожав руку профессору Комарову, Октопус сдержанно поздоровался с деканом Ананьевым и наконец уставился на Эвересту. Женщина стояла возле окна и в задумчивости потирала подбородок.

— Гемарта выполняет прямые обязанности — спасает пострадавших.

— Наши опять подрались? — Он обернулся на Анониса. Но мужчина лишь демонстративно поднял руки.

— Я здесь ни при чем! — клятвенно заверил он. Октопус ни грамма не поверил.

— Так что произошло?

Борин не ответила, лишь молча повела рукой, и голопроектор, стоявший с утра у стены, послушно выехал в центр помещения. Из его конической вершины "брызнуло" светом, и объемное изображение длиной и шириной в полметра привычно заклубилось над машиной.

Запись не была длинной.

Девушка стояла в части моста, что наиболее возвышалась над рекой, опершись на перила. Мимо сновали студенты, никто не обращал на нее внимания. В какой-то момент ее мороком окутала тень. А спустя мгновение девушка обернулась и откинулась через бортик.