Хинеус смотрел на женщину, все еще витая в своих проблемах, и не понимал то, что стоящая перед ним энергетическая сущность была абсолютно реальна. Блестки внутри нее роились, словно мелкие мошки, медленно выстраивая внешность и сруктуры, оформляя плавные изгибы тела. В руках она держала маленький белоснежный сгусток, он мерцал звездочкой, а внутри слегка покачивалось маленькое зернышко. Она протянула сгусток ему. Кирин принял его и неожиданно ощутил приятное согревающее тепло. Страх, боль, отчаяние отпускали, словно их никогда и не было.

Женщина продолжала танцевать вокруг него, рассыпаясь пылью и восставая вновь в совсем другом месте. Дверь Молельни пропала, по земляному полу простелились четкие контуры каменных плит. Сумрак рассеяли высокие стрельчатые окна.

— Ожидание неизбежного порой может нанести еще больший урон, чем сама неизбежность, — шуршал чужой нечеловеческий голос. Воспоминания заставляли мозг вскипать. Улей, как и тогда, во время нападения, явился неожиданно.

Вот только боли в этот раз не было. Вспыхнул яркий свет, от которого захотелось укрыться. Мерный перестук женских каблуков, разносившийся по просторному помещению, разбавлял шелест одежды. Вполне похоже на звуки в танцевальном зале, но никак не в Молельне. Хинеус открыл глаза и удивленно скользнул взглядом по зеленым витражам, скрывающим дневное небо.

Зал, скрупулезно выложенный малахитом, разбавленный красной мозаикой, поражал своими размерами. Слева пронеслась тень. Кирин резко обернулся, но ничего не увидел.

— Страх, переживание, сомнения… Полная и всепоглощающая фрустрация со всех сторон, диктующая и поведение, и отношение, как внешне, так и внутренне, — продолжил голос справа…

Кирин застыл, вслушиваясь. Шуршание хитиновых пластин странно отдавало эмоциями, которых у этих существ быть не должно.

— В этом омуте можно утонуть и никогда не выплыть на поверхность. Можно завязнуть и день за днем смотреть, как тянет трясина вниз, крепко держа за ноги, которыми ты должен идти вперед, а не топтаться на месте. — уже шептал отчетливый женский голос ему на ухо.

Она была невысокой и, кажется, даже тянулась к нему, касаясь своим телом его.

— Какой бы ни была боль, — выдохнул он, вспоминая строки из Кодекса Хранителя и медленно оборачиваясь, — каким бы ни был страх… Коль зыбкими ни были б мечты, к ним нужно пытаться идти своими двумя… Сквозь трясину человеческих "не можешь" и "не получится"… Через болото из собственных не сумею" и "не дойду"…

Сказал, а сам не мог отвести взгляда от незнакомки, заполнившей все его внимание в один миг. Она была слишком похожа на его мать. Иссиня-черные волосы, тонкие черты лица с приятно очерченными губами. Пышное синее платье мерцало россыпью черных камней. Он помнил это платье… Прическу и улыбку… Образ, варварски украденный из его памяти. Не давала спятить лишь одна немаловажная деталь — фасеточные глаза, мерцающие, словно ограненные черные бриллианты.

Она улыбнулась.

— Кодекс, как всегда, отвечает на любой вопрос. — Женщина чуть склонила голову в сторону, протянула к нему руку, касаясь его груди. — Но не на тот, что идет от сердца. Готов ли ты убить сестру, Хинеус?

Хинеус не был готов. Даже решив все для себя, зная, что найдет силы, и что есть веские мотивы, — он все равно не был готов.

— Вы не можете помочь…

— Могу. — Она сделала еще шаг, а потом скользнула пальцами в его ладонь, сжимающую мелкое искрящееся зернышко. — Здесь ее память… Все, что смогли считать мои дочери во время последнего их единения. Я дарю ее тебе.

Он сглотнул и крепче сжал руку, тепло зернышка обжигало чувства, рисуя в них новые грани. А она, словно змей-искуситель, продолжила, свивая вокруг него свои паучьи сети.

— Хадиса Кирин должна заплатить за смерть Максимилиана Дрейка своей жизнью, Хинеус… И она заплатит. Ты дашь ей умереть, как и приказал тебе Владыка. Но в твоих силах и воскресить ее. В моих силах тебе помочь в этом.

Ее лицо утратило четкость. Тело стало зыбким. Зал поплыл, и перед ним снова бушевал рой мелких мошек. Черное зыбкое марево, в котором едва угадывалась энергетическая сущность:

— Взамен я хочу ее силу. Я возьму твой грех на себя, Хинеус, и верну тебе сестру в новом теле и с ее памятью. Она будет любой, какой захочешь. Магически одаренной или же обычным человеком. Помнящей свою смерть или же забывшей последние недели. Это хорошее предложение. В противном случае убивай ее сам… Или же будь подвешен на Судебной площади вместе со всей семьей до десятого колена…

Хинеус болезненно сжал челюсти. Черные стены Молельни снова поднялись вокруг него. Многоликий стоял на своем постаменьте, как и прежде. Если бог существует… Он даст возможность найти решение…

«Если согласен — возьми флакон, спрятанный в животе Многоликого, дай выпить его содержимое сестре», — шуршал внутри него голос Улья. — «Привези ее в заброшенный Храм на границе аномалии. Взамен ты получишь то, что желаешь».

* * *

Машина уверенно стояла под самим корпусом факультета хранителей. Хадиса даже не обратила на нее внимания, полностью погруженная в свои мысли. Была пятница, и она опять не помнила прошлую ночь. За две недели это стало привычным, но отнюдь не нормальным. Рубин, уже в который раз встречавший ее утром возле выхода из факультета, уперто отмалчивался, говоря, что причина этому — все еще не вошедшая в пик сила. Звездунов и Ананьев тоже об этом говорили. Ректор пошла еще дальше в своих предположениях. Хадисе оставалось только верить, чтобы не затеряться в пучине тоски. И каждый раз она ловила себя на мысли, что Самсон все больше становится ей неинтересен. Запах рыжего адепта волновал намного больше. Хитрый прищур манил, а руки откровенно напоминали о ласках, которых, вроде, и не было. Или были?

Насколько хорошо умел врать Рубин? Порой казалось, что его легкие случайные прикосновения были чем-то большим, чем просто случайностью.

Звук клаксона отвлек. Обернувшись, послушница заинтересованно смотрела на то, как огромный автомобиль, выпуская клубы пара и натужно перебирая колесами, чуть отъехал, разворачиваясь, и снова остановился. Дверь отворилась, выставляя на обозрение Хинеуса. Он был в сером костюме, с темно-красным платком и в серой шляпе. Его длинные волосы были перетянуты тесьмой за спиной, обувь начищена до блеска, а воротник сорочки сиял белизной. Полосатый галстук был завязан сложным узлом.

Хинеус, как всегда, был одет с иголочки.

— Приветствую, брат, — искренне улыбнулась Хадиса.

Мужчина и сам улыбнулся и отодвинулся от входа, предлагая ей сесть. Упрашивать Хадису не пришлось. Пробравшись внутрь салона, она с удовольствием разместилась на мягком сидении напротив брата. Он, в свою очередь, оценивающе скользнул по ней взглядом.

— Вижу, пробуждение пошло тебе на пользу, — одобрительно кивнул он. — Расцвела, может, ещё и влюбилась? — Он протянул руку и осторожно заправил локоны ее волос за уши, рассматривая миловидное лицо. — Уже прошла посвящение?

— Нет ещё, — пожала плечами Хадиса. — Декан говорит, что я ещё не готова.

— И почему ты не готова? Песни ещё не все выучила?

— Выучила. Он ждёт пика моей силы, — пояснила девушка. — Говорит, что все произошедшее не было настоящим всплеском. Ректор считает, что я впитала силы Максимилиана… Идет перестройка каналов по жреческому типу. Все очень странно.

— Она обычно верно это определяет, — кивнул Хинеус.

— Зачем ты здесь?

Вопрос заставил его вздрогнуть и вернуться на землю. Вспомнить об отпущенном Владыкой времени.

— Я кое-что привез, как и обещал. Опоздал, правда, на неделю… — Он вытащил из саквояжа мелкий бутылек в серебряной оправе. — Это поможет тебе уснуть, после я проведу ритуал. Сведем на нет твою силу.

— Но я не хочу, — тихо возразила Хадиса. — У меня только начало получаться управлять…

— Я слышал о произошедшем на стадионе… — Хинеус не дал договорить. — Я знаю, что ты не такая — ты добрая и отзывчивая… Но мой голос — ничто по сравнению с морем других.