— Ого. А почему меня терпишь ты? Тебя ведь никто не заставляет со мной возиться.

Кэтти посмотрела на него, после чего села рядом, желая продолжить разговор, поскольку делать больше нечего было.

— Может потому, что ты не такой уж и козёл?

— Думаю, ты ответила на свой предыдущий вопрос.

— А мне кажется, что дело в другом.

— Ну и ладно.

Безмолвие нависло над ними на некоторое время. Они вместе сидели и осматривали плоды своих трудов: готовые стойки под конкурсы, сцены, лавочки для продажи разной стряпни и многое другое. Как много сделано, как много труда вложено, как же все-таки это было весело.

— Зоренфелл, — обратилась вдруг Кэтти.

— Да?

— Ты готов к сегодняшнему дню?

— Думаю, нет. Решу после него.

— Тогда уже будет и не нужно.

— Верно. Потому так и решил.

— Но почему?

— Не знаю. Я просто не знаю, чего ожидать. Мне не приходилось никогда прежде таким заниматься, стараться подарить людям счастье, ведь я одно, что умею — драться да учиться, больше ничего, — с долей несвойственного волнения, произнес Зоренфелл.

— Ты способен на большее, чем тебе кажется. Возможно, ты просто не хочешь в это верить или сомневаешься, но окружающие тебя люди уже давным-давно всё поняли, — решила поддержать его Кэтти.

— В нашей жизни всё возможно, даже невозможное…

— Неужели ты боишься?

— В какой-то степени да, боюсь. Скорее опасаюсь и волнуюсь за то, что мог сделать лучше, а кому перешёл дорогу и испортил праздник, — признался он.

— Как-то поздновато ты опомнился. Пока ко всему готовились ты был полностью в себе уверен, Зоренфелл, так что могло измениться? Разве тот факт, что ничего не изменить не подталкивает к фразе: «Будь, что будет, а там посмотрим»?

— Изменить-то можно… — не подумав, произнес он двусмысленную фразу.

— Так! — повысила она тон голоса и взяла его за руку. — Ты не тот Зоренфелл, которого я знала. Что это за кислая мина? Что это за тихий голос? Хотя ты всегда тихо говоришь… — заметила вдруг Кэтти. — Взбодрись! Сегодня праздник! Сам говорил впитывать в себя позитивные чувства, так почему ты сам этого не делаешь? Посмотри вокруг! Мы всё сделали, сейчас придут ребята и мы будем готовы к веселью. И только попробуй быть в таком же состоянии во время фестиваля, я с тебя шкуру сдеру, ведь ты нам нужен в здравом уме, чтобы решать непредвиденные проблемы.

— Вау… — опешил Зоренфелл.

— Ну чего? — выдохнула она.

— А я и не знал, что ты так умеешь. Очень удивлен. А ты молодец, Кэтти.

— За такое меня ещё никто не хвалил… — отвернулась от него Кэтти.

— Ха, хоть где-то буду для тебя первым, — усмехнулся он.

— Ошибаешься… Ты во многом для меня стал первым… Из-за чего мне не удастся о тебе никак забыть…

— Погоди, о чём это ты?

— Я…

— А ведь ещё пару часов назад здесь перекати-поле бегало, да и только… — пробормотал Зоренфелл.

— Ясное дело, ты же приперся раньше всех, как старик, блин.

— Доррен, как ты можешь так говорить? — фальшиво удивился он. — А ты чего здесь делаешь-то? Бейсболисты нынче свободные?

— У нас дел, кроме помоги да подай, нет толком… Мы ни к чему из-за твоей программы не готовились.

— А чем обычно занимались? — поинтересовался товарищ.

— Устраивали демонстрационную игру. Кто хотел, тот мог спокойно занять место на трибуне и последить за нашей игрой. Мы тем самым заманивали новичков в свой клуб.

— Звучит тухленько.

— Как есть, — пожал плечами Доррен. — Затей мы нечто грандиозное, то возникли бы проблемы с организационным комитетом, мол это труднореализуемо, не подойдет под «наше видение фестиваля» и так далее.

— Это тебе старшие рассказывали?

— Ага, да мы и сами с этим сталкивались в прошлом году.

— Вот оно как…

— Зато сейчас ты подаришь нам минуту славы, — похлопал его по плечу Доррен.

— И все-таки я волнуюсь за ваше выступление. Оно было несколько идеализированно, мне вначале казалось, что все откажутся, но согласились и начали репетировать, я даже не ожидал…

— Знаешь, не тебе сейчас переживать за наше выступление, а нам же. Да сложно, может идеализировано, но разве это плохо? Такого не делал никто и никогда, нам поручили показать всем свои таланты, объединенные в одно целое, презентовать всем посетителям, что наша школа особенная! Но теперь я понимаю, почему ты не хотел ни с кем делиться своими планами… Потому что это чертовски круто! — нашел слова поддержки Доррен.

— Чувствуешь себя готовым ко всему? — поинтересовался Зоренфелл.

— Конечно, нет! Чувак, мне тоже стремно! Допустишь одну оплошонсть и все пойдет на нет, как с карточным домиком… Но и в то же время мне это нравится.

— Почему?

— Потому что это весело, необычно и даже несколько дико. Кто бы ещё до такого додумался? Никто, кроме тебя. Кто бы за это взялся? Никто, кроме нас! Даже если мы не верим в себя, то ты поверь в нас! Поверь в нашу веру! Тогда мы точно не налажаем, просто не сможем, — улыбнулся Доррен.

— Без вопросов, — улыбнулся в ответ Зоренфелл.

— Зоренфелл, нам нужна помощь! — обратился парень из комитета.

— Свободные руки нужны? Просто тут парочка есть, — намекнул он на своего друга.

— Нет, скорее уточняющий вопрос возник, а там уже видно будет.

— Тогда дуй репетировать, — сказал Зоренфелл Доррену. — Чтоб к выступлению были готовыми как никогда!

— Заметано, — принял друг его слова, как вызов.

Из пустыря в огромный муравейник с сотнями трудолюбивых рабочих. Благодаря усердной работе клуба журналистики теперь о фестивале знает половина города уж точно. «Нет ничего сложного в том, чтобы собрать толпу, если сказать, что их ждёт революция» — выкинул двусмысленную фразу президент кружка журналистики, когда Зоренфелл обращался к нему за помощью. Помимо этого, на их плечи упала задача запечатлеть большую часть проходящего фестиваля, чтобы история этого дня запомнилась во всех подробностях.

— Я слышал, что ты сегодня с самого утра в школе. Не видел Кэтти? Что-то мы найти её никак не можем…

— Нет, Омерик, не знаю ничего о ней, — с трудом ответил Зоренфелл.

— Странно для неё опаздывать на такое мероприятие. Мы ведь все так старались для этого дня и не должны сдавать позиции, следить за каждой мелочью, чтобы претворить в жизнь нашу мечту о идеальном фестивале.

— А ты мечтатель, — усмехнулся он. — Может ли мечта быть такой маленькой?

— Никто не запрещает мечтать, так почему бы не мечтать обо всём, что нам интересно? — ответил Омерик вопросом на вопрос.

— Верно. Но и ей нужен отдых. Пусть даже если опаздывает, в этом нет ничего страшного, мы и сами в случае чего справимся.

— Ты тоже прав, она полностью отдавалась подготовке и комитету, а ведь ещё успевала учиться и повышать свои результаты… Как бы она не переусердствовала.

— Вот и я так подумал. Так что там у них случилось?

— Возник спор о том, чтобы…

Зоренфелл говорил об усталости Кэтти, но сам знал, что является виновником её отсутствия, поэтому-то и лукавил.

«Прости меня ещё раз, Кэтти. Я знаю, ты сильная и скоро вернёшься, если захочешь, конечно. Поэтому просто собирайся с мыслями, сделай правильный вывод на счёт того, какой я урод и забудь обо мне после этого дня, пожалуйста…» — мысленно просил её об услуге Зоренфелл.

«Жизнь не жизнь, если в ней не будет неудач. Черные и белые полосы преследуют нас повсеместно. От них не убежать, также, как и от собственной тени. Что же тогда делать, спрашивается? Бороться. Бороться, несмотря ни на что, закрыв глаза на промахи и ошибки, идти дальше, прорубая себе желаемый путь» — с такими мыслями жили этот месяц члены организационного комитета, а автором этих слов является никто иной, как сам глава комитета. Но он сам забыл об этих словах, ведь говорит он много, бывает кого-то поучает, не думая о собственной глупости. Возможно, Зоренфелл сам хотел услышать слова поддержки, поэтому его душа забоялась того, чего натворила.