— Спасибо, — кивнула Мария, осмысливая его слова. — Вы и впрямь лучшие друзья…

— О, правда? Я как-то не задумывался, но, думаю, я и вправду могу назвать его своим лучшим другом.

После школы, как и хотела, Мария решила заглянуть в гости к Зоренфеллу, в надежде встретить его. Однако дома никого не оказалось.

— Ты подружка Зоренфелла? — поинтересовалась соседка.

— Да, Вы не знаете, дома ли он?

— Нет, вчера вечером вылетел пулей из своего дома, когда я собиралась прогуляться с собачкой, только пятки сверкали… Не знаю, что у него, правда, приключилось, но явно не все в порядке.

— Его и в школе не было, значит, даже не возвращался… — с грустью на лице и в душе, произнесла она, понимая, что ничем не сможет ему помочь.

— Ой, надеюсь с ним все хорошо, такой добрый мальчик… Ни разу не проходил мимо, не поздоровавшись…

Но не завтра и не через неделю Зоренфелл так и не появлялся. След его простыл. Оказался вне зоны всякого доступа.

Но что же произошло с Зоренфеллом в этот день?

Обыденное утро, каким оно и должно быть, за исключением того, что разбитые руки то чесались, то снова болели — одним словом, снова ничего приятного.

«Как бы это не вошло в привычку… На прошлой неделе спина, сейчас руки. Это еще спасибо, что ноги отродясь крепкие, иначе бы покоя не видал. Надеюсь, эта стремная тенденция прекратилась с последней дракой…» — ненароком поразмыслил Зоренфелл.

Юноша уже пережил этот день, он ничем не отличался от других: те же знакомые лица, никаких интересных событий, день полный спокойствия и умиротворения. Спокойствие продолжалось ровно до одного-единственного звонка, перевернувшего мир Зоренфелла…

— С-сынок… — дрожащим голосом говорил отец в трубку.

По одной простой фразе Зоренфелл уже стал понимать, что никаких хороших новостей ждать не стоит. Мир вокруг парня резко замедлился, а все его сознание обратилось в слух, чтобы не упустить ни одной детали.

— Что-то случилось? Как мама? — ответил парень.

— Она… вчера ночью она впала в кому, — с горечью произнес папа. — Состояние стабильное, но неизвестно, когда она придет в себя…

В горле появился ком, мешающий спокойно дышать, сердцебиение участилось, а в глазах потемнело. На уме крутились однотипные вопросы: «Как? Почему? Что мне делать?». Парень понимал, что ничем не сможет помочь своей маме, но он просто не мог спокойно реагировать на такую новость, из-за чего не дослушивая слов отца, он вернулся на день назад и на всех парах устремился на электричку. Доехать от одного города до другого занимало не более двух-трех часов.

«Почему все так должно происходить? Какого хрена эта тупая судьба столь жестока? — крутилось в мыслях Зоренфелла. — Почему… Почему убийцы, воры и наркоманы делают все, что им вздумается и судьба будет к ним благосклонна? Отчего ты наделяешь трудностями обычных людей? Кто заслужил такое?»

Сам того не понимая, Зоренфелл обратил свой гнев на Судьбу, беспощадную и нелогичную, с его точки зрения. Погруженный полностью в свои немые распри с Судьбой, парень и вовсе потерял счет времени.

Настоящее превратилось в редкие кадры: открытые двери электрички, одна улица за другой, дома, ошарашенные лица людей.

«Кто все эти люди? У них тоже…?» — мелькали бессмысленные вопросы в бесформенном сознании.

Совсем скоро Зоренфелл настиг ту самую больницу, в которой лежала его мама. В голове, наконец, возникло осознание того, что сейчас с мамой все хорошо, из-за чего парень решил выбросить весь шлак из своей головы, дабы не пугать ни народ, ни свою маму.

Зоренфелла здесь знали, он раньше часто посещал больницу, когда жил в этом городе в прошлом. Проблем с проходом к палате не возникало, но перед самой дверью парень мнимо остановился, страшась распахнуть злосчастную дверь. Что сейчас крутится в его голове? Насколько бурный поток мыслей, эмоций и злобы кружится в одном диком водовороте души простого парня?

— Привет, мама… — зашел он в палату спустя некоторое время.

— Ого, малыш Зоренфелл, рада тебя видеть! — с яркой и лучезарной улыбкой приветствовала его она. — А ты чего здесь?

Мгновение он потупил, глядя на маму. Зоренфелл всегда восхищался её ни с чем не сравнимой красотой: золотистые волнистые локоны волос, бледноватый оттенок кожи, нежно-карие глаза, уверенная осанка, за которой она всегда следит и советует другим.

— Ну, проходи, садись, — вывела она его из транса. — Рассказывай, как поживаешь.

— Да нормально, вроде…

— Ты ведь с кем-то познакомился? Интересный человек? — спросила вдруг мама.

— Как ты узнала? — опешил юноша.

— По взгляду можно многое понять о человеке, его душевном состоянии и…, впрочем, не важно, — улыбчиво ответила она.

— И что ты видишь в моих глазах?

— Во-первых, — стала мама приглядываться, — взгляд твой изменился в лучшую сторону, мне кажется, что ты многое осознал, а такое бывает, когда кто-то тебя к этому подталкивает; во-вторых, беспокойство, грусть и тоска… С чего начнешь?

— Ты даже не спросишь про это? — взглянул он на свои бинты.

— Нет, — дала она четкий ответ. — Просто я знаю, что ты с таким взглядом не смог бы сделать ничего плохого. Ну, и включать мать-истеричку с бзиком по поводу здоровья сына не хочу, ты уже взрослый и сам знаешь, что тебе нужно делать. Если захочешь — расскажешь; если нет, то и обращать внимания на это не стоит.

«Вот всегда ты так… — грустно подумал Зоренфелл. — Стремится подтолкнуть меня к самостоятельности, боясь уйти, ничему меня не научив. Что я, что папа… Зачем ты нас к этому готовишь? Не стоит… Нельзя…»

Парень сел на стул, рядом с койкой матери и принялся рассказывать ей о том, что с ним произошло: какие встречи, какие передряги, какие мысли его настигли в конечном итоге. Он опускал некоторые детали, опускал и свои смутные чувства к Марии. Мама же внимательно и с интересом слушала россказни своего сына, словно ребенок, внимающий приключенческую сказку перед сном.

— Как-то так… — закончил парень свой недлинный рассказ.

— Знаешь, тебе бы стоило бережнее относиться к своим воспоминаниям. Ты рассказывал так, будто бы их не ценишь вовсе, хотя столько всего интересного произошло!

— Разве я не ценю полученный опыт, новые встречи и все остальное? — не такой реакции он ожидал.

— Нет, этим-то ты как раз дорожишь, но к воспоминаниям неправильно относишься. Наша жизнь, — взглянула мама в окно, — мимолетное мгновение, неповторимое и свободное, а все, что было — остается в воспоминаниях. Друзья есть, опыт есть, но тех моментов, тех чувств, что ты тогда испытал, больше нет — они хранятся где-то там, — показала она пальцем на свою голову, — в маленьком ящичке с подписью «воспоминания».

— Хочешь сказать, что мой ящичек находится в ужасном состоянии и там не прибрано?

— О, точно! — щелкнула она пальцами. — Папки с моментами разбросаны, чувства потеряны, пара паучков плетут свою сеть. Зато соседняя комната с «настоящим» находится в идеальном состоянии.

— Но ведь человек целиком и полностью состоит из воспоминаний, они есть то, что формирует нас, как личность, наши взгляды и мировоззрение.

— Правильно, Зоренфелл. Сам же все понимаешь, так почему не приберешься в себе? — задала мама простой вопрос, чем ввела в ступор парня.

«Я беспорядочен? — задумался вдруг Зоренфелл. — Но что со мной не так? Разве же…»

— Не пытайся копаться в себе сейчас, — прервала она его размышления. — Осознание приходит со временем. Не торопи события также, как и не торопись жить, но живи на полную.

— А если оно не придет? Если воспоминания останутся беспорядочными? — задал он беспокоящий вопрос.

Причина такого отношения к воспоминаниям и, как оказалось, к самому себе, заключалась как раз-таки в его способности изменять свои воспоминания на те, что он желает видеть. Личность Зоренфелла сформирована так, как он пожелал, а не так, как все должно быть на самом деле. В нем нет неправильного ровно также, как и правильного. Но ведь от этого он не потерял своей личности, так в чем же беда?