Мария не знала, что сказать. Она вытерла слезы, что шли ранее от испуга, и не знала, как реагировать на увиденное.

— Прости меня, что тебе пришлось попасть в такую ситуацию и увидеть меня не с лучшей стороны…

Но вдруг она сорвалась с места и кинулась в его объятия, сжав покрепче, отчего Зоренфеллу стало туго.

— Дурак! — воскликнула она. — Тебе незачем извиняться…

— Хорошо, — улыбнулся он и положил руки ей на плечи. — Не стоит попросту лить слезы, ведь я никому не дам тебя в обиду. А теперь, пошли домой?

— Угу, — всхлипнула она.

— Я… я и подумать не могла, что ты на такое способен…

— У каждого есть скелет в шкафу — у кого-то человеческий, а у других скелет монстра, — ответил Зоренфелл с долей правды.

— Ты считаешь себя монстром?

— Бывает иногда, а разве нет?

— Если ты используешь свою силу ради защиты других, то все хорошо.

— Сама суть этой силы исходит из литров пролитой крови и сотни разных драк, где нельзя было проигрывать… Хм, а ведь её можно назвать проклятой! Чувствую себя героем какой-нибудь фантастики, забавно, да?

— Сначала омрачаешь свою силу, а потом шутишь…

— В этом весь я, — довольно улыбнулся Зоренфелл.

— Ты говорил мне, что прошлое нужно помнить, но ведь нельзя все время на него оглядываться. Не важно какой ценой ты получил эту силу, главное то, как ты используешь её сейчас, — искренне глядя в глаза Зоренфеллу, произнесла Мария.

В словах Марии оказалось немало истины, о которой Зоренфелл даже не задумывался, хотя сам чему-то пытался научил эту девушку. Но прямо сейчас в нем бурлили разные необъяснимые чувства, а все из-за чарующего взгляда, поглощающего его суть изнутри. Зоренфелл не знал этих глаз…

— Ты заставил меня задуматься о многом, что происходило со мной раньше и что происходит со мной сейчас, Зоренфелл, и я тебе очень за это благодарна, — молвила она, глядя вперед. — Я говорила это раньше и готова повторять сколько мне угодно… Я хочу измениться, хочу быть похожей на тебя.

— На меня? — опешил он.

— На тебя настоящего, имеющего силы защитить незнакомого человека, вытащить его болота одиночества, боль которого я испытала на себе… Ты прекрасен, но и тебе есть, о чем задуматься…

— Думаю, ты преувеличиваешь, но на счет того, что и мне подумать о многом стоит — верно, людей идеальных нет и не будет, — улыбнулся Зоренфелл.

«Но, к сожалению, настоящего меня и не найти за всеми этими сохранениями… Ни тебе не найти, ни мне…» — умолчал он.

— Но знаешь, Мария, тебе не нужно быть похожей на кого-то, ты должна оставаться самой собой, как ты говоришь, настоящей.

— Разве это плохо?

— Нет, конечно, но пройдя по собственному пути, собрав все ошибки и кочки на нем, ты осознаешь многое для себя, ведь человек целиком и полностью состоят из ошибок, а другое их название — опыт.

— Ты заговорил, как мой дедушка…

— Блин, переборщил с мудростью… — усмехнулся Зоренфелл, чем вызвал милую улыбку на лице Марии. — В любом случае, ты вольна поступать так, как пожелаешь, ты сама себе хозяйка и никогда не забывай, будь эгоистичной во всем.

— Быть эгоистичной, да? Хм… — состроила она хитрую моську. — Тогда я не отпущу тебя. Никогда… — прошептала Мария последнюю реплику, не дав услышать юноше это простое слово.

— Да как хочешь, — ни о чем не подозревал Зоренфелл.

— Ты завтра к нам придешь? — поинтересовалась она.

— Не знаю, я планировал спать весь день… В последнее время я слишком активен и это плохо.

— Тогда я к тебе приду!

— И зачем? — приуныл он.

— Н-ну… ты был у меня и… — замялась она.

— Хочешь увидеть, как я живу? — помог Зоренфелл ей.

Мария в ответ утвердительно кивнула.

— Ты ведь сам сказал, что я должна быть эгоистичнее.

— Да мне не жалко, собственно. Стоило бы нам номерами обменяться, а то как-то неудобно будет…

— С этим… возникнет проблема.

— Что такое?

— У меня нет телефона… — смутилась Мария.

— Ну, ничего страшного, я на домашний ваш брякну если что. Спрошу у Эриха.

— Кстати, ты быстро сдружился с папой, — отметила она.

— А с ним сложно подружиться? Широкой души человек, настоящий добряк!

— Правда? — удивилась она.

— Нечему здесь удивляться, ты просто привыкла к нему такому.

— Нет, ну я знаю, что он классный, заботливый и веселый, но редко мне доводилось видеть его таким заряженным в разговоре с кем-то. Папа как-то оживился даже в последнее время…

— А что до этого? — поинтересовался Зоренфелл, не подумав.

— До этого я вела себя паршиво, но сильнее всего по нему ударила потеря мамы четыре года назад… Не знаю, что с ним тогда было, но я отчетливо видела в нем безмерную печаль… Но и я себя простить не могла.

Речь её шла туго. Ясное дело говорить о потери близкого человека очень и очень тяжело, но Мария хотела выговориться и по этому поводу, поделиться с кем-то той тяжестью, что повисла на её плечах.

— Я никому еще об этом не рассказывала, но из-за меня мама погибла…

— Что ты имеешь в виду? — не осознавал еще он.

— Четыре года назад, когда я гуляла вместе с мамой, на пешеходном переходе меня чуть не сбила машина, но… она сбила мою маму… Врачи не смогли ей помочь…

— Но в чем твоя вина? Это могло случиться с каждым…

— Но если бы не я, то она была бы сейчас жива! — воскликнула Мария. — Прости…

— Ничего, — приобнял он её и похлопал по плечу.

— Будь я внимательнее тогда…

— Ты ведь и сама знаешь, что прошлого не изменить, — горько произнес он, понимая её чувства. — Но тебе не стоит себя винить, ведь мама защитила самое дорогое, что было в её жизни и, думаю, она этому счастлива.

— С-счастлива? — неосознанно произнесла она.

— Поставь себя на её место — ты бы поступила иначе?

— Нет…

— Вот ты и нашла ответ. Вместо того, чтобы считать себя виновницей, возьми да проживи так, как бы мама тобой гордилась, ради себя и ради неё.

— Как ты находишь все эти ответы… — пробормотала Мария.

— Это просто мысли вслух, — кратко сказал Зоренфелл. — Простые мысли дурака, прошедшего по колкой дорожке…

— Спасибо, — собралась она духом, — думаю, ты прав. Я буду жить так, чтобы моя мама была рада, проживу за нас обеих!

— Умница, хороший поход, — оценил по достоинству парень.

— Мне ни с кем не было так легко разговаривать… — призналась Мария. — О чем бы я не заговорила, ты всегда находишь в себе слова поддержки. Это еще одно, в чем я бы хотела быть похожей на тебя.

— Удивляюсь я тебе, Мария…

— Почему?

— Вначале ты показала себя сильной и независимой, отталкивающей грубостью, после — милая, робкая и невинная девчонка, а теперь я перед собой вижу целеустремленную девушку. Но какой ты хочешь быть?

— Милая? — зацепилась она за слово, но быстро вернулась к теме. — Я хочу быть обычной, но и не слабой, не способной постоять за себя или бегущей от трудностей, я хочу преодолевать все преграды и стремиться к счастью для себя и моей семьи.

— Интересно… — понравился Зоренфеллу ответ. — Все, что я ранее перечислил, уже является частью тебя настоящей: ты можешь быть сильной, когда ситуация того требует, быть милой с друзьями, а целеустремленность неотъемлемая от тебя черта. Проблема лишь в том, что тебе некому и негде это было показать, чтобы и самой убедиться.

— Поэтому и стоит пойти в школу?

— И не только поэтому, в школе ты можешь многое для себя подчеркнуть, как в учебе, так и в людях, что тебя окружают.

— Я пойду! Мне надоело прятаться в своей комнате, прикрываясь тяжелой музыкой! Я тоже… хочу жить, как и все…

— Теперь это не моя просьба, а твое желание — следуй своим желаниям, притягивай их и тогда сможешь обрести счастье.

— А ты счастлив, Зоренфелл? — задала она тяжелый для парня вопрос.

— Даже не знаю… У меня есть одно сокровенное желание, способствовать исполнению которого я никак не могу.