Благодаря этому поминовение усопших в этот день превращается в большое Торжество Жизни над Смертью, а Мёртвые становятся сопричастными Живым.

Целый день сидят люди на могилках, пьют, едят, оставляя тарелку отцу с матерью со всеми яствами, какие есть. Кругом них бегают, резвятся детишки, ведут игры, играют в «горелки», одним словом, ведут себя, как в деревне на Пасхе. Молодёжь поёт песни, играет на гармони, однако всё в пределах полной пристойности и уважения к мёртвым. Вечером при закате Солнца все идут по домам, оставляя на могилках «Угощение Родичам», как было с утра — тарелки с яствами. Утром, до Зари, еле просветлеет небо, все хозяйки спешат на могилки посмотреть, тронули ли яства Родичи! Многие из них возвращаются со слезами радости: «Наша мама с батьком ели от нашего Угощения!» Конечно, ночью яствами живились всякие жучки, полевые мыши, птицы, всякая живность. Однако крестьяне рассматривали это как факт, что «Родичи вкусили от бряшна». Для всех, любивших родных, это было истиной. Они не сомневались, что Родичи с Того Света пришли к ним на Пиршество! Не сомневались они и в том, что Родичи слышали их просьбы и что они «попросят Бога обо всём». С детской доверчивостью возвращались женщины по домам с тарелками, скатертями, оставляя недоеденное на могилках же: «Может, ещё раз захотят попробовать нашей стравы («с-трава» — выражение, вероятно, ещё ведическое).

Вслед за Радоницей, обычно на следующее воскресенье, был другой праздник, совпадающий с Красной Горкой. В сущности, это должна была быть Радоница-Красная Горка, ибо на Севере её так и празднуют. Но на юге, благодаря большому влиянию православия, Красная Горка стала вторым воскресеньем после Пасхи вместо первого. Может, это произошло и по другой какой-либо причине, но наша цель заключается в передаче того, что нам пришлось видеть, а не того, как должно было бы всё быть сообразно мнению специалистов. Иной раз обычаи и верования по причинам местным меняются. Наконец, Пасха, введённая христианскими проповедниками на Руси, Праздник передвигающийся, тогда как Радоница и Красная Горка были Праздниками неподвижными. Возможно, что такое частое передвижение, связанное с луной, и послужило причиной разделения Радоницы от Красной Горки. Само название Праздника говорит о некоей «горке». В старину в Юрьевке люди действительно насыпали холм, украшали его зеленью, цветами, и все празднества протекали на этом холме или вокруг него. Мы считаем, что это не только языческий культ, но что больше того, он является подтверждением скифского прошлого нашего народа, ибо холм, курган (шумерийское слово «кургала»), нечто подобное примитивной пирамиде, было царской могилой. Празднование усопших на кладбище, в могилках, не охватывало всех Предков, Пращуров и Щуров. Красная же Горка охватывала самое отдалённое прошлое. На могилках справляли пиршество с ближайшими Родичами, тогда как на Красной Горке устанавливалась связь с отдалённейшими Родичами и Царями. Правда, народ этого уже не помнил, но Горка-Курган говорит сама за себя. Насыпая Курган-Горку, люди, главным образом молодёжь, восстанавливали связь с этим прошлым, приобщались к похоронным насыпателям, скифам, строившим Курганы-Могилы. Связь эта становится ещё более ясной, если напомним, что в этот день дети тоже делали во дворах холмики, на верху которых водружали зелёную веточку. Они подражали в малом виде работе старших. В позднейшие времена уже холма не насыпали, а лишь приготовляли прежний. С него бегали вниз во время игры в «горелки». На нём становились петь перед заходом Солнца, а на белый Камень, лежавший наверху, клали пучок травы, цветы, зелёные ветки. На Красную Горку шли с зелёной веткой в руке, а девушки — с цветами. Держа ветку или цветы, водили хоровод и оставляли ветки и цветы на Красной Горке.

Наверху, на самой Горке, становились те, кто любил друг друга и браку которых противились родители. Там они заявляли о своём желании выйти замуж или жениться, и после этого родители уже ничего не могли сделать! Раз на Красной Горке было объявлено всем, значит, так и будет.

Любы-Бог бы покровителем влюблённых у славян, и его имя поминалось в свадебной песне в Юрьевке:

Осталось воспоминание об этом Божестве и в поговорке: «взял бы Марью себе, да нет Любы!» Ударение ставилось на конец, на «ы». Говорится, значит, не о чувстве, а о персонаже древности: Боге-Любы. Есть и ещё указание в словах антоновской песни: «Да йшов до горы соби, та взяв жинку соби, ой-Люб-Любы, та взяв жинку соби!» Таким образом, тут опять есть прямое указание на Бога-Любы. Не оттуда ли вышло и православное выражение «Боголюбие»? С другой стороны, христианство утверждает, что «Бог есть любы». Упоминание об этом слышится и на Красной Горке, когда в хороводе поют: «Ой, Люб-Любы-Люб!» в виде припева, чередующегося с «Ай, Люли, Люли!» Любы-Бог и Люль, или Лель, одно лицо, вероятно. Оно на Севере Руси упоминается как «Люли», а на Юге как «Люб-Любы-Люб». Ему придавалось, вероятно, значение Бога любви в супружестве, то есть любви физической, так как для большой любви, для чувства нефизического был Бог-Ладо, а для «влюбления», «блажения от Любви» был Бог-Яро. Если был Бог-Ладо, то была и Богиня Лада. На Крайнем Севере она носила имя Ладоги, откуда и название озера — Ладожское, а древнее имя Владислава, вероятно, звучало как «Ладослав». Однако такое имя могло существовать и самостоятельно. Любы-Богу посвящено было специальное растение «любисток», которому приписывалась особая сила причарования к себе. «Любисток» при ближайшем рассмотрении оказывается зелёным сельдереем. Сельдерея вообще в пищу на Юге России не употребляли, а настой из него считался «любовным фильтром». В Европе известны три сорта сельдерея: белый, зелёный и клубневой, последний служит для салата или приготовления супов. Зелёный же употребляется для супа только в небольшом количестве, для запаха.

Любы-Богу посвящался особый каравай на свадьбе из житной муки и орехами и сухим изюмом, на мёду. Медовики-хлебы выпекались и на Рюгене, Райяне, где их ставили на Новый год, и главный священник языческий прятался за него, спрашивая верующих: «Видите ли меня?» — «Нет, не видим!» — отвечали они хором. — «Да-Бог, чтоб и в будущем году не видели!» — заключал он. Каравай-Любы выполнял ту же роль. Посаженный отец с матерью садились за него и спрашивали молодожёнов: «Видите ли нас, детки?» На что те отвечали: «Не видим, батя с мамой!» — «Ну, Да-Бог, чтоб всю жизнь не видали!» Этим, так сказать, узаконялось благополучие в семье. Большой Медовик обозначал много хлеба. В Антоновке в него запекали стебельки «любистка», сваренного на мёду.

Высевая муку на сите, бабы собирали в Юрьевке «высевки», то есть шелуху, содранную с зерна на мельнице жерновами и остающуюся ещё в муке. Интересно, что корень для обозначения посева на поле и просева муки остаётся общим. Просевать муку и сеять зерно — одно и то же, так сказать, по древнему смыслу действия. И на самом деле, это один и тот же акт, религиозный в себе. Как на поле просеивает крестьянин зерно в рыхлую землю сквозь пальцы, чтобы оно проросло и дало плоды, так и здесь просеивается сквозь сито мука, чтобы был вкусный хлеб. И «створоження» теста, как говорили на Юге Руси, равносильно Акту Творения, то есть подражание Жертве, или же Акт Сома, Творение Жертвенного Сока. Древняя «Сочь», или «Сомк», от глагола «сомкнугь», соединить, была «Сомк»-Сома. Потому-то «створение» хлеба — так и говорили: «Треба хлеба створити!» — было тем же Актом религиозным. Отобранные высевки бабы смачивали водой и клали на тёплое место «на комель печи», то есть наверху, где не жарко, но только тепло. Там на дощечке, называемой «комеличка», эти высевки раскладывали «грудками», щепотками, сжимая каждую вместе тремя пальцами и творя молитву. Через день комки высевок затвердевали достаточно, и тогда их складывали в сухой, чистый мешочек и вешали на чердак, говоря: «Бери, Горешный, да оставь и нам, грешным!» Так поручали Богу-Хранителю Дома, или Домовику-Горешному, эти комки. В случае надобности свежего хлеба бабы брали горсть этих комков и клали её в горшок, наливая тёплой водой. В большой «макитре», то есть глиняной посудине, в которой обычно растирали мак, заваривали крутым кипятком тесто из мерки муки, взбивали его пестом, чтобы не было комьев муки в середине, и когда эта «опара» (опаренная кипятком мука) остывала и становилась лишь тёплой, в неё прибавляли ещё воды, муки, соли и размоченных комков из высевок. Эти комья на деле становились дрожжами, и при их помощи тесто быстро всходило. Но те же дрожжи из высевок служили и могучим средством зимой при простуде, опухолях, когда их, размочив, прикладывали к больному месту. Вся сила такого лечения, конечно, шла из дрожжей, содержащих «витамин В, всю серию от первого до двенадцатого». При заболевании печени давали больному настойку из дрожжей, сделанных на «высевках». Их же давали в размоченном виде и коровам, когда последние зимой начинали заболевать, прибавляя в них сухих ягод шиповника, как известно, содержащих до 30 процентов «витамина С». Из «высевок» делали также род напитка, называвшегося «Суряницей». Но мы знаем, что ведийцы называли Солнце «Сурия»! В этом мы видим ещё одно указание на родственность последних со славянами. О Сурянице мы скажем ещё позже. Но «высевки» обладали чудодейственной силой при детских болезнях, когда их заваривали в горячей воде и из этой воды делали ножные ванны детям или старикам, у которых ломило суставы при артрите.