— Так говорят в новостях, — ответил Рао.

— Значит, вы не верите?

— А вы проницательны, — восхищенно сказал он.

— Я расследую дела об убийствах, — заметила она.

Доктор Рао полез в карман и вынул небольшой набор для инъекций. Впрыскиватель тревожно запищал, когда его прижали к коже. Доктор поморщился.

— Инсулин? — удивилась она, едва не спросив, почему бы ему не использовать стволовые клетки, раз он диабетик, — это было бы невероятно грубо.

Рао покачал головой:

— Скотофобин. Тоже часть моей психокоррекции. У меня проблемы с краткосрочной памятью.

Он взял шоколадное печенье и решительно откусил кусочек.

Феррон и сама принимала препараты: в школе, а потом — когда зубрила материал к полицейским экзаменам. И тоже отказывалась пускать все на самотек.

— Значит, вы не думаете, что эта звезда…

— Аль-Рахман.

— Аль-Рахман. Вы не думаете, что она станет сверхновой?

— О, это возможно, — произнес он. — Но что бы вы ответили, если бы я сказал, что ее мерцание представляет собой повторяющуюся серию простых чисел?

Острая терпкость лимонного печенья превратилась в безвкусное крошево у Феррон во рту.

— Что, простите?

— Кто-то передает нам сигнал, — проговорил доктор Рао. — Или мне стоило бы сказать, передавал нам сигнал. Очень-очень давно. Некто с технологией, позволяющей изменять излучение звезды.

— Объясните, — сказала она, сложив остатки печенья на блюдце.

— Аль-Рахман находится на расстоянии более двух с половиной миллионов световых лет. Это значит, что свет, который мы видим, был модулирован, когда первые люди отпочковались от семейного древа гоминид. Даже если бы мы смогли отправить обратный сигнал… велики шансы, что никого там уже нет. Это просто послание в бутылке. «Мы тут были».

— В новостях говорилось о двадцати тысячах световых лет.

— Новости, — усмехнулся он. — Там хоть раз было что-нибудь толковое о полицейской работе?

— Никогда, — горячо ответила Феррон.

— Вот и с наукой то же самое.

Тут лампы погасли, и он посмотрел вверх:

— Еще один перебой.

На краю сознания Феррон тревожно скреблась смутная идея:

— У вас здесь есть солнечная ферма?

— «БиоШелл» на полном самообеспечении, — кивнул доктор Рао. — Должно быть, ошибка в программе, но мы ее еще не нашли. В любом случае свет восстановится через минуту. А у важного оборудования — автономные источники питания.

Он доедал свое печенье и, пока жевал, задумчиво помешивал кофе.

— Велика вероятность, что Вселенная полна — или была полна — разумных видов. И что мы никогда не встретим ни одного из них. Потому что расстояния и масштабы времени слишком громадны. За двести лет мы научились отправлять сигналы в космос — замечательно. Сравните это по масштабу с Аль-Рахманом.

— Ужасно, — сказала Феррон. — Заставляет меня прислушаться к воззрениям доктора Гроба.

— Ужасно, — согласился доктор Рао. — Ужасно и замечательно. В некотором смысле я задаюсь вопросом: а что если это единственно доступный нам предел на пути к постижению Бога, который мы никогда не сможем преодолеть?

Они задумчиво потягивали кофе, лицом друг другу, разделенные подносом и низким лакированным столиком.

— Молоко? — сказала Председатель Мяу.

Феррон осторожно наполнила блюдце и поставила ей.

Доктор Рао произнес:

— Знаете, Туманность Андромеды и наш Млечный Путь в конце концов ждет столкновение.

— В конце концов?

Он улыбнулся, и его морщины вокруг глаз заиграли по-новому.

— Через четыре с половиной миллиарда лет или около того.

Феррон задумалась об Уттаре Бхадрападе, Небесном Ганге и доме Арьямана — в метафизическом смысле. О том, как Арьяман вышел прогуляться по этой звездной дороге. Из такой дали, что потребовалось два с половиной миллиона лет, чтобы просто разглядеть эту даль.

— Тогда не буду ждать. — Она допила последний глоток кофе и осмотрелась в поисках кошки. — Полагаю, прежде чем уйти, я смогу увидеть лабораторию доктора Гроба?

— О, — сказал доктор Рао. — Думаю, мы сможем это устроить, и даже лучше.

Пространство лаборатории Гроб делил с тремя другими исследователями. вопреки слухам о роскошных условиях в корпорации «БиоШелл». Лабиринт столов и ошеломляющее количество непонятного оборудования. Феррон опознала синтезатор генома, четыре или пять микроскопов и центрифугу, но остальной массив посрамил ее ограниченные познания в биоинженерии. И что поразительно, почти все предметы в комнате были окрашены в фирменные цвета компании — изумрудный и золотой.

Сквозь смежную дверь она углядела оранжерею с буйной растительностью — должно быть, экспериментальные образцы. В дальнем конце помещения, возле вращающейся двери, покрытой изморозью, гудели ряды конденсаторов. Одетая в лабораторный халат темнокожая женщина с короткими курчавыми волосами смотрела в линзы, на ее руках были надеты перчатки- манипуляторы. Микрохирургия?

Рао сделал знак рукой, когда Феррон поравнялась с ним.

— Мы ее побеспокоим?

Он ответил:

— Доктор Ннебуогор блокирует почти все сигналы, кроме пожарной тревоги. Единственный способ отвлечь ее — это подойти и дать пинка. Чего… — ученый предостерегающе поднял палец, — я бы не рекомендовал, поскольку она, вероятно, работает над котами-попугаями следующего поколения, о которых я вам только что рассказывал.

— Ннебуогор? Она нигерийка?

Рао кивнул:

— Получила образование в Каире и Бенгалуру. Настоящая находка для «БиоШелл».

— Среди ваших сотрудников много фарангов, — заметила Феррон. — И не на удаленной работе.

Она ожидала, что Рао возмутится, но, должно быть, выбрала верный тон, потому что он только пожал плечами:

— Нашим исследователям нужен доступ к лаборатории компании.

— Мяу, — сказала Председатель Мяу.

— Можно ей? — спросила Феррон.

— Мы любим кошек, — произнес Рао с легкой улыбкой.

Феррон поставила переноску и открыла дверцу. Частота сердечных сокращений Рао немного поднялась, и инспектор поймала себя на том, что отвела взгляд, пока он одергивал брюки и стряхивал шерсть с рукава.

Председатель Мяу медленно вышла и потерлась о стенку переноски. Кошка уставилась на оборудование и мебель немигающим взглядом и уже собралась запрыгнуть на рабочий стол, как доктор Рао решительно выставил руку.

— Никакого лазанья и прыжков, — сказал он. — Опасно. Это может навредить тебе.

— Навредить? — Кошка так очаровательно выговаривала «р», что наверняка это спроектировали нарочно. — Не прыгать?

— Нет. — Рао повернулся к Феррон. — Мы четко запрограммировали реакцию на команду «Нет». Думаю, вы найдете, что наши коты-попугаи в этом отношении превосходят своих немодифицированных собратьев. Хотя… они все же остаются кошками.

— Конечно. — Феррон наблюдала, как Председатель Мяу, исследуя новую обстановку, терлась мордочкой тут и там. — У вас есть домашние животные?

— Мы часто забираем домой удачные прототипы. Было бы жалко их уничтожать. У меня есть красно-серый кот-попугай и золотой лемур. Модифицированные, разумеется. Базовые виды находятся под защитой.

Они наблюдали, как гиацинтовая кошка прогуливалась вокруг, обнюхивая каждую поверхность. Она замерла перед одним из рабочих мест, прежде чем потереться об него, и с комично преувеличенным удивлением произнесла:

— Мое! Мой запах.

Под столом стояла выстланная искусственным флисом корзинка. Кошка приблизилась к ней, вытянула шею и несколько раз глубоко вздохнула, принюхиваясь.

— Ты была здесь раньше? — спросила Феррон.

Председатель Мяу уставилась на нее широко распахнутыми глазами, изумляясь явному невежеству, и заявила:

— Новая!

Потом она запрыгнула в корзину и свернулась внутри, глубоко запустив коготки во флис.

Феррон заставила себя не кусать ногти и сунула руку в карман униформы.

— Все ваши гиацинтовые — клоны?

— Они в близком родстве, — ответил доктор Рао. — Но нет, они не клоны. И даже будь она клоном, в характере окраса проявились бы отличия.