— Мы это расследуем, — произнесла Феррон, радуясь, что вернула контроль над беседой. — Боюсь, мне понадобятся детали того, над чем работал Гроб, его контакты, романтические отношения, профессиональные соперники или враги…

— Конечно. — Доктор Рао подтянул обратно свое устройство и принялся печатать. — Я создам для вас список. Касаемо того, над чем он работал: боюсь, тут замешано много профессиональных секретов, но мы — биомедицинская инжиниринговая фирма, о чем, я уверен, вы знаете. Декстер занимался особым проектом — приложением в четырехмерной инженерии.

— Боюсь, — заметила Феррон, — мне это ни о чем не говорит.

— Конечно. — Он нажал на клавишу.

Кошка выглянула у него из-за плеча, видимо, зачарованная мигающими на мониторе огоньками.

Гиперссылка высветилась в канале Феррон. Инспектор прошла по ней и получила краткий курс теоретической физики, увязывающий трехмерные фигуры с пространством-временем. Холодный пот выступил на ладонях инспектора. Она сказала себе, что это всего лишь вторая волна гипомании.

— Операция на закрытом сердце, — произнесла она.

Во времена бума медицинского туризма экономика Бенгалуру процветала. Теперь, когда люди больше не тратились на путешествия, нашлись другие способы сводить концы с концами, но штат остался одним из индийских центров медицинских технологий. Феррон заинтересовалась приложением для дистанционной хирургии и тем, какой экономический толчок могла дать такая технология.

— Разумеется. Или удаление аппендикса, которое не оставит шрама. Помещение стволовых клеток в костный мозг без хирургического вмешательства, освобождение тела от болезней без инфекций и ран. Это революционная технология. Если мы заставим ее работать.

— Сааб… — Она погладила холеную лазурную голову Председателя Мяу. — Можно ли использовать это как оружие?

— Все можно использовать как оружие, — ответил Рао.

Не слишком ли быстро? Но теплопроводность его кожи и сердечный ритм не показали ни обмана, ни умалчивания.

— Послушайте, инспектор, не хотите ли кофе?

— Я бы с удовольствием, — призналась она.

Рао ударил еще по нескольким клавишам и сошел с беговой дорожки. Феррон подумала, что хотя печатать — это странно и неудобно, у него это выходит довольно быстро.

— Религиозные мотивы, сааб?

— Хм? — Он взглянул на монитор. — Нет. Я просто эксцентричный. Предпочитаю один поток информации за раз. И мне нравится приезжать сюда и работать, а домашние дела оставлять дома.

Феррон рассмеялась и последовала за ним через кабинет к группе антикварных лакированных стульев. Председатель Мяу, семенившая позади, задержалась, чтобы понюхать незнакомый ковер и покататься в особенно пышной его части. Чувствуя себя донельзя откровенной, Феррон призналась:

— Иногда я тоже отключаю свои каналы. Смываюсь. Это помогает сосредоточиться.

Он подмигнул.

— Так расскажите мне о Декстере и его кошке, — попросила она.

— Ну… — Рао виновато посмотрел на Председателя Мяу. — Она была очень продвинутой. Хозяин, очевидно, много с ней работал. Законченные предложения, беседы на уровне пятилетнего ребенка, одаренного воображением. Кстати, это один из наших проектов.

— Коты-попугаи?

— Гиацинтовый вариант. В следующем году мы собираемся выпустить на рынок вариант «Эклектус». Малинового и сливового цветов. Вы знаете, что у них срок жизни гораздо длиннее, чем у исходного вида? Коты-попугаи должны прожить тридцать — пятьдесят лет, хотя, конечно, проект не настолько давний, чтобы иметь экспериментальное подтверждение.

— Я не знала. По поводу доктора Гроба…

Она сделала паузу и просмотрела списки врагов и контакты, которые предоставил доктор Рао, перекрестно сверяя их с файлами и рапортами о трех опросах, которые пришли от Индрапрамита за последние пять минут. Рядом назойливо мигал еще один запрос от матери. Феррон его отклонила.

— Я так понимаю, он родился не здесь?

— Он переехал, — глухо сказал доктор Рао. — Из Америки.

— Ага, — произнесла Феррон. — Он переехал ради работы? Словно в Средние века. Как «БиоШелл» оправдывали издержки… и дополнительную углеродную нагрузку?

— Уникальным набором навыков. На самом деле мы привлекаем людей из разных мест. Его здесь очень любили: он выполнял незаурядную работу и был достаточно приятен в общении — и весьма талантлив, — чтобы его коллеги прощали ему некоторые… причуды.

— Причуды?..

— Он был депрессивен, мадам, — объяснил доктор. — Предрасположен к довольно серьезным приступам экзистенциального отчаяния. Лекарства и хирургия помогали сохранить его работоспособность, но этого было недостаточно для того, чтобы он всегда чувствовал себя… комфортно.

— Вот вы сказали — экзистенциальное отчаяние?.. — Феррон с непревзойденным мастерством умела отпускать незаконченные фразы.

Доктор Рао, похоже, охотно их подхватывал:

— Он ставил под сомнение ценность и смысл почти всех человеческих усилий. Само их существование.

— То есть он был отчасти нигилистом?

— Нигилизм отрицает ценность как таковую. Гроб готов был принять, что в сострадании есть своя ценность, но не подлинная, понимаете, а предписанная. Он считал, что лучшее, к чему может стремиться человек, — это уменьшить страдания.

— Теперь ясно, почему у него был такой никнейм.

Доктор Рао усмехнулся:

— Вот именно. В любом случае Декстер был исключительным человеком.

— Предполагаю, это означает, что «БиоШелл» пострадает, потеряв его.

— Проект четвертого измерения без него развалится, — откровенно признался доктор Рао. — Понадобится глобальный поиск, чтобы найти ему замену. И нам нужно будет проделать это быстро — релиз технологии уже в работе.

Феррон подумала о лежащем на травяном ковре человеке, вывернутом наизнанку, о квартире, подготовленной для интимного ужина на двоих.

— Доктор Рао…

— Да, младший инспектор?

— По вашему мнению, мог ли доктор Гроб покончить с собой?

Ее собеседник сцепил пальцы и вздохнул:

— Это… возможно. Но он был очень предан работе, а его психические обследования не указывали на непосредственную опасность подобного исхода. Мне не хотелось бы так о нем думать.

— Потому что вы бы почувствовали, что должны были сделать больше? Нельзя спасти кого-то от самого себя, доктор Рао.

— Иногда, — ответил он, — все, что нужно, — это слово, прозвучавшее во тьме.

— Доктор Гроб работал из дома. Были у него там какие-нибудь лабораторные приборы? Возможно ли, что он погиб в результате несчастного случая?

Брови доктора Рао приподнялись:

— Боюсь, теперь мне любопытно узнать о характере его кончины. У него в личном пользовании не должно быть запатентованного оборудования: здесь мы держим для этого лабораторию, а дома он должен был ограничиваться теорией и анализом. Но, конечно, Гроб мог бы обладать различными интерфейсами.

Прибыл кофе. Молодой человек с услужливой улыбкой поставил поднос на стол и снова исчез, не сказав ни слова. Без сомнения, он доволен жизнью, потому что трудоустроен.

Доктор Рао разлил напиток из старого солидного керамического кувшина и перешел к светской беседе:

— Потрясающие новости о Туманности Андромеды, не правда ли? Звезду назвали Аль-Рахман.

— Я думала, в наши дни звезды называют по координатам и номеру в каталоге.

— Так и есть, — сказал Рао. — Но на этот раз немного романтики пришлось к месту. Люди — они такие, кто-нибудь дал бы ей имя, если бы этого не сделало научное сообщество. Абуль Аль-Рахман ас-Суфи был первым астрономом, который описал Галактику Андромеды примерно в девятьсот шестидесятом году нашей эры. Он назвал ее «маленьким облаком». Еще ее называют Мессье Тридцать один[27]…

— Вы думаете, это предвестие рождения сверхновой, сааб?

Он передал ей кофе — пахнущий пряно и дорого, вероятно, высокогорный, — и предложил сливки и сахар. Феррон щипцами добавила в свою чашку кусочек рафинада, размешала сливки и выбрала с маленькой тарелки, которую пододвинул к ней доктор, лимонное печенье.