Все сугубо утилитарно. Стиль «аэропорт ordinaire a’la neglect»[6]. Не Хитроу и не О’Хара — скорее Виннемукка, штат Невада.

Пересадочный узел выглядел не примечательнее аэропорта, поезд тоже. Необычной оказалась только такса: тридцать пять кредитов — первая пробоина в бюджете, не рассчитанном на подобное приключение. Дрю предпочел бы добираться пешком, но от космопорта до основной части Луны-ТК был десяток километров. Ничто так не учит опасаться предметов, падающих с неба, как жизнь в вакууме.

Но вот купол, где высадил его поезд после путешествия за тридцать пять кредитов, — это дело другое. Словно из Виннемукки Дрю занесло в «Юниверсал-сити» или «Полярный Молл». Или в Лас-Вегас. Он стоял на краю разукрашенной витринами лавок и кафе площади шириной в несколько сотен метров, из центра которой призывно звенели игровые автоматы. Многие туристы дальше этого купола и не забирались, хотя зачем бы людям лететь в такую даль тратить деньги, вместо того чтобы делать это на Земле, Дрю никогда не понимал… пока не поднял взгляд.

В путеводителях были факты. Теперь «Неборама» притягивала его глаза, как прихватки на полу притягивали ноги.

Окна на Луне-ТК вставляли редко. Прозрачная наноплетенка, позволявшая проектировать их большими, обходилась недешево. Но градостроители решили, что если все-таки устанавливать их, то делать это нужно хорошо. Окна «Неборамы» были не просто хороши — лучшие из лучших.

Они начинались от самых витрин и распускались четырьмя лепестками тюльпана, расходились, чтобы вновь сойтись у вершины, в двух сотнях метров над головой. Все равно что оказаться внутри гигантского дождевика с окнами.

На челноке иллюминаторы с одной стороны всегда смотрели на Землю, с другой — были закрыты от Солнца. Здесь, в нескольких километрах от южного полюса Луны, Солнце не показывалось никогда. Как и Земля. Снаружи была постоянная тень холоднее азотных снегов Плутона, внутри — свет, тепло, еда и шальное веселье, а над головой — вечная ночь и звезды, колкие, алмазно-яркие, до странности обновляющие.

Дрю не знал, есть ли у него душа. Но вид из окон более чем все другое уверил его, что прошлое стало воспоминанием. Земля покинута, и впереди новая жизнь.

Если ему позволят ее прожить.

Он нырнул в киоск, купил загрузку, потом расщедрился себе на бутерброд и самое дешевое пиво. Вокруг было слишком много людей — не так скученных, как на челноке, но все равно слишком много, — и, проглядывая объявления «требуются…», он поймал себя на том, что ищет выходы.

Всегда намечай пути к отступлению — это правило въелось в него так же глубоко, как привычка держать осанку на беговой дорожке. То, что делаешь машинально, — как Дикий Билл Хикок, который никогда не садился спиной к двери, ведь если сядешь, твои тузы и восьмерки назовут «рукой мертвеца». Только в случае Дрю это будет ветчина с сыром на ржаном хлебе. И как, черт возьми, держаться спиной к стене под долбаным куполом, где коридоры, витрины и служебные двери расходятся во все стороны, точно гребаные щупальца?

Он заставил себя сделать глубокий вдох и закрыть глаза, представляя, что он снова в колледже, за час до старта, пьяный от адреналина, который пригодится только на беговой дорожке. Задержи дыхание, почувствуй пульс, возьми себя в руки и ощути, как замедляется биение сердца, — вот весь фокус.

Он снова открыл глаза, чтобы посмотреть вверх, на звезды. Земля покинута, и впереди новая жизнь.

Если он позволит себе ее прожить.

В теории у Дрю было четыре недели на поиски работы, прежде чем истечет виза. На практике место ему потребуется гораздо раньше.

Он изучал загрузку, пытаясь не обращать внимания на суету вокруг: все равно он не так хорошо знает территорию, чтобы засечь угрозу. Особенным богатством выбора списки рабочих мест не отличались, но кое-что проблескивало. Хватит ли оклада продавца на временный вид на жительство? Или обратиться в агентство? Смогут ли там ему достаточно быстро найти постоянную работу? И что за чертовщина такая — солнцесборщик?

Слишком поздно, чтобы выяснять это сегодня. Сейчас ему нужно безопасное место для ночевки. Желательно подешевле.

Указатели четко обозначали путь на эстакаду в Центральный или к туннелям в полдюжины других куполов. Где угодно выйдет переночевать дешевле, чем здесь, а поезда не единственный способ передвижения. До большинства центральных куполов отсюда километр или два по подземным тоннелям, и некоторые из них оборудованы прихватками. Даже самые богатые туристы не всегда ездили поездом.

Возможно, в одном из так напугавших Дрю щупалец найдется берлога, чтобы подремать. А может, удастся прикорнуть на скамейке под «Небо- рамой».

Он дожевал бутерброд, поискал взглядом мусорник, чтобы бросить обертку. Для сна еще рано. Лучше отправиться на разведку. Когда-то он был спортсменом. Пройтись пешком он может.

Артемис Резо пил кофе и наблюдал, как послеобеденный челнок выплевывает пассажиров.

Большинство туристы: богатые, молодые, они пытались напустить на себя вид «везде побывали, все повидали», который бы свидетельствовал, что ничего особенного в путешествии на Луну для них нет. Хотя всегда найдется

парочка не поверивших в предупреждения насчет синтегравитации или решивших, что они слишком круты, чтобы принимать таблетки от космической болезни. Характерная черта молодости и богатства, подумал Артемис, особенно если речь о парнях. Когда-то и его переполнял юношеский тестостерон, но это было давно и давно прошло вместе со многим другим.

Один идиот попытался пробежать по прихваткам. И такое Рез раньше видел. Может, хоть этот в больницу не угодит. Надо было бы поволноваться, но сочувствие с годами тоже пропало. Парень имеет право ломать себе ноги, если хочет.

Однако всегда находились другие. Молодые и богатые, да, а еще — наводившие шороху в терпимых ко всякому клубах Луны-ТК. Низкое тяготение и алкоголь с непривычки плохо сочетаются. А если прибавить к ним мир, где большинство работали усердно, а пар выпускали еще усерднее… Что ж, порой в конце смены у Реза самого появлялось больше, чем он бы хотел, причин выпустить пар.

А еще бывали мечтатели с надеждой найти на Луне место, прежде чем истечет виза, — Рез видел тысячи таких. Их желание порой проглядывало в глазах даже на записях низкого разрешения. Они слишком хотели остаться — настолько, что, не сумев, ломались. Двадцать лет назад и он испытал это, хотя его сломало как раз исполнение желания. И все же многие годы он сочувствовал другим мечтателям. Потом и сочувствие прошло.

Этого звали Фидель Франко. Сын короля торговых центров из Филадельфии. Очень много «Ф». За что иные родители так поступают с детьми, задался вопросом Рез, и выключил видео.

Почти все мечтатели терпели неудачу, если только работа не ждала их заранее. Позволить себе посочувствовать им Рез не мог. Лучше просто неопределенно пожелать парню удачи — не более эмоционально, чем когда в детстве, в южном Джерси, желал удачи лягушкам, которые по весне упорно пытались перескакать шоссе. Некоторым удавалось. Большинству — нет. Так было и будет. Каждую весну лягушки отправляются в путь. По статистике мало кому повезет, но тех, кто доберется, хватит, чтобы лягушки не переводились.

Последнее, что Рез слышал о Дженн, — она по-прежнему жила в Перте. Туда она отправилась, когда истекла ее виза, забрав с собой его нерожденного ребенка. Они не знали, что Дженн в положении, пока не прибыли на Луну, а для нее беременность и низкое тяготение стали еще худшим сочетанием, чем низкое тяготение и спиртное. Никто не хотел брать ее на работу, пока ее все время тошнило.

Рез думал, что, обосновавшись, сможет вернуть ее и ребенка обратно. Но служба иммиграции на Луне оказалась совсем не так терпима, как здешние клубы. Если бы они с Дженн были женаты, когда покидали Землю, все бы получилось. А так у нее имелся тот же единственный шанс, что и у всех. Игра случая со ставкой выше, чем в любом казино, и она проиграла. Оставалось только приезжать туристкой — сколько угодно, — но для иммиграции второй попытки не было. Рез мог вернуться к ней, когда выяснил это. Но не стал. И где-то в темном уголке сознания гадал, не поступил бы он так же, если бы знал все с самого начала.