— Могу ли я звать вас просто Аной? — спросил Тессимонд. У него был приятный низкий голос, он говорил со среднезападным американским акцентом и немного сипел на некоторых согласных, как курильщик. Меня это немного выбило из колеи. Чуть-чуть. На микрон.
— Хорошо. А к вам как обращаться?
Он коротко и довольно музыкально хмыкнул.
— Меня зовут Тессимонд, — сказал он, — рад вас слышать, Ана. Я глубоко восхищаюсь вашей работой.
— Что вам известно о моей работе? — Полагаю, звучало это несколько более параноидально, чем должно было.
— Я был профессором на кафедре Хенри Семата по теоретической физике в Городском университете Нью-Йорка. Несколько лет. Очень давно. Я ушел больше двадцати лет назад.
— Вы работали в Университете Нью-Йорка? А почему я ничего о вас не слышала?
— Я не публиковался, — буркнул он, — а в чем дело?
Это меня задело, и я бросилась в бой:
— Дело в нашем открытии, мы совершили прорыв в области изучения темной энергии, и я не думаю, что любой другой физик в мире когда-либо был таким явным кандидатом на Нобелевскую премию. Но два ключевых члена нашей команды ушли сегодня утром. Вот в чем дело.
— Значит, вопросов больше одного, Ана. — мягко сказал он.
Но его мягкость только сильнее меня разозлила.
— Не знаю, какую игру вы ведете, — бросила я. — Но это серьезно. Речь идет о моей карьере ученого и о Нобелевской премии, а не о какой-нибудь… розетке лучшего голубятника. — Я сказала так, потому что голубь в тот момент сел на подоконник кабинета Превера, треща крыльями с таким звуком, будто тасовали колоду карт. Потом он сложил крылья и встал, надменно глядя на нас сквозь стекло. — Это кульминация долгих лет нашей работы, — сказала я почему-то голубю.
— Я говорил о ваших открытиях со Стефаном пару часов тому назад, — послышался голос Тессимонда, — исследование просто невероятно.
— Стефан убежал на самолет в Монпелье! — заявила я. — Вы не знаете почему?
Тессимонд тихо вздохнул.
— Боюсь, не могу даже предположить, Ана.
— Нет? Вы что-то ему сказали, и он немедленно бросил все, над чем работал много лет!
Он помолчал, а потом сказал:
— Я этого не хотел, Ана.
— Нет? Тем не менее вы все испортили. Может быть, вы хотите помочь мне все исправить?
— Я очень сомневаюсь, — грустно сказал он, — вряд ли я могу что-то для вас сделать. — И добавил: — Скорость расширения космоса возрастает.
— Ну, — сказала я, — да, возрастает.
— Это стало известно недавно. Вы хотите сказать, будто знаете, почему так происходит?
— Профессор Тессимонд…
— Темная энергия, — сказал он. — Не хотите ли пообедать со мной?
Я взорвалась. Наверняка из-за гормонов.
— Я сегодня ужасно занята! Придется разгребать последствия вашего поступка, и времени на обед у меня не будет! — ФОР как будто слушала весь разговор и, возмутившись тем, что еды не дадут, выбрала этот момент и пнула меня в желудок, прижав его к ребрам. Я поморщилась, но продолжала говорить: — Мне придется объяснить администрации университета, почему два — не один, а два! — члена моей группы решили покинуть корабль за несколько недель до обнародования нашего исследования!
— Тогда давайте поужинаем, — предложил он, — или выпьем. И доктора Слейта пригласите, конечно. И всю вашу администрацию, если хотите. Я не хотел мешать вашей работе и с удовольствием объяснюсь сам.
— Наверное, я найду немного времени завтра, — сказала я, — вы живете где-то здесь? Тут есть бар. Он почему-то называется бар «Бар». Мы зовем его «Слоном». Будет ли для вас приемлемо встретиться там завтра в районе обеда?
Повесив трубку и вернув Слейту телефон, я сказала, что мы придумали.
— А почему не встретиться с ним сейчас? — спросил Слейт.
— Потому что сегодня я собираюсь уговаривать Ни Цзяна и Джека вернуться к нам. Не знаю, какую такую вещь он им сказал, но мне хотелось бы выступить перед ним единым фронтом. Завтра, Слейт. Завтра.
3
Утро я провела, названивая Ни Цзяну и Джеку. Джек стоял, как стена, а потом вообще сел в самолет, и сигнал пропал, так что с ним ничего не вышло. Я попыталась достучаться до Ни Цзяна, но он также был непреклонен. Нет, не собирается возвращаться. Да, он едет в Мекку. Мои угрозы не возымели никакого успеха. Я предлагала ему финансовое поощрение. Я предупреждала, на кону стоит его репутация серьезного ученого, я даже грозилась позвонить его матери. Ничего не помогло. В конце концов я вынуждена была взять быка за рога и позвонить администрации. Поначалу они не поверили, затем разозлились, потом сказали, что ничего не понимают.
Это меня не удивило. Я тоже ничего не понимала.
Я приехала домой пораньше и развалилась на диване, пока М. готовил мне лингвини. Я изложила ему всю дикую историю, и он немедленно нацепил на физиономию выражение «я всегда с тобой». Мне захотелось позлословить, и я добавила к лингвини маленький бокал кьянти, который явно понравился ФОР не меньше, чем мне. Я стала думать, что все не так страшно. Ну какие могут быть последствия, если моих двух коллег-идиотов не будет на пресс- конференции? Да никаких. Я привлекла к делу администрацию. У меня есть Слейт. В конце концов, я могу выступить и одна. Может быть, выйдет даже лучше.
Мы с М. вместе посмотрели эпизод «Безумцев». И тут позвонил Слейт.
— Босс? Я в «Слоне».
— Слейт, я очень рада, что ты не покинул корабль вместе с Джеком и Ни Цзяном, — ответила я, — но это не означает обязательное информирование меня о всех своих передвижениях. Если бы я хотела за тобой следить, я бы повесила на тебя маячок.
— Ты не понимаешь. Я тут с Тессимондом. — Он волновался, как коп, работающий под прикрытием. — Он пошел к стойке. Возьмет мне пинту и себе полпинты.
— Хорошо, — сказала я, — не позволяй мне отвлекать вас от гулянки.
— Я хочу выяснить, что он сказал Ни Цзяну и Джеку, — прошептал Слейт, — я буду держать тебя в курсе. Я знаю, вы завтра встречаетесь, но я не смог ждать. Любопытство! Мне слишком интересно! Впрочем, для ученого это не проблема.
— Слейт… — начала я самым усталым своим голосом.
— Я позвоню, — прошипел он и бросил трубку.
М. помассировал мне ступни, и я съела шоколадный мусс прямо из пластиковой банки. Затем я медленно потащилась наверх, чтобы столкнуться с самым страшным испытанием за всю беременность. То есть почистить зубы. Меня тошнило уже при мысли о зубной щетке, а сам процесс был бесконечно неприятен. Но я не собиралась вовсе переставать чистить зубы. Это значило бы признать свое поражение. Да еще зубы явно начали расшатываться, и им требовалось больше гигиенических вмешательств, а никак не меньше. Но чистка зубов на ночь стала самой неприятной частью дня. Я завершала это мерзостное упражнение и злилась, когда снова позвонил Слейт.
— Слейт. Что случилось? Что, я спрашиваю, случилось?
— Я же сказал, позвоню, — ответил он, — вот и звоню. — Но тон его голоса изменился, и я сразу почувствовала: что-то не так.
— Слейт? Все в порядке?
— Тессимонд все объяснил. Действительно, совершенно очевидно, если задуматься. Мне даже немного стыдно: как я мог не заметить этого раньше.
— Слейт, не пугай меня. Ты же не хочешь сказать, что бросишь работу, как Джек и Ни Цзян?
Повисла долгая пауза, во время которой я слышала шум в «Слоне»: разговоры, звон стаканов.
— Собираюсь, — сказал он наконец.
— Нет, — ответила я.
— Я собираюсь начать курить, — сказал Слейт.
— Если я услышу еще хоть один non sequitur[37] от своих людей, я заору.
— Я раньше любил курить, — объяснил Слейт. Он не был пьян, но что-то в его интонации не вызывало у меня доверия. — Но я бросил. Ну, из соображений здоровья. Курить вредно. Я же не хотел инфка… инфра… инфаркта или рака. — Снова долгая пауза. — Прости, босс. Я не хочу от тебя уходить.
— Слейт, — рявкнула я, — что он тебе сказал?