И тут она заметила движение. Но силуэты находились высоко на соседнем кряже, не были человеческими, и проще всего ей показалось решить, что через лес мчатся улиты и другие животные.

К рассвету от гигантского пожара остались раскаленные угли и толстый столб черного дыма.

С винтовкой в руке она пошла к Торгашу. Жар вокруг не уменьшался. Кожа грозила полопаться, и каждый вдох обжигал горло и грудь.

Она подумала, что надо бы отступить, но тотчас увидела, что пекло штурмуют ноты. Пятьдесят особей, все взрослые. А потом стало ясно: нет, это лишь первые волны, и она не смогла сосчитать, сколько сотен их спускается с противоположного холма. Некоторые несли пузыри, прихваченные с деревьев, и деловито охлаждали жидкостью себя и соседей. Сплошным потоком втекали они в иссохшее русло, принюхиваясь к воздуху и почве и обнаруживая искомое, которое, как они твердо знали, находилось где-то рядом.

Торгаша вытащили.

Она остановилась и встала на цыпочки, не зная, что думать, но не будучи способной особо встревожиться. Должно быть, его ноты последовали за захватчиками в запретный лес. Они тайком наблюдали за последней схваткой и страшным пожаром, а теперь волокли из убежища своего божественного заступника. Этих крошечных созданий колыхалось целое море. Она, привыкшая к недоверию и паранойе, все же не понимала, чего им нужно от бога, которому они поклонялись на протяжении сотен поколений, — не догадывалась, пока один из нотов не воздел каменную кирку и не вогнал острие в обожженное и беспомощное лицо Торгаша.

Той же киркой взмахнуло еще двадцать нотов, и древко раскололось.

Сверкнули сапфировые ножи.

Внезапно из-под древесной сени вырвалось тысяч десять фигур, которые принялись драться за честь поучаствовать в чудесном, давно предреченном событии или хотя бы засвидетельствовать его.

Дальнейшего женщина не увидела.

Последовав наконец мудрому материнскому совету, она сбежала с холмов, промчалась по летнему морю, забрала поджидавший ее рюкзак и продолжила путь на юг к жизни, новой и старой.

Когда огромную корундовую дверь-плиту наконец отвалили, лето почти кончилось, но ловушки продолжали убивать и калечить, помимо прочего умертвив внезапным выбросом ядовитого зеленого газа десятки добропорядочных горожан. После этой трагедии начались опасливые пересуды и размышления. Что, если монстр-самка, та изуродованная тварь, которую извергло море, скрывается в холмах и ждет возможности свершить чудовищное отмщение? Ноты построили капканы, поставили приманки с отлей- грибами, но те остались нетронутыми. Самые чуткие носы и зоркие глаза изучили каждый клочок острова, но свежих следов — ее или другого Костоеда — не нашли. Когда наступили темные, промозглые зимние дни, старейшины устроили совет, где решили, что враг и правда сгинул. Сбылись древние предсказания: имея океан терпения и малую толику отваги, ноты когда-нибудь обретут заслуженную свободу.

Однако логово монстра, пусть даже обезвреженное и пустое, исследовалось с предельной неспешностью. Туннели, которые сплелись в замысловатый лабиринт, следовало осмотреть и пометить. Комнаты внимательнейшим образом изучали одну за другой. Составляли карты. Писцы занимались бесконечными описями. Мебель и мудреный гардероб монстра вызвали безграничное замешательство. Но попадались и обычные, понятные предметы. Дом был полон чудес, которые предстояло познать и запомнить. Те немногие, кто обладал необходимыми навыками, таращились на человеческие машины, авторитетно шептались и, только ощутив в себе готовность, выносили справедливый вердикт.

Гласил он, как правило, следующее: «Мы понятия не имеем, для чего нужно это устройство».

То были Охотники-за-мыслями-о-немыслимом.

В начале времен и мира нотка смотрела, как монстр бросает в бухту камни, каким-то образом уяснила из этого важную часть его общей цели. Она призвала свой народ из года в год подражать его безумству. А ее потомки узнали от монстра, как выстроить дамбу, осушить залив и наскрести тончайший белый нанос, столь важный для невидимого Костоеда.

Изучением непостижимого от века занимались Охотники. Для укрепления способностей они создали немногочисленную секту-семью и постепенно улучшали свою кровь. Венцом бесчисленных поколений ученых-колдунов стали те, кто собрался в сердце этого дома-пещеры и спорил о назначении того или иного куска латуни или разбитого алмазного цилиндра.

В конце зимы флотилия нотов высадилась около обгорелых руин минерального прииска. Но не успели они отойти от берега, как все полегли под смертоносным дождем алюминиевых пуль и маленьких бомб.

В тот день мир покорился новой силе.

Они пришли в священную первую ночь лета. Было много споров о том, как подобает отметить это событие. Одна молодая Охотница — нотка, обладавшая поразительным даром хранить за горящими очами странное и невообразимое, — настояла на отмене традиционной церемонии. Всем родом устремившись мимо вросшего изваяния исчезнувшего бога, ноты прошли через пробитые в баррикаде бреши и в почтительном молчании вступили в холмистый край. Сильные тащили слабых, позади не осталось никого. Во главе шел отважный молодец, нанесший первый удар их заклятому врагу. Его единственным оружием была простая, ныне прославленная кирка.

Сегодня он заботливо нес нечто похожее на круглый камень, сероватое и удивительно легкое, украшенное множеством складок и вмятин, зеркально отражавших родовой разум человеческих существ.

Охотники шли по пятам, неся двадцать семь душ коварных, благословенных чужаков.

Достопочтенные вожаки вошли в логово.

Другие ноты остались молча ждать в лесных потемках, сгрудившись под исполинским вихорником.

Двадцать восемь монстров внесли в дальнюю комнату.

Внутри аккуратными рядами, с подписями на все еще нечитаемом языке, покоилось свыше трех сотен Костоедов, былых обитателей этой братской могилы.

Некоторые ноты предлагали утопить весь этот ужас в море.

Но победили другие — по крайней мере пока. А чтобы временное стало вечным, молодая Охотница напомнила присутствующим, как мало им известно о существах, с которыми они воевали. Происхождение и магия этих демонов оставались тайной за семью печатями. Но время хранило больше тайн, а терпение могло быть вечным. Благодаря реликвиям, сохраненным в святилище монстра, потомки когда-нибудь покончат с невежеством, и мудрейшие души воспользуются орудиями незваных гостей.

Кто знает, куда заведет очередной миллиард лет?

Быть может, кто-то могущественный найдет убедительную причину, чтобы вернуть мертвым монстрам и лица, и члены, и живые голоса.

Но не свободу, надеялась она.

Как и все добропорядочные ноты…

— Меня зовут… — начала она.

— Мама, — улыбнулся мальчик.

— Точно?

И он рассмеялся одной из их старых, любимых шуток. Конечно, она была его мамой и ни в каком другом имени из его уст не нуждалась. Они по-прежнему оставались вдвоем, действуя как один. Среди деревьев-небоскребов жили и другие одиночки. Но времена стояли сравнительно сытые, и между монстрами не было серьезных конфликтов. Не возникало и союзов. Сотрудничество сопровождалось требованиями, и местные монстры не видели надобности объединяться даже на день.

— Хочу историю, — сказал малыш.

Они сидели в темноте под шкурой улита, слушая, как барабанит и стекает в раскисшую почву дождь.

— Ладно, — ответила мать.

— А о чем? — спросил он нетерпеливо.

— Об острове.

— Об отце?

— Что — об отце?

— Хочу послушать, как он тебя спас и выходил… пока не… — его неокрепший голос умолк, сменившись привычным печальным молчанием.

— Наверное, в другой раз.

— Тогда о чем?

Она обняла своего крепкого малютку-монстра и стиснула так, что больно стало обоим. Чуть погодя сказала:

— Я расскажу тебе о звездах, и о вселенной за звездами, и о нашем великом роде, и о чудесах, которые можно узреть только мысленным взором…