Счастье было недолгим. Поднявшись на вершину холма, она обнаружила народ, сидевший на сухой горячей земле. Некоторые дышали с трудом, некоторые уже совсем не дышали. К ней протягивали руки, кого-то звали по имени. Не ее. Они называли имена наугад, надеясь на счастливые совпадения. Она не узнала никого из упавших. Горожане часто падали после сложного восхождения, но перед ней лежали молодые, с крепкими подтянутыми телами и яркими перьями. Это не на шутку перепугало девушку. Наверное, они прошли слишком много за короткое время, подумала она, и мысль эта помогла ей шагать дальше и продолжать двигаться вперед, толкая перед собой тележку, весь остаток ночи.

По длинным пологим склонам в ту ночь пришлось подниматься еще дважды.

Прошли века, но ей все еще снились умирающие на вершине холма: во сне они умоляли помочь, звали ее по имени. Каждый когда-то оказал ей бесчисленное количество услуг, но она шла мимо и не отводила взгляда, как это следовало сделать хотя бы из вежливости. Во сне она пялилась на их безнадежные мучения, а порой даже хвасталась своей удачей и неуязвимостью.

Долгий поход начался довольно хорошо. Именно так они и угодили в ловушку. Если бы в самом начале похода пошел дождь или разразилась жара, большая часть народа повернула бы обратно, бросив Пятерых с их драгоценными дарами: пускай сами шагают в неизвестность, если хотят. Но поначалу и погода, и множество других факторов были благоприятны. До этой ночи народ верил, что большинство выживет. Можно пережить и жару, и грязный воздух, а страдания лишь делают сильнее…

А в эту ночь сотни упали замертво даже на самых простых участках. За холмами простиралась длинная долина, покрытая солью и металлической пылью. Она так сильно нагревалась за день, что плавился не только металл, но и сила воли народа.

Девушка вкатила тележку в долину с каменистой почвой, где веками не выпадало дождей. Даже машины отказывались работать. Электрическая тележка, везущая драгоценный стальной короб, тоже сломалась. Старейшая из Пятерых сидела на кресле, облизывая ледяной шар, пожертвованный доброжелателем. Механики обсуждали, можно ли снова запустить машину. Старухе уже не было до этого дела. Значение имел лишь груз, и никто не смел об этом забыть. Дети и помощники старухи, включая сына, бросившего большой автобус посреди русла мертвой реки, бросились добывать новое транспортное средство. Такова была ее воля!

Автобус открыли и опустошили. Механики принялись вырезать сиденья и крышу, освобождая место для сокровища. Пассажиры поняли, что обещанный ночной отдых им больше не светит. Худой математик, не слишком огорченный случившимся, помогал переделывать автобус, когда увидел крупную девушку с тележкой. Он назвал ее по имени. Помощи не просил, может, просто хотел напомнить об их дружбе и поделиться уверенностью в завтрашнем дне. Но девушка сделала вид, что не заметила. До него было довольно далеко, машины шумели, и не расслышать его оказалось совсем просто. Еще проще — повернуть назад, пока не начались несчастья, уйти на высокие земли, где нет разъедающей соли.

Ужасная ночь еще не закончилась. Девушка, будущая Катабасис, увидела отряд воинов, повернувший назад. Она искала среди них лицо своего любимого. Вот он, нет, вон там, или там… Она не могла его отыскать, и сердце сжалось от страха, глубоко отчаявшись. Вдруг стало ясно: он погиб, пропал навеки.

Но воин не умер. На самом деле он даже не ослабел и чувствовал себя не хуже, чем на закате. Он появился из пыльного вихря и помог ей поставить палатку. Они разделили дневной паек и, когда солнце появилось над зеркальной палаткой, улеглись спать.

Обычно воин обнимал ее ноги своими. Но в этот раз все было по-другому. Он к ней даже не прикоснулся, и она пожаловалась, что он лежит слишком далеко. Он попытался обнять ее, потом еще раз, но не мог найти удобное положение. Наконец он отстранился и, смущенно кашляя, признался, что боль усилилась. Немного. Ему скоро станет лучше, и всё будет как прежде. Даже лучше.

Она обняла его со спины, легонько гладя раненую ногу.

Плоть под штаниной распухла. Рана оказалась смертельной, это стало предельно ясно. Воин слишком силен, быстро он не умрет. Может, даже прослужит завтрашнюю ночь и еще несколько ночей, а затем все равно споткнется и упадет. Его лишат формы и отстранят от службы. Позволят, как женщине, толкать повозку. Когда-нибудь колесо их тележки сломается, и они отстанут от народа. Она не сомневалась в его способности терпеть лишения, стоически переносить несчастья, но рано или поздно и этому придет конец. Воин упадет в последний раз. Есть те, кто уходит достойно, умирает тихо, без жалоб. Он как раз из таких. Из тех, кто выполняет обещания до конца.

Солнце взошло, и воин наконец-то уснул, жалобно постанывая во сне. Лежа рядом с ним в постели, девушка вдруг с ужасом поняла, что ее любимому в конце жизни придется нарушить все свои обещания. Он назовет ее по имени и будет умолять о милости. Она пройдет мимо, а затем вернется, чтобы, не касаясь его распростертых в отчаянье рук, забрать его пайку и два последних глотка соленой, горячей, драгоценной воды.

Человеческие существа падали и ломались, а потом исцелялись и шли дальше. Двое из них наконец-то перестали делать вид, что способны радоваться в любых обстоятельствах, лишь стремились держаться в рамках вежливости. Третий мучился в агонии, плакал, как невоспитанный ребенок, но, в конце концов, его результаты были не хуже и не лучше, чем у тех двоих. На исцеление любой травмы, подогрев и быструю реконструкцию тканей требовалось время и энергия, а следовательно, и дополнительный расход без того ограниченных запасов. Если путешественники умудрялись не споткнуться, то последний километр завершался ужином. Спускаться оказалось сложнее, и пришлось снова урезать порции. Нехватка калорий сказалась на заживлении травмированных тел. Они теряли мышечную массу, сжигали жир, внутренние органы сжимались. Люди становились всё меньше, но общие пропорции тела сохранялись. Это позволяло идти дальше, избавляясь от всего, что не требовалось на сегодняшний день. И даже при самых осторожных манипуляциях с телом сила людей угасала, кости ослабевали, изнуренные изголодавшиеся тела пытались защититься, продумывая каждый шаг, прежде чем его предпринять.

И все равно они падали. Теперь даже двухкилометровый переход, доступный раньше, казался недостижимым. А это означало, что на каждый шаг придется тратить больше еды, и пайки пришлось снова урезать. Западный город мог бы запросто стоять и на другом конце Вселенной, если учитывать их шансы дойти до его широких чистых улиц.

— Береги себя, — говорила Катабасис второму носильщику, впихивая дополнительный брикет еды в его холодную грязную руку. — У женщины есть лишь один шанс вернуться. И его не останется, если ты превратишься в палку, упавшую у тропы.

Варид смотрел на ее подарок — блестящий серый брикет со вкусом само- чьей слюны, наполненный полезными веществами, готовыми взорваться у него во рту. Потом положил его на голое колено и взглянул на нее.

— Ты тоже похудела.

— Не так сильно, как остальные, — возразила она.

Он кивнул.

— Ешь!

— Я — носильщик, — сказал он, брызгая слюной.

— Это так.

— Носильщик, — повторил он. Его лицо просветлело, он взял брикет обеими руками. — Как же мне повезло!

Несомненно, вторая половина обиталища была гораздо красивее первой. Леса старше, деревьев больше. Хозяева брались за переделку этого района реже и проводили ее искусней. Погода здесь тоже радовала. Но даже сильные клиенты к этому моменту настолько выматывались, что уже не могли оценить искусно распланированных изгибов ручья. Редкие цветы и яркие черви не развлекали их. Обычно Катабасис ждала, когда они достигнут поляны, раскинувшейся посреди уникальных деревьев, каких не найти в радиусе тысячи световых лет. Чаще всего она настаивала на том, чтобы путешественники разбили лагерь на этой поляне и провели там полных две ночи и день. Но в этот раз группа подошла к поляне посреди дня, погода хмурилась. Боясь, что дожди надолго задержат их, Катабасис провела людей мимо, почти не глядя по сторонам, чтобы не сбиться с медленного шага.