— Ты слишком много работаешь, — замечает Бусука.

Как будто у меня есть выбор.

Раньше я могла легко заблудиться в лагере, но постепенно научилась ориентироваться в этом лабиринте палаток и модульных домов хоть с закрытыми глазами. Сегодня небо звездное. Над палатками плывет желтая, почти полная Луна, подернутая рябью горячего воздуха. Толстая луна пробуждает в людях все самое темное, как говаривала моя мама. Но я не суеверна. Для меня это не более чем огромный, населенный людьми камень.

В линзах я вижу Луну расчерченной линиями геополитических границ. Территории Америки. России, Китая и Индии — самые крупные. Но есть на спутнике и небольшой лоскуток, принадлежащий Африке, и каждый раз, когда я на него смотрю, становится немного радостней. Порой я показываю его Юнис, хочу, чтобы она понимала: мы больше чем просто заложники лагеря. Мы можем выйти за его пределы, совершить великие дела. И, быть может, — в один прекрасный день — прогуляться по Луне.

Краем глаза улавливаю сполох яркой звезды — на самом деле это японский орбитальный энергоспутник, пока не достроенный. Мне доводилось слышать о подобных станциях. Со временем их доделают и выведут на высокую орбиту. Там зеркала станции будут улавливать солнечный свет и отражать его на Землю. Получаемую энергию затем направят на различные полезные цели. Например, на поддержание мощности береговых водоопреснительных установок, и тогда воды у нас станет — хоть залейся.

Странно, никогда прежде я этих станций на небе не видела.

Наконец забираю Юнис у Рамату. Голодный ребенок пребывает в прескверном расположении духа. Пробую показать ей Луну, но отвлечь дочь оказывается не так-то просто. В ближайшей столовой еды не оказывается, но до нас доходит слух, что в зеленом секторе еще можно успеть что-нибудь перехватить. По правилам входить в этот сектор запрещено, но мы проделывали это раньше, и пока никто нас не трогал. По дороге Юнис рассказывает, как прошел день в школе, а я — про мой собственный и про тех бедняг с Адриатического побережья.

Позже, когда дочь уже спит, я отправляюсь к большому тенту. Толпа практически разбрелась, но даже сейчас место куда оживленней обычного.

Через группу таких же, как я сама, беженцев проталкиваюсь вперед, пока наконец не замечаю водокрада. Девушка лежит на импровизированной кровати — это стол с наброшенным поверх матрацем, — вокруг нее в белой униформе стоят миротворцы, в зеленой — медперсонал. К кровати подходит доктор — молодой ливанец. Судя по его уверенной и спокойной манере держаться, он только-только начал здесь работать. Это ненадолго, врачи со стажем все сплошь нервные да дерганые. Рядом с ним три робота-богомола — нагоняющие жуть многорукие машины. Роботы имеют встроенный виртуальный канал, с помощью которого врач может удаленно ими управлять, но это не обязательно. Машины очень сложные, дорогие и способны работать самостоятельно.

Девушку не просто «слегка поколотили». Ее забили до полусмерти. Сейчас доктор меняет ей капельницу. Воровка находится без сознания, голова повернута так, что лица мне не разглядеть. На вид ненамного старше Юнис. Все тело несостоявшейся преступницы покрыто кровоподтеками, ожогами и порезами.

— Собираются голосовать, — слышу я голос подошедшей Бусуки.

— О, разумеется. Нам только дай поголосовать. Что ни повод, то очередное голосование.

Как же я устала от нашей бесконечной суетной микродемократии. По всей планете рушатся крупнейшие государственные структуры, а мы считаем своим долгом возродить их в миниатюре. И недели не обходится без того, чтобы вытащить черные и белые шары для голосования.

— Это не касается жизни и смерти, — убеждает меня Бусука, — никто не собирается ее убивать. Решаем только, стоит ли оказывать ей дополнительную медпомощь.

— Что в ее случае то же самое.

— С какой стати, скажи мне. роботы и врачи должны возиться с ней, как будто им больше делать нечего? И медикаменты тратить?

— Тогда стоило убить ее прямо там, на месте, — говорю я. — И не тревожить людей.

Жестко, но на эту минуту абсолютно искренне.

Утром мне на глаза попадается экран, стоящий на куче коробок из-под медикаментов. Показывают переплетение лучей, устремленных в целевые точки. Там плывут в невесомости блестящие обломки, люди и машины. Под ними — дуга земного горизонта цвета индиго, транслируемая с верхних слоев атмосферы. Еще ниже из ночной тьмы выплывает безоблачная Африка. На мгновение чувствую желание помахать самой себе.

Складывая информацию по кусочкам, узнаю, что на японской энерго- станции произошла авария. В комплекс врезался индийский буксировщик, и сейчас экстренно пытаются спасти персонал. Несмотря на то что большую часть манипуляций по сборке станции выполняли роботы, там были задействованы десятки мужчин и женщин. Позже выясняю, что столкновение выбило станцию с установленной траектории и поэтому световой блик от зеркал можно было увидеть с Земли.

Говорят, нет худа без добра. К чему лукавить, я уже прикидывала, сколько хорошего принесет мне эта катастрофа.

Вновь усаживаюсь перед всеведущим пурпурным «глазом» и вхожу в глобальную рабочую сеть. Пракаш явно занят: с ног сбился, раздавая задания. Осторожно спрашиваю, не найдется ли для меня работа на орбите.

— Разумеется, помощь им сейчас необходима, — признаёт он, — но напомни мне, Сойечка, какой у тебя суммарный опыт в космических операциях? Сколько часов ты провела, подключенная к машинам в условиях невесомости, где каждая твоя команда срабатывает с задержкой?

Вопрос риторический, но я выдавливаю из себя честный ответ:

— Нисколько. Ноль. Сам прекрасно знаешь.

— Тогда вопрос снят.

— Но ведь там срочно нужны люди! На дамбе никому не было дела до моего опыта.

— Там другое дело. Работа в космосе выходит далеко за пределы твоих навыков, — отвечает Пракаш и замолкает.

Что-то явно поглощает его внимание сегодня, но в конце концов он говорит:

— Мир не перестал вращаться из-за одной аварии, а у меня есть для тебя другие поручения.

Что ж, трудовое меню на сегодня: помощь строительному роботу, проект по установке солнечных зеркал в Сахаре. Очистка днища китайского крупнотоннажного танкера от моллюсков. Ручное управление роботом в строящемся тоннеле в Тасманском проливе.

Унижение, а не работа, и я отмахиваюсь от одного предложения за другим. В конце концов соглашаюсь на заказ со скромной оплатой, зато с возможностью повысить квалификацию: починка одного робота другим роботом на строительном объекте в Антарктике. Сложность заключается в том, что нужна особая аккуратность. Время — ночное, в качестве освещения лишь натриевые лампы. Убогое местечко, людей практически нет. Со временем такие территории приспособят для жизни и нас туда переселят.

Главное сейчас — какая-никакая, но работа.

Ремонт в самом разгаре, и вдруг что-то идет не так. Всего секунда — и я оказываюсь в незнакомом месте. Вокруг меня — залитый светом пустынный ландшафт, ярко-белый под глубокой и бесстрастной чернотой неба.

Спрашиваю сама себя — вслух, надеясь, что кто-нибудь услышит:

— Где я?

Пытаюсь осмотреться, но ничего не происходит. И только спустя пару мгновений панорама плавно смещается и пейзаж, все еще странный, приобретает знакомые черты. Передо мной пустошь. Без единого дерева, покрытая камешками и валунами, она простирается до самого горизонта. На некотором отдалении возвышаются пологие холмы. Ни скал, ни животных, ни растений. Странный забор, тянущийся от одного края горизонта до другого, — единственное, что указывает на следы пребывания здесь человека.

Затем я замечаю тело.

Лежит неподалеку от меня, одетое в космический скафандр.

Отдаю приказ прекратить поворот. И снова между командой и откликом проходит несколько секунд.

Мужчина — или женщина, разобрать невозможно — лежит на спине, руки вдоль тела, ноги немного врозь. В смотровом стекле шлема отражается небо. Похоже, человека просто бросили здесь, как ненужную игрушку.