Он держал грубую руку погонщика в своей и не ожидал подвоха. Гектор Лаклан, король погонщиков, отнял руку, плюнул на нее и протянул снова, и Вилл Толлинс, хранитель Дормлинга, ее принял, и гостиница гудела от шумного веселья вторую ночь подряд.

На следующее утро, едва забрезжил рассвет, Лаклан собрал своих людей и все стадо в дорогу. В первых лучах солнца переливались кольчужные рубахи: каждое кольцо заклепано в кузнице. Каждый хауберк по размеру подходил своему хозяину. Поверх кольчуг были надеты тяжелые шерстяные котты. подбитые лосиным мехом. У каждого воина имелся тяжелый лук или арбалет, меч по крайней мере четырех футов длины до перекрестья, а у некоторых через плечи были перекинуты топоры в рост человека. Кромка на шлемах с высокими остроконечными тульями защищала лица от дождя. Высокие кожаные сапоги поднимались до самых бедер, подобно кожаным чулкам. Люди хранителя были одеты в ярко–красные накидки с капюшонами, прошитые черными нитями, поэтому создавалось впечатление, будто они сделаны из материи в красно–черную клетку. Одежда горцев Лаклана пестрела красным, синим и серым цветами, как нельзя лучше сливавшимися с окружающей растительностью и дождем. Сара Лаклан стояла в дверном проеме дома отца, у нее на голове лежал венок из жасмина. Она снова и снова целовала своего мужа, пламя ее волос освещало пасмурное утро, подобно второму солнцу. Ее бывший поклонник, простой фермер, топтался во дворе с перекинутым через плечо огромным топором. Он решил, что лучше пойти на смерть, чем жить без нее.

Лаклан приобнял его и сказал:

— На свете много других девушек, приятель.

Гектор Лаклан достал огромный зеленый рог из слоновой кости, поднес к губам и дунул. Низкий звук разнесся по всей долине и докатился до реки Кохоктон, преодолев многие лиги. Прислушиваясь, вскинули головы олени, медведи перестали жевать, а бобры, осматривавшие сломанные весенними дождями дамбы, оторвались от расчетов. Другие создания — чешуйчатые и когтистые, с коричневыми или зелеными шкурами — тоже заинтересованно подняли головы. Сигнал горна прозвучал со склона горы у самого края утеса.

— Я Гектор Лаклан, погонщик из Зеленых холмов, и сегодня я отправляюсь в путь, чтобы перегнать свое стадо в Харндон! — прокричал горец. — Смерть всем, кто встанет у меня на пути, и долгая жизнь тем, кто окажет мне помощь.

Он снова дунул в рог, поцеловал жену, снял с шеи амулет и отдал супруге.

— Пожелай мне удачи, любовь моя.

Сара поцеловала его, из глаз катились слезы. Она вызывающе посмотрела на отца и крайне удивилась, увидев, что в ответ он лишь грустно улыбнулся.

Гектор крепко прижал ее к себе, и тут же вышел за ворота.

— Двинулись! — крикнул он, и колонна последовала за ним.

—

Десятый раз за утро Джеральд Рэндом почесал голову под полотняным койфом. Он давно сожалел, что у него нет возможности остановить караван и вымыть волосы.

Рядом с ним ехал старый маг, спавший прямо в седле. Рэндом не мог не смотреть на него тем самым собственническим взглядом, которым смотрит мужчина на красивую женщину, неожиданно согласившуюся с ним переспать. Заполучить себе мага — невероятная удача. Рэндому казалось, будто ожили сказки о странствующих рыцарях.

К утру караван лишился повозки — на ночь ее оставили в низине, и дождь залил ее до краев. Обоих тягловых быков пришлось прирезать. Кузнец–хозяин не пролил ни слезинки, ведь его инструменты распределили по сорока повозкам и пообещали выделить место на обратном пути. В целом это была небольшая утрата, но вся колонна слишком устала, и Рэндом впервые задумался, а не повернуть ли назад. Гибель всего каравана была чревата крахом, которого он не мог допустить. Если караван не доберется до места назначения, но весь товар уцелеет, финансовые потери откинут его всего–то на десяток лет назад. А вот если он потеряет все, то полностью разорится.

«А еще, глупец, ты погибнешь, — подумал он. — Мертвецу уже никогда не стать лордом–мэром или хотя бы шерифом».

И все же, несмотря ни на что, им удалось выбраться из засады, и пережить атаку в лоб, и даже немного поспать. А еще он не без веских оснований был уверен, что теперь, когда на их стороне сражается маг, они точно попадут на ярмарку в Лиссен Карак.

Но что будет, если по приезду они обнаружат — ярмарка отменена? Чем дальше они продвигались на северо–запад, тем больше их терзали сомнения, а будет ли ярмарка. Или они не обнаружат и самого монастыря?

С другой стороны, вернуться назад означало проявить трусость и подвергнуться еще большей опасности. И ведь старый маг был к тому же и весьма мудрым, а он направлялся в Лиссен Карак, а не обратно вдоль реки к королю.

Рэндом снова почесал зудящую голову. Если его расчеты верны, то они сейчас в семи лигах к западу от Альбинкирка. Еще около двух дней пути до переправы через Кохоктон и целый день по северному берегу до самого монастыря.

Солнце поднялось над горизонтом, впервые за последние три дня небо очистилось. Люди сушили вещи, грелись на солнышке и обсуждали, как хорошо все организовано. Питались черствым хлебом, пили по чуть–чуть вино или пиво, а те, у кого закончилось то и другое, довольствовались крепким сидром. Времени на все про все уходило не так много, поэтому колонна продвигалась быстро.

Солдаты заметно нервничали: Старый Боб приказал десяти воинам на конях скакать впереди каравана на приличном расстоянии, прячась среди деревьев, а остальным прикрывать его сзади плотной группой, готовой выдвинуться в любом направлении по команде Гильберта.

В полдень они не стали останавливаться для перекуса. Когда солнце почти закатилось за горизонт, Старый Боб вернулся в хвост каравана доложить, что они подъезжают к одному из полей, специально подготовленных для того, чтобы ехавшие на ярмарку купцы могли разбить там лагерь и переночевать.

— Похоже на преисподнюю, — сообщил он, — но зато там есть чистая вода, да и само поле хорошо расчищено.

Почти по всему периметру участка росли колючие кусты ежевики. Судя по всему, несколько дней назад здесь останавливался небольшой караван. Правда, караванщики предпочли держаться ближе к обочине дороги и не вырубили ни одного куста.

Гильберт отправил людей с мечами и в доспехах в заросли ежевики нарубить побегов, а лучникам велел скреплять их в тугие вязанки на крепких перекрестьях двух станков для фашин[67]. За последние три часа дневного света, пока мальчишки готовили еду и таскати воду, а старшие мужчины ухаживали за животными и расставляли вкруговую фургоны, солдаты возвели небольшой вал из ежевики.

Позже этим же первым вечером без дождя они подожгли свободную часть поля. Кусты ежевики вспыхнули, и всего за несколько минут пламя добралось до деревьев.

Маг проснулся и увидел взлетавшие в ясное ночное небо искры.

— Крайне опрометчиво, — посетовал он.

Рэндом, уплетавший чесночную колбасу, поинтересовался:

— С чего бы это? Мы всего лишь очистили поле для лучников. К тому же мелким боглинам и похожим на пауков иркам теперь спрятаться будет негде.

— Огонь — такой же сильный призыв, как и произнесенное вслух имя. Дикие ненавидят огонь.

Он многозначительно взглянул на купца. Перед глазами Рэндома пронеслась вся его жизнь.

— Караван будет в большей безопасности при расчищенном по краям поле, — словно рассерженный мальчишка, заявил он.

— Только если не прилетит штук шесть виверн, идиот. Только если десяток золотых медведей не решат, что ты вторгся на их территорию. Только если хотя бы пара демонов–стражей не поймет, что ты нарушил Лесной закон. Тогда даже твое расчищенное поле тебя не спасет.

Однако по виду мага можно было понять — он смирился.

— А ирки ничего общего с пауками не имеют. Они больше связаны с феями. Так, а где мой пациент?

— Молодой рыцарь? Вроде спит. Временами он просыпается, говорит сам с собой и снова засыпает.