— Сколько в вашем распоряжении копий, милорд?

— Двадцать шесть, граф. А также рыцари ордена Святого Фомы и несколько сотен весьма умелых ополченцев из харндонских торговцев. К счастью, нам помогает личный маг короля — Гармодий. — Молодой человек снова поклонился в седле.

— Гармодий здесь, в крепости? — переспросил король, и от этой новости день перестал казаться столь мрачным.

— Он — сердце нашей обороны. — Взгляд капитана опять уплыл куда–то в сторону. — С вашего позволения, я хотел бы удалиться и подготовиться к вашему приезду.

Король улыбнулся. Какой странный молодой человек.

— Мы двинемся сразу за вами. Езжайте.

Красный Рыцарь и его оруженосец отвесили по очередному поклону и поскакали обратно через мост.

— Несколько странный, но, кажется, вполне надежный. Что скажете? — обратился король к графу Приграничья.

Тот пожал плечами:

— Он двадцать дней держался против Ричарда Планжере и его адских полчищ. Думаю, за это ему можно простить любые странности.

— И все же кого–то он мне напоминает, — поделился мыслью монарх. Его взгляд переметнулся на Лаклана, который остался при нем. — А ты что думаешь об этом наемнике?

— О нем — ничего, милорд. Но есть вести о королеве: по пути сюда ее ранили. Стрела попала ей в спину, но сейчас она в безопасности и отдыхает, и благодарить за ее чудесное спасение вам стоит именно этого странного парня. Он умеет пользоваться силой. Видел это собственными глазами.

— Королева? Ранена?

— Не волнуйтесь, сейчас она в Замке у моста. Молодой капитан послал за лекарями.

Король приподнялся в стременах:

— Охрана, за мной. Выдвигаемся.

Граф Приграничья остался с военачальниками, которые горделиво восседали на своих конях и при этом глотали пыль, поднятую внезапным отъездом короля.

— Великий рыцарь, — покачал он головой, глядя его величеству вслед, и тяжело вздохнул. — Что ж, господа, за мной. Королевские гвардейцы переправятся через реку первыми, сразу за ними последуют егеря и придворные. Рыцари образуют вторую линию фронта…

Гастон, граф Э, впервые в жизни чувствовал себя настолько уставшим, вдобавок он, видимо, повредил левое бедро и ощущал скованность в движениях. Все же ему кое–как удалось перекинуть ногу через широкую спину коня и забраться в седло. Он поскакал вперед, но уже под собственными знаменами, и за ним последовало двести рыцарей и латников брата. В раскинувшихся вдоль дороги полях и в лесу остались лежать ранеными или убитыми более сотни их воинов: слишком высокая цена за безрассудное желание де Вральи стать человеком, вызволившим армию короля из засады, о которой ему наверняка сообщил его личный ангел–хранитель. Кузен сейчас лежал в объятьях смерти, хотя всего лишь мечтал стать величайшим рыцарем на свете.

Сам Гастон мечтал только об одном — вернуться домой, в Галле, усесться на трон в собственном замке и разглагольствовать о качестве вин в страдную пору. Он вспомнил о крестьянах, которых повстречал под мостом, и тут его осенило. Граф Э поклялся — только примет ли Господь Бог подобную клятву? — отправиться домой и просить руки Констанции.

На вершине холма, под развевающимся знаменем короля, окруженный высокородными господами, гарцевал близкий друг монарха — граф Приграничья. Гастон приподнялся в седле — боже, как же болит бедро — и осмотрел реку: там королевская гвардия, легко узнаваемая по ярко–красным сюркоттам, переходила большущий, в три пролета, мост. На его противоположной стороне, у подножия огромного горного хребта с возвышавшейся на нем крепостью, на расстоянии в пол–лиги к северу от реки, две роты латников выстраивались в клин. А от монастыря Лиссен Карак до моста протянулась черная, словно выгоревшая, траншея.

На западной окраине равнины с сожженными дотла фермами, некогда принадлежавшими настоятельнице, копошились, будто муравьи в развороченном муравейнике, тысячи, а может, даже десятки тысяч уродливых существ.

Тем временем метательный рычаг установленного высоко в крепости требушета пришел в движение. Казалось, он поднимался медленно, не торопясь, а снаряд, слишком маленький, чтобы его можно было рассмотреть с такого расстояния, стремительно взмыл ввысь. Раздался тяжелый треск опустившегося противовеса. Гастон попытался проследить, куда упадет снаряд, но не сумел.

— Милорд, ведь авангардом теперь вы командуете? — уточнил граф Приграничья.

— Да. Мой кузен ранен, — ответил Гастон. — У меня осталось менее двух сотен копий. Многие рыцари, особенно молодые, погибли.

— Сожалею, тем не менее король просит вас и ваших людей перебраться через мост, спешиться и занять позиции на отведенном специально для вас отрезке.

Граф указал на зиявший чернотой участок земли, тянувшийся от горного хребта до самого моста.

— Вижу, — ответил галлеец, — только мне не хватит людей, чтобы как следует распределить их по всей длине.

— В вашем распоряжении будет королевская гвардия и все наши лучники, — успокоил его граф Приграничья. — Командуйте, милорд.

Гастон всматривался в океан копошащихся существ, появляющихся из леса и наводняющих поля.

— Солдаты, вперед! — приказал он.

Шип наблюдал, как королевская армия продвигается по мосту. Его удар — тот самый, что подарит ему победу над всей Альбой, — был готов.

Утренняя засада оказалась бесполезной: армия короля понесла незначительные потери, это стало для чародея полной неожиданностью. Лишь кветнетогам удалось серьезно потрепать людей.

Шип ощутил пульсацию силы, определил ее источник и выругался. Темное солнце и бывший ученик все еще живы. На его голову будто свалилось проклятье терпеть постоянные неудачи, при этом он продолжал надеяться, что запланированное претворится в жизнь.

Ведь оно должно претвориться в жизнь.

Некто снова применил силу, причем неподалеку. Судя по отголоску — кветнетог. Туркан. Маг удовлетворенно кивнул и начал собирать силы. Кветнетоги не скрывали свое присутствие по эту сторону реки. Великий демон решил бросить ему вызов. Шип дернул окаменелой головой.

«Недоумок. Предатель. Тебе это так просто с рук не сойдет».

На кончиках веток вспыхнуло бирюзовое пламя, борода из мха сочилась густой силой и притягивала к себе фей, которые, возбужденные бьющей ключом мощью, слетелись к нему со всех уголков поляны.

Могучий и прекрасный демон приближался с юга. Его шкура была мокрой после того, как он вплавь пересек реку, но вокруг головы и смертоносных, похожих на косы рук, около узорчатого клюва и по поверхности брони пробегали, потрескивая, зеленые и коричневые молнии.

Шип дал демону возможность приблизиться.

Когда расстояние между ними составляло всего несколько лошадиных корпусов, чародей поднял заскорузлую руку и произнес:

— Стой. Если ты пришел, чтобы причинить мне вред, советую приберечь силы для наших общих врагов.

Туркан остановился и, мотнув головой, ответил:

— В этой битве схлестнулись более могущественные силы, чем я или даже ты, и мы — не более чем пешки в их игре.

Шип ожидал возражения, но отнюдь не такого. Слова Туркана задели, больно ужалили звучавшей в них правдой, отличной от его собственной.

— Этого не может быть, — сказал он.

— Тогда как ты объяснишь то, что люди раз за разом одерживают верх, а не мы? То явление, которое ты называешь удачей, ни разу не снизошло на нас. Что бы мы ни предприняли, все и всегда играет на руку им, а не нам. Выйди из этой битвы, — Туркан вскинул топор, — или мне придется самому покончить с тобой.

Шипу потребовалось некоторое время на переосмысление гипотезы, которой он придерживался. До сих пор он лишь манипулировал другими: использовал ненависть пришедших из–за Стены к альбанцам, стравливая их друг с другом, потребность боглинов в землях, на которых они могли бы жить, охотничьи инстинкты виверн и троллей.