Треск. Шуршание.

Боковым зрением он засек молниеносное движение, быстрый поворот головы — и перед взором предстала вспорхнувшая сойка.

— О, пресвятая Дева, не оставь меня, — вслух попросил он, приподнялся в седле и слегка пришпорил Бесс, лошадь двинулась вперед.

Решил объехать лес, благо тот был невелик.

Шелест. Шуршание. Треск. Грохот.

Вот где пряталась медведица.

Сэр Марк сильнее пришпорил лошадь и понесся во весь опор. Только земля летела из–под копыт.

Она почуяла лошадиный запах, услышала стук подков о землю, ощутила гордость и веру лошади в того, кто сидел у нее на спине. В убийцу.

После месяцев уныния и рабства, пыток и унижений она была бы счастлива повернуть обратно и сразиться с закованным в броню всадником. Если победа останется за ней, какой восхитительный триумф ее ждет; в противном случае — достойная смерть, не чета уготованной прежде. Но детеныш, глядя на нее, жалобно запищал. Детеныш — все ради него. Ее и поймали–то из–за того, что малютки не могли бежать быстрее, а она не могла бросить их. Пострадала ради них.

Теперь детеныш остался один.

Малышка была меньшей из рожденных ею, но золотой блеск ее меха был ярче. На грани истощения, страдая от обезвоживания и страха, она утратила дар речи и теперь могла лишь пищать, словно тупое животное. Мать боялась, что это необратимо.

Но медведица должна была попытаться. Каждая частичка ее существа кричала, что она должна попытаться спасти свою младшенькую.

Она взяла детеныша в зубы, как кошка носит котят, и, превозмогая боль в лапах, рванулась вперед.

Рыцарь галопом обогнул западный край леса и увидел реку, стремившуюся вдаль широким изгибом. В лучах закатного солнца заметил быстро удаляющееся золотое пятно, переливавшееся, словно изображение геральдического чудища на гербе города. Медведица неслась во всю прыть. И была столь прекрасна: дикая, беспощадная.

— Ах, Бесс, — восхищенно произнес он, и у него мелькнула мысль, а не позволить ли ей сбежать.

Но это противоречило принесенным клятвам.

Боевая лошадь навострила уши. Он поднял меч и с шумом опустил забрало, Бесс перешла на галоп. Она была быстрее медведицы. Не намного, а все детеныш, из–за которого огромная самка замедляла бег. Наконец сэр Марк смог разглядеть ее задние лапы, израненные и кровоточащие.

Он начал настигать ее, когда местность отлого стала спускаться к широкой реке, несущей свои воды в море. Во время отлива здесь стоял устойчивый запах морских водорослей. Рыцарь замер в седле с занесенным мечом…

Медведица отбросила детеныша в густой низкорослый кустарник и резко развернулась, подобно готовящейся к прыжку огромной кошке, всего за одно мгновение превратившись из добычи в охотника.

Сэр Марк успел рубануть по ней, но она с невиданной быстротой поднялась на задние лапы. Огромная медведица вложила все оставшиеся силы в сокрушительный удар, невзирая на глубокую рану от меча, располосовавшую ее правую переднюю лапу и грудь.

Бесс пала замертво. Рыцарь успел съехать назад по ее высокому крупу, как учили когда–то. Тяжело ударился оземь, перекатился и вскочил на ноги. Но меч куда–то запропастился… да и медведицу он не видел. Поворачиваясь, мужчина нащупал и выхватил прицепленный к поясу кинжал. Слишком долго.

Удар пришелся в бок и сбил его с ног. Но нагрудник выдержал, и когти не причинили большого вреда. По счастливой случайности, сэр Марк перекувыркнулся через собственный меч и, вскакивая, смог схватить его. Правая нога была сильно повреждена, возможно, сломана.

Медведица и сама истекала кровью. Запищал детеныш. Мать окинула взглядом малышку, потом рыцаря. И побежала к реке, ухватив медвежонка зубами, а добравшись, бросилась в воду. Сэр Марк смотрел вслед, пока она не исчезла из виду — быстро уплыла прочь в ледяной воде.

Паладин стоял, ссутулившись, пока не восстановилось дыхание. Потом подошел к павшей лошади, отыскал флягу и осушил до дна.

Сэр Марк помолился о Бесс, которую искренне любил. И стал ждать, когда его отыщут.

На расстоянии в двести лиг на северо–запад от Лиссен Карак, под огромным, словно окаменевшим дубом, простоявшим уже целое тысячелетие, расположился Шип. Дерево разрослось как в ширину, так и в высоту, а его отпрыски заполнили промежуток между холмами, простиравшимися с севера, и полноводной в любую пору года рекой Кохоктон с юга.

Скрестив ноги, Шип сидел на земле. Он больше не был похож на человека, которым был когда–то: ростом почти с амбар, когда вставал и распрямлял спину, а его кожа, видневшаяся между накинутыми одеждами изо мха и выделанных шкур, напоминала серый камень. Посох из цельного прямого ясеня, который на двадцатом году своего существования был надвое расколот ударом молнии, покоился поперек колен. Рисуя магические знаки из бледно–зеленого пламени шишковатыми и длинными, словно зубья вил, пальцами, он мысленно перенесся в земли Диких в поисках своих шпионов.

Он нашел самого младшего и наиболее агрессивного из кветнетогов — наделенных невероятной силой существ из глубин земель Диких, которых люди называли демонами. Танксиса. Молодого, злобного и легко управляемого.

Шип повелел, и Танксис явился. Он действовал с крайней осторожностью, поскольку более могущественные родственники младшего демона могли оскорбиться и с его же помощью уничтожить самого Шипа.

Танксис появился с восточной стороны, выбежав из дубовой рощи. У него были длинные ноги с прекрасно развитой мускулатурой. Наклоненное вперед при движении тело уравновешивалось тяжелым, защищенным броней хвостом, столь характерным для его племени. Туловище, плечи и руки напоминали человеческие, если бы не их отталкивающий сине–зеленый цвет. Ангельской красоты огромные, глубоко посаженные и слегка раскосые глаза выражали невинность. Разделявший их костный вырост плавно переходил в высокий изящный гребень, служивший отличительной чертой мужских и женских особей их вида. Клюв демона был начищен до зеркального блеска и украшен лазуритом и золотом, что указывало на его статус. Вооружен он был мечом, который смогли бы поднять лишь немногие представители рода человеческого.

Заметно было, что Танксис пышет злобой — характерная черта мужских особей его возраста.

— Зачем ты меня призвал? — недовольно заорал он.

Шип склонил голову.

— Потому что ты мне нужен.

Демон с презрением щелкнул клювом.

— А мне, может, не нужен ты и твои игры.

— Забыл, что благодаря им ты убил ведьму, — без тени улыбки произнес Шип. Он давно утратил способность улыбаться, однако еще мог представить, как его губы скривились бы в ухмылке. Танксис был еще так молод.

Щелчок клюва.

— Она — ничто. — Снова щелчок, на этот раз от глубокого удовлетворения. — Ты хотел ее смерти. Слишком юная. Пригласил на пир, а угостил объедками. Ничто.

Шип поднял посох.

— Теперь она уж точно ничто.

Друг попросил умертвить ее. Зачинщики заговоров. Просители услуг и должники. Дикие. Сознание, казалось, уводит его от демона в события прошлого. Должно быть, он совершил ошибку, когда позволил Танксису устроить в долине бойню.

— Кузина говорит, по долине скачут вооруженные люди. По нашей долине, — выплевывал слова демон, показывая особое презрение. Все его сородичи поступали точно так же, когда их обуревали страсти.

Шип подался вперед. Известие чрезвычайно его заинтересовало.

— Моган видела их?

— Чувствовала запах. Наблюдала. Пересчитала лошадей.

Танксис шевельнул бровями — так поступали демоны, когда, с человеческой точки зрения, улыбались, — отчего клюв защелкнулся. Таким образом они выражали, к примеру, удовольствие от вкусной пищи. Шип многие голы изучал демонов. Они были его ближайшими союзниками, помощниками, которым, впрочем, не стоило доверять.