За ними, на расстоянии мили, остальная часть армии тоже пришла в движение.

Таким образом, под предводительством самого короля войско вступило в лес.

Билл Редмид, один из предводителей повстанцев, наблюдал, как закованные с головы до пят в непробиваемую броню люди пешком приближались к цели своего похода, и горечь, подступившая к его сердцу, казалось, могла расплавить даже эту закаленную сталь.

Такой же была и ненависть Шипа к людям.

Редмид повернулся к пятидесятнику по имени Нэт Тайлер, повстанцу с Альбинских равнин:

— У этих ублюдочных аристократов наверняка есть шпион, брат.

Тайлер наблюдал за неотвратимо приближавшейся шеренгой латников, пробиравшихся сквозь дремучий бурелом.

— Шип говорил, они поскачут по дороге! На конях, твою ж мать, — в сердцах выругался Билл.

— Тогда давай пару раз выстрелим и смоемся, — предложил Тайлер.

— Ну уж нет, сегодня наш день! — не согласился Редмид. — Сегодня мы убьем короля!

Золотая фигура одиноко стояла всего в семидесяти ярдах от повстанцев, никем не охраняемая, на небольшом пятачке, где солнце пробивалось сквозь густо переплетенные ветви. Монарх поднял руки: в одной он держал четырехфутовый меч, в другой — ослепительно сиявший баклер.

Редмид натянул тетиву длинного лука и, претворяя намерение в действие, выстрелил. Позади, будто песнь смерти, раздался звон тетивы лука Тайлера. Один за другим из засады поднимались остальные повстанцы, выпустив по стреле в одну и ту же цель.

Король повернулся на пятках, и от его доспехов отразился солнечный зайчик, баклером он описал дугу над головой, мечом пресек полет первой волны выпущенных стрел. Сообразив, что происходит, латники бросились в сторону неожиданного противника. Но сам монарх не спешил: шаг — взмах мечом, еще шаг — очередная стрела разрублена на две части. Когда со стрелами было покончено, он тоже бросился в погоню.

— Боже правый! — ошарашенно пробормотал Билл, увидев, что ни одна стрела не попала в цель. — Далеко! Слишком далеко, черт подери!

К ближнему бою повстанцы подготовлены не были. Чаще всего их ряды пополняли грабители и те, кто предпочитал нападать из засад, поэтому единственное, что им оставалось, — спасаться бегством.

Где–то через сотню шагов, на краю цветущего луга, Нэт Тайлер приказал всем повстанцам построиться в шеренгу. Участок перед ними в треть мили длиной и ярдов двести шириной пересекал неглубокий речной поток с бобровой плотиной. Билл перевел людей на противоположный берег, где они, мокрые по пояс, восстановили строй.

— Так–то лучше, — угрюмо улыбнувшись, заметил Нэт Тайлер.

Латники вынуждены были остановиться, чтобы смочить пересохшие глотки и перевести дыхание. Солнце припекало сильнее, к тому же они продвигались все вместе. Единым строем. Учитывая это, командир повстанцев приказал своим тщательнее выбирать цели и оставить короля старшим лучникам. В воздухе снова замелькали стрелы.

На этот раз королю не удалось отбить все летевшие в него стрелы прямо в воздухе: звякнув, несколько отскочило от щита, шлема… Он слегка наклонился вперед, словно путник, с упорством преодолевающий ураганный ветер, но его сердце пело от радости предстоящего ратного подвига. Громко рассмеявшись, король прибавил ходу.

У самого края ручья земля под ним просела, и монарх оказался по бедра в воде. Два крестьянина выступили вперед к самой кромке берега и выстрелили в него с расстояния в несколько футов.

Гастон увидел, что атака захлебывается, и протрубил в рог. Один за другим их люди куда–то проваливались — то ли в хорошо замаскированные рвы, то ли в скрытые ловушки…

От его нагрудника со звоном отскочила стрела, оставив в металле глубокую вмятину. В следующий миг он вцепился в короля и мощным рывком вытащил того из грязи. Рядом какой–то оруженосец с яростью метнул копье, которое скорее по чистой случайности, нежели благодаря непревзойденному мастерству, пронзило грудь повстанца. Тот ухватился за древко и завопил. Король поднялся и ринулся вперед по бобровой плотине — единственной видимой переправе через речку.

Гастон не отставал, а за ним и находившиеся поблизости латники. Плотину, половина которой выступала над водой, а вторая скрывалась под ней, никак нельзя было назвать крепкой — она представляла собой лишь как попало сваленную груду трухлявых деревьев да выуженных из воды веток. Но даже по ней король летел вперед, словно на крыльях; Гастон оказался не столь ловок — его правая нога угодила в ледяную воду, и он потерял равновесие, зашатался и едва не выронил оружие, когда вражеская стрела, звякнув, отскочила от шлема.

Король продолжал нестись по крайне ненадежной поверхности плотины. Где–то посередине она упиралась в каменистый островок, а потом скрывалась под водой. Но даже несмотря на это, поднимая фонтаны брызг и показывая чудеса эквилибристики, монарх мчался вперед, туда, откуда стреляли в него лучники. Все же одну стрелу он не сумел отбить щитом, и она вонзилась в плечо рядом с наплечником. Еще одна отскочила от шлема, но в следующий миг король очутился в самой гуще повстанцев, разя мечом быстрее молнии. Промокший Гастон изо всех сил старался не отставать от своего суверена. Дышал он тяжело, будто конь у финишной черты после изнурительных скачек. Левой ногой провалился глубоко в грязь, но уже через мгновение рыцарь был среди лучников рядом с королем. Со всех сторон горны трубили о победе и потерях.

Он последовал за монархом вверх по склону холма, возвышавшегося над лугом. За ними множество латников переправились на противоположную сторону плотины, а вторая часть войска перешла реку по узкому мосту, расположенному далеко слева от бобровой переправы. Повстанцы оказались зажаты с двух сторон и снова обратились в бегство.

Как только неприятель отступил, на войско короля напали виверны.

Гастон заметил мелькнувшую тень твари и, задрав голову, застыл в оцепенении. Волна страха накатила на него и на всех рыцарей Альбы. Но никто не позволил себе поддаться панике, несмотря на то что, казалось, ужас заполнил собой все пространство вокруг, лишив возможности дышать. Воины рванулись вперед, и все же минутное замешательство дорого обошлось им: чудовище размером с ломовую лошадь клювом и когтями разорвало дюжину латников.

Виверн было три.

Гастон отметил только это, да еще то, что король сам был подобен исчадию ада. Закованная в золотые латы фигура бросилась на первую виверну, отрубив той крыло у самой спины, и, направив клинок к себе, срезала полосу чешуи с шеи чудовища. Пытаясь рассмотреть обидчика, тварь резко развернулась, но короля там уже не было. Поднырнув под извивающуюся шею врага, он вонзил меч в брюхо виверны, распоров ее от заднего прохода до груди, и снова пропал из ее поля зрения, оставив монстра наедине с вывалившимися внутренностями.

Король кинулся ко второй виверне, одним движением свалившей на землю епископа Лорики и откусившей голову его оруженосцу. Гастон бросился на помощь и нанес удар копьем твари под челюсть, но на разбросанных бобрами колючих ветках оступился, потерял равновесие и выпустил древко из рук. И все же он сумел устоять на ногах и вытащил меч, как раз когда чудовище с застрявшим в голове копьем попыталось схватить его.

Напрягая все мышцы, Гастон что было силы рубанул по морде твари.

Удар головой сбил его с ног.

Над Гастоном поднялась уродливая морда с торчащими из нее мечом и копьем, но в тот же миг король прикрыл его собственным телом. Со стрелы, застрявшей в плече монарха, стекала кровь, но это не помешало ему одним взмахом отделить голову от тела виверны.

Пережившие бой рыцари приветствовали короля радостными криками, залитый кровью монстра Гастон не без труда поднялся на ноги и извлек свой меч из челюсти чудовища — для этого голову пришлось хорошенько пнуть, чтобы та легла боком и можно было вытащить оружие.

Третья виверна успела подняться в воздух, оставив за собой след из изуродованных тел, но, набрав высоту, вместо того чтобы скрыться, сделала крюк и камнем рухнула на короля.