Полагаю, что это предпоследний кровавый акт наших действий в Крыму, последний же будет — взятие Севастополя.
65
Лазарет 2-й дивизии 2 сентября/21 августа 1855 года.
…Ваш сын исполнил свой долг, подобно тем доблестным воинам, посреди которых находился, но он не заслужил такой же, как они награды!..
Да! в эти трудные минуты, когда жизнь является игрушкой, простой солдат, исполняющий добросовестно свои обязанности, действительно заслуживает удивления!.. Он не имеет образования офицера, не по охоте избрал свою карьеру, оставил плачущую семью, повинуясь закону, и его не поддерживает надежда получения наград. Если его убьют, об этом никто не узнает, если же он будет ранен, то возвратится калекой в свою деревню, часто неспособный поддержать своего существования. У него только и есть, что собственное достоинство и любовь к Отечеству, поддерживающие в борьбе против самосохранения. Единственная награда, которую он более всего желает, услышать от своих товарищей по возвращении в палатку «вот славный малый» т. е. мужественный, сердечный человек, герой.
Вы спрашиваете не надеюсь ли я на скорое получение отличия, о котором вы мечтаете? Не беспокойтесь, оно придет в свое время и может быть даже скоро. А так как теперь вы должны быть совершенно спокойны насчет моих ран, то могу вам точно сообщить по какому несчастному случаю, я не получил ордена.
Прибыв на перевязочный пункт после сражения 16/4-го, я сейчас же просил доктора сказать мне самым откровенным образом, что он думает о моем положении, умоляя не скрывать от меня истины, так как мне необходимо было принять некоторые решения.
«Никто не может определить последствий огнестрельной раны, — сообщил он мне, — но благоразумнее не терять времени».
Для меня этого было довольно.
Спустя несколько часов, двести раненых были помещены на мулов, по двое в корзины и при палящем зное отправлены в лазарет главной квартиры.
Перед прибытием на плоскую возвышенность подпруга моего мула лопнула и проводник должен был остановиться чтоб исправить это неудобство.
Затем только через полчаса обоз был в состоянии продолжать свой дальнейший путь, вследствие чего, вместо отвоза меня в лазарет главной квартиры, проводник нашел более удобным для себя доставить меня в ближайший лазарет 2-ой дивизии, где мне могли отыскать место, только около 9 часов вечера.
И какое место!.. Постель шириною в один метр уже занятую капитаном егерей, который в агонии и припадке бреда, принимая меня за неприятеля, стал наносить мне удары кулаками и пинками ног, требуя палки чтоб меня прикончить. Ввиду этого лазаретный служитель столкнул его с кровати в проход, где несчастный вскоре и скончался.
Полковник, уведомленный старшим полковым врачом о серьезности моей раны, послал после полудня забрать обо мне справки на перевязочном пункте, но доктор сообщил что отослал меня в лазарет главной квартиры и что очень боится доеду ли я живым.
На следующий день 17-го, старший капитан отправился в этот лазарет, чтоб записать имена раненых, и не найдя меня там, узнал от одного из начальников, что накануне принесли какого то капитана, умершего дорогой в корзине.
Основываясь на этом, посланный капитан по возвращении в лагерь, объявил о моей смерти, и я был записан в корпусном списке: «умер на поле чести!»
Не судите о легкомыслии старшего капитана. Это не одна мнимая смерть, которую он вписал в списки. Таких случаев было может быть 200 или 300. Поверка была почти невозможна, за неимением времени, а потому по необходимости являлись ошибки.
Спустя три дня 20/8 мой вестовой, не желая меня оставить отправился в лагеря, чтоб принести оттуда некоторые необходимые предметы. Разъяснения его там на мой счет вновь воскресили меня, заставив исключить мое имя из корпусных скорбных списков.
Как только полковник узнал об этом, он сел верхом и отправился навестить меня в лазарете.
«Мой храбрый капитан, — сказал он, выразительно пожимая мою руку, — я очень счастлив видя вас, но огорчен случившимся. Мы считали вас умершим, а потому я вас и не представлял к кресту».
И он подробно рассказал о моей мнимой смерти.
Мой славный полковник был так взволнован, что мне еще пришлось его утешать, переменившись таким образом с ним ролями.
95-й полк получил три кавалерских креста за славное дело у Трактира. Один для поручика Езье, которому ампутировали левую руку, другой моему старшему подпоручику Зиско, получившему пулю в грудь навылет и 11 штыковых ран; третий моему товарищу капитану Трусень, прибывшему из Франции 19/7 июня и раненому очень легко. Но он был действительно исполнен отваги и захватывающей храбрости в продолжении всего сражения, а потому никто из офицеров более его не заслужил этой награды.
В лагерях долины р. Черной всё еще боятся нового нападения, атаки отчаяния и бдительность удваивается. С 3-х часов утра, задолго до рассвета, все люди находятся в ружье и по местам, до тех пор пока не возвратятся все разъезды.
В осадном корпусе работы подходов совершенно закончены и последняя параллель находится в 40 метрах от Малахова кургана.
Бесполезно и невозможно придвинуться ближе.
Лазареты освобождаются; всех раненых имеющих возможность выдержать перевозку, транспортируют в Константинополь. Очищают места.
Всё указывает на наступление финала и на приближение великого акта.
А я здесь, осужденный на неподвижность!
66
Лазарет 2-ой дивизии 12/1 сентября 1855 г.
Все колокола церквей Франции и все орудия наших военных крепостей должны были возвестить вам триумф нашего оружия. Севастополь наш!
Я вам даю общую идею взятия его, о чём мог собрать сведения случайно, отсюда и оттуда.
5 сентября (25 августа) с ужасающею силою открылся огонь наших 800 орудий, и 1200 орудий неприятеля с одинаковым рвением отвечали на это.
Из нашего лазарета, мы слышали как бы раскаты постоянного грома.
Прекращение стрельбы с нашей стороны являлось неравными антрактами, с целью ввести неприятеля в заблуждение и вызвать из укреплений его резервы, которые затем забросать нашими снарядами.
После того огонь не прекращался до момента общего штурма.
8/26 числа к 8 часов утра войска узнали из дневного приказа начальников корпусов, что настала торжественная минута.
Приказ генерала Боске составлен в следующих выражениях:
«Солдаты 2-го корпуса и резервы.
7 июня/25 мая на вашу долю выпала честь с гордостью нанести первое поражение прямо в сердце русской армии, 16/4 августа на Черной вы уничтожили его подкрепления, сегодня же вам предстоит последний, но смертельный удар палача, который вы нанесете твердою рукою, так хорошо известною неприятелю, отняв у него главную его защиту Малахов, в то время как наши сотоварищи английская армия и 1-й корпус устремятся на штурм 3-го (Grand Redan) и 5-го бастионов (Bastion central). Это будет общий приступ армии на армию, великая и памятная победа, необходимая для увенчания юных орлов Франции.
Вперед же дети! Малахов и Севастополь наш! И да здравствует Император!»
По прочтении приказа, генералы, офицеры и солдаты выступили из лагерей, чтоб занять свои места, откуда они должны будут начать общее движение на все русские укрепления.
Штурм должен быть произведен аккуратно в полдень, для чего все генералы поставили свой часы по часам генерала Пелисье.
В 11 часов все войска отправились на свои места.
Генерал де Саль был назначен для атаки левого фланга и поставил дивизии Левальяна и д’Отемара в самых ближайших к крепости параллелях, против 5-го и 4-го бастионов, а сзади в траншеях в качестве резерва дивизии Буа и Пате; еще далее за ними находилась бригада сардинских войск Чиальдини.
Англичане были сосредоточены в их 5-ой параллели против 3-го бастиона, а резерв их находился в 4-ой параллели. Генералу Симсону поручено руководить атакой.
