Эти каики весьма быстры на ходу, и через два часа после отъезда мы добрались до противоположного материка в месте, называемом Замок Азии и затем проехали 16–18 километров по Черному морю.

Было 11 часов, когда мы поместились в тени гигантского дерева, ствол которого на высоте одного метра от почвы мог служить столом для 12 персон и восхитительно позавтракали самой изысканной провизией, взятой семьей Трусень.

Затем сделали продолжительную прогулку в поля, весьма интересную по встречавшимся явлениям и особенно поразившим меня могуществом растительности, вне всякого описания.

Посетили дворец, весь из белого и розового мрамора, построенный Султаном на этом берегу Азии, о богатстве которого могут дать идею только разве сказки «Тысяча и одной ночи».

В 6¹/₂ часов мы возвратились к каикам, чтоб отплыть обратно в Константинополь.

Как только солнце скрылось за горизонтом, наши перевозчики оставили весла и после нескольких молитвенных обращений по направлению к Леванту, вынули из ящика кое-какую провизию и пообедали с замечательным аппетитом. Это потому, что в то время был Рамадан, а в этот период времени, соответствующий нашему посту, магометанам запрещается принимать пищу между восходом и закатом солнца и наши каикчи решительно ничего не ели и не пили в продолжении 16-ти часов.

Мы вышли на свой берег в 9 час. вечера, когда было уже поздно отправляться в лагерь, да по случаю не освещения улиц, мы бы и не нашли дороги. Кроме того, бесчисленное количество бродячих собак, днем безвредных, ужасны в ночное время, и мы рисковали быть растерзанными. Всё это заставило нас остаться ночевать у г-на Трусеня, всегда особенно ко мне любезного.

На следующий день 19/7 числа, после завтрака, я с товарищами посетил все более известные редкости Константинополя: различные мечети, Св. Софию, большой базар и проч. Так как входить в мечеть в обуви запрещено, то мы должны были оставить свои сапоги у наружных дверей, не подвергаясь впрочем никакой опасности лишиться их, так как количество снятой обуви было большое.

Св. София!.. Не могу отделаться от некоторых печальных размышлений, видя представителей мусульманского духовенства, отправляющих свои моления под теми же сводами, где наши христианские священники молились четыреста лет тому назад… но мимо…

Большой базар довольно интересен, и вы можете себе его представить, посетив Тампль в Париже. Только улицы его шире и более многолюдны, с невообразимой толкотней на каждом шагу. Здесь встречаете более женщин, чем мужчин, но и тех и других всегда отдельно, так как они не имеют права, не преступая обычаев и законов, обмениваться в публике знаками знакомства или обращаться с разговором, даже если они муж и жена или брат и сестра.

Бесчисленное множество лавочек снабжены всем, чем желается, (имейте в виду, что других почти нет в турецком городе). Хозяин турок или грек иногда с приказчиком стоят посреди своих товаров, в порядке разложенных на полках. Спрашиваете, что вам нужно и вам показывают только желаемый предмет, и если продающий турок, то с ним нельзя торговаться; на предложение ему меньше против назначенного на один сантим, он берет назад предмет, ни слова не говоря, и кладет его на место. Если же он грек, то бывает совершенно иначе; он наблюдает за вами, и если предполагает, что вы не знаете цены, то не замедлит спросить за требуемую вещь 20 франков, которую затем уступит за 2 или 3 франка.

Около пяти часов мы направились в лагерь обедать.

Лагерь под Дауд-Паша. 20/8 июня 1854 г.

Приказ о посадке дивизии на суда для отправления в Варну пришел вчера после полудня. 1-ый батальон садится 20/8, а второй 21/9 в 5 часов утра.

Теперь, когда почти уверен, что буду делать кампанию, я не стесняясь купил вьючную лошадь, с целью пользоваться ею в походе для перевозки вещей, а на остановках для осмотра верхом окрестностей лагеря.

За небольшую сумму в 300 франков, я мог добыть себе прекрасное небольшое животное 6–7 лет, и довольно плохие, впрочем, узду, седло, недоуздок и вьюк.

Кошелек мой отощал, пришло время воспользоваться кредитивом, который вы с родственною предупредительностью передали мне при отъезде из Франции, для чего и отправился в полдень в город в квартал Перы. Пройдя Золотой Рог, я пошел по набережной и обратившись к одной личности, которую по заботливому его виду, принял за француза, просил указать мне банкирский дом Пер… и К°. «Г-н Пер… банкир, — отвечал он, — сам я перед вами».

В эту минуту взгляд мой перенесся на группу лиц, остановившихся в 50 метрах от меня. Шесть полициантов, называемые кавасами, сопровождали несколько мужчин одетых по-европейски со связанными за спиной руками, и веревка в палец толщиной болталась у каждого на груди. Затем я увидел двух кавасов, которые, схватив под руки одного из сопровождаемых ими лиц, подняли его возможно высоко, между тем как третий кавас, взявши веревку, повесил осужденного на гвоздь, выступающий над дверью одного городского дома. Окончив эту операцию, кавасы продолжали свой путь, чтоб снова сделать тоже самое немного далее… а в это время с ними спорил мой бедный г. Пер… На улице же не происходило ничего особенного, никого не было из любопытных, и никакого сборища! Я отвернулся, сильно взволнованный таким зрелищем, и поспешил удалиться.

Г-н Трусень объяснил мне, что виновные были приговорены к повешению за открытый заговор в пользу русских и что мне пришлось присутствовать при казни, которая практикуется всегда в подобных случаях. «В три часа, — прибавил он, — те же кавасы пойдут снимать тела и отвезут их, куда следует, найдя их на тех же местах и такими, как оставили. Никто не попытается спасти их, если же кто-либо прямо или косвенно помешает юстиции султана, то немедленно будет повешен также, как и те, которые издали или вблизи захотели бы оказать участие несчастным; и всё это, как видите, очень быстро».

Я затем сообщил ему о задержке, которую причинил мне этот печальный эпизод. «Явитесь в банк, он постоянно в действии, несмотря даже на то, что как передают по секрету, сотоварищ г. Пер… донес об этом заговоре».

Действительно, я представил кредитив кассиру банка, где все служащие оказались на местах, получил свои деньги французскими кредитками и возвратился в лагерь в 6¹/₂ часов вечера, еще сильно возбужденный.

Я должен сесть на корабль завтра утром в 5 часов утра для отъезда в Варну.

Варна. Лагерь под Йени-Кей. 27/15 июня 1854 г.

21/9 числа я вступил на французское судно «Дофин», на котором поместились только три роты 2-го батальона: все были довольны, судя по погоде, совершить этот переход при удачных условиях и действительно, спустя тридцать часов, 22/10 в полдень мы благополучно входили в порт Варны.

Город имеет не более 12–14 тысяч жителей и окружен крепостной стеной, не имеющей особого оборонительного значения, так как над городом господствуют высоты, с которых легко бомбардировать его. Мы почти ничего не нашли здесь из съестного, исключая некоторого количества провизии, привезенной французскими или английскими маркитантами, продававшими их по баснословным ценам.

Небольшую нашу колонну, усиленную пятью ротами батальона, высадившегося часом позднее, офицер генерального штаба проводил на место, предполагаемой лагерной стоянки, около 8–10 километров к северо-западу от города, где мы быстро устроились. В одно мгновение ока были поставлены палатки, разведены огни для варки пищи и собраны фуражиры для немедленной раздачи припасов.

Я воспользовался приглашением на обед к товарищам 1-го батальона, прибывшего сюда накануне. Если батальон одного полка вступает на место, последовательно через один или несколько дней после другого, то обычаем установлено, что ранее прибывшие офицеры приглашают к себе на обед офицеров рот одного номера, вновь пришедшего батальона.