Несколько маркитантов устроились за нашей дивизиею и снабжают нас запасами по доступным ценам. Так, вино, которое сначала продавалось по 4 франка за бутылку, уступается теперь за 2 франка 50 сант. Картофель 1 франк вместо 2-х, сахар 3 франка вместо 5-ти, табак 2 франка 50 сант. гектограмм, пачка свечей 5 франков, сардины 2 франка 50 сант. за маленькую коробку и проч.

К несчастью у нас недостает белья, и хотя я еще не нуждаюсь в нём, воспользовавшись доброй идеей взять с собою только новые вещи, но многие из моих товарищей жалуются… Очень здесь затруднительно мытье белья, которое устраивается по нашему приказанию и состоит только в том, что белье кладут в горячую воду, а затем выполаскивают в холодной… солдаты не могут делать лучше.

Ночи становятся холодными, а днем дожди, вследствие чего приходится ложиться в сырость. Всё это, впрочем, не очень озабочивает нас, мы смеемся над таким маленьким горем, и хорошее расположение духа одного поддерживает моральное состояние другого.

Со времени открытия траншеи, артиллерийский огонь русских сосредоточивается на наших работах и отличается особым ожесточением, так что нет возможности сосчитать выстрелов ни во время дня, ни во время ночи. Это непрекращающийся гул, но который не тревожит, так как наши потери незначительны, сравнительно с количеством посылаемых к нам снарядов.

В ротах, находящихся на работах или в прикрытии траншеи, командующий назначает кого-либо для наблюдения за направлением полета снарядов неприятеля и он возбуждает внимание каждого криком: «Берегись, бомба!» когда видит ее летящей в направлении сотоварищей, а последние, предупрежденные, живо бросаются в стороны или ложатся, выжидая пока разорвет снаряд. Много случайностей избегается таким способом.

Под Севастополем 24/12 октября 1854 г.

16/4 пять французских и четыре английских батареи назначенных бомбардировать Севастополь, были вооружены и снабжены запасами. Отдан приказ открыть огонь завтра 17/5 в 7 часов утра.

В этот день мой батальон составлял прикрытие траншеи, соединяющейся с нашими батареями и немного выдвинутого для обстреливания их справа и защиты, в случае, если русские сделают вылазку.

Моя рота была несколько удалена от остального батальона и одна занимала фас выдающегося угла, представляющего лучшие удобства для обстреливания. Я избрал себе прекрасное и без всякого риска место, с целью наблюдения за выстрелами, в 200 метрах от сферы огня неприятеля.

В назначенный час все батареи в одно время открыли огонь, начавшийся с большою силою, но неприятель с равномерным ожесточением сейчас же отвечал на это тем же.

В это время в нашем лагере сформировались две осадные колонны, каждая из двух дивизий осадного корпуса с ротами охотников из батальонов и наш полковник Лабади удостоился чести командовать колонной нашей бригады. Люди поели суп, напились кофе и дожидались за ружейными козлами, пока артиллерия сделает удобные бреши, позволявшие нашим колоннам устремиться на штурм города.

Я был свидетелем этого славного нападения и рассчитывал вместе со своими людьми, что может быть буду призван для его поддержки, а потому команда моя весело приготовлялась принять участие в битве.

Я со скрытым неудовольствием заметил, что, несмотря на силу огня наших 50 орудий, русские были сильнее в этом отношении, так как у них было по крайней мере 200 орудий большого калибра, снятых с кораблей и кроме того батареи громадных мортир, не перестававших посылать бомбы на наши позиции. С места, которое я занимал, мне можно было хорошо судить о верности их прицела и о разрушениях, которые были произведены ими в брустверах наших батарей.

Но моя вера в наши силы всё-таки не поколебалась.

В 10 часов, вдруг поднялся вулкан пыли и огня на наших укреплениях и раздался невероятный гром… Какое-то несчастье случилось с нами?.. Все почувствовали волнение сердца!.. Взорвало пороховой погреб нашей батареи №4!

Но почти в одно время большой столб пламени поднялся в стороне русских и послышался ужасный взрыв… там также взлетел на воздух пороховой погреб. Одинаковое с нами несчастье, поддержало наше мужество и послышались возгласы: «Да здравствует Франция!.. Да здравствует Император!»

Увы, нравственное ободрение в такой форме продолжалось недолго; снова ужасный грохот встревожил всех нас… взорвало другой наш пороховой погреб!

С этого момента огонь наш чувствительно уменьшился, так как большая часть орудий была подбита, а в 11 часов пальба была совсем прекращена.

Русские же орудия продолжали стрельбу безостановочно, и гранаты, бомбы, картечные жестянки и проч. падали почти повсюду в наши траншеи.

В полдень, думая, что устрашенные их 10-ти тысячными пушечными выстрелами, мы оставили все позиции, осажденные сделали против наших батарей вылазку из 200–300 стрелков, приготовив к выступлению другие войска, если окажется, что наши укреплении покинуты.

В эту минуту бригадный генерал, без шапки, с воспаленными глазами, с грустным видом, но с энергиею пробежал мимо нас и не останавливаясь прокричал: «Капитан, ведите свою роту вперед!».

Я взобрался на бруствер, возбужденный также, как и мои люди: «Вперед!»… и вторая рота второго батальона ринулась в штыки. Русские стрелки, увидя наши укрепления занятыми, стали отступать, а орудия неприятеля должны были прекратить огонь, чтоб не поражать своих.

Пройдя около 100 метров, мы возвратились в наши траншей, все здравы и невредимы, так как преследование не могло состояться.

В час дня наши военные корабли подошли к порту Севастополя и в свою очередь стали обстреливать форты и войска крепости, осыпая их громадным количеством снарядов.

Стрельба продолжалась до ночи, и русские форты отвечали выстрел на выстрел на огонь флота.

На следующий день, в лагерях говорили, что наши суда слишком далеко держались, чтоб произвести хорошие результаты действием своей артиллерии. Я не знаю, но уверяют, что адмиральский корабль понес большие потери и серьезные аварии, из чего можно заключить, что наши моряки были на настоящих местах.

Англичане оказались счастливее нас, воспользовавшись расположением местности и тем, что против них сосредоточивалось менее орудий; они могли продолжать свою стрельбу до ночи, и если потеряли свой небольшой пороховой погреб, то взорвали в свою очередь такой же у русских!.. Этот успех мы встречали громким ура!

На следующий день утром, мои батальон был снят с прикрытия, и я вернулся в лагеря.

Мы будем исправлять повреждения, возобновлять батареи и предпримем атаку в лучших условиях, а если будет угодно Богу, то надеемся слушать в воскресенье обедню в Севастополе!.. По крайней мере, я слышал кругом себя такие разговоры, после нашей неудачи 17/5 числа, но подобные предположения не осуществились и мы приступили к работам правильной осады.

Полковник Рауль из главного штаба был назначен траншей-майором и поместился в «Clocheton», где организовал перевязочный пункт.

Бригадные генералы должны переменяться с полковыми командирами в службе прикрытия траншей.

Генерал Канробер сформировал роты вольных стрелков из искуснейших людей каждого полка и вооружил пристрелянными карабинами. Обязанность их беспокоить неприятеля, помещаясь в ровиках перед нашими траншеями.

Вторая параллель была открыта вчера… Рота моя отправилась сегодня утром, под руководством инженерного офицера, на соседние с Балаклавой склоны высот рубить лес для туров. Эта работа становится трудною, так как является более преград при копании почвы для траншей, по случаю её каменистости и инженеры должны будут на многих пунктах делать прикрытие сообщения или свои параллели при помощи туров и мешков с землею.

Я отдохнул несколько дней и не в претензии за это, потому что из 12-ти дней провел в прикрытии четыре раза по 24 часа и две ночи в траншейных работах, хотя после всякой службы укрывался в палатке и спал… Люди еще более устали, исполняя все лагерные тяжелые работы. Никто не жалуется, но у нас есть несколько больных.