5 октября/23 сентября 1-й батальон 20-го легкого полка, батальон зуавов и батальон егерей, были сведены в общую колонну под начальством генерала Д’Орель, возле дома занимаемого генералом Форе. Дело шло о производстве серьезной рекогносцировки, возможно ближайшей к Севастополю, чтоб решить о начатии работ. Генерал Бизо, начальник инженеров армии, руководит этой рекогносцировкой.

Сначала на соседних с городом высотах, колонна встретила только нескольких казаков-разведчиков, но как только она появилась в виду укреплений, то была встречена ужасной канонадою… Из наших лагерей были слышны пушечные выстрелы, и мы с большим беспокойством ожидали возвращения наших товарищей.

Через три часа после того, колонна возвратилась в целости, имея лишь трех раненых осколками гранат.

Я слышал от офицеров, участвовавших в этой рекогносцировке самые завидные похвалы генералу Бизо, который шел впереди один перед войсками, производя и отмечая наблюдения, и несмотря на множество снарядов, исключительно направленных на него, сохранил спокойствие духа, как бы присутствуя на простом учении.

Лишь только возвратилась колонна генерала Д'Орель, аванпосты дали знать о движении неприятеля. Довольно значительное количество русских батальонов, выйдя из города, подвигалось вперед.

Генерал Канробер, взяв с собою несколько орудий, скоро был посреди нас и две дивизии стали в ружье. Но неприятель, видя такие серьезные намерения с нашей стороны, отошел назад, зажегши несколько домов, которые могли быть полезными для нас.

Не знаю, какой план будет одобрен после рекогносцировки, но мы с доверием относимся к исполнительным приказаниям.

Под Севастополем 12/1 октября 1854 г.

План атаки, на котором остановился главнокомандующий, состоит в устройстве перед французской и английской линиями очень сильных батарей, которые в связи с нашими судами, должны будут бросить в город такое количество снарядов, от которых он должен сделаться ненадежной защитой для войск, назначенных для его обороны.

Существует общая вера в успех. После трехсуточной бомбардировки, кажется невозможно, чтоб в Севастополе остался камень на камне.

Суда, которым не было назначено принять участие в бомбардировке, высадили часть своего экипажа около 15–18 тысяч человек, поступивших под начальство капитана корабля «Ригоде» Женульи и эти моряки с судов поместились правее 19-го батальона егерей. Они должны устроить одну или две батареи, которые вооружат своими чугунными орудиями большого калибра. Такая честь вполне заслужена моряками, до сих пор исполнявшими самые тяжелые работы, что мешало принять им участие в славе.

Но если, против общего убеждения, атака не удастся, то предпримут правильную осаду, в обыкновенных классических условиях, с траншеями, параллелями и проч.

Без тщеславия высказывая свое личное мнение, я всё же могу объяснить вам, почему особенно желаю успеха этой атаке… Да, не будет бешенной радости, если придется зимовать здесь, без средств, медленно подвигаясь вперед вместе с продолжительными осадными работами! Но… мужество и доверие!

25 сентября вечером неприятель произвел сильную вылазку, чтоб ознакомиться с расположением наших отрядов и убедиться, начали ли мы какие-либо работы.

Вся 4-я дивизия встала в ружье и русская колонна не перешла даже высоты, которые отделяют наш лагерь от города.

Неприятель должен иметь громадные средства в вооружении артиллерии и во всяком случае, он их не жалеет, посылая нам в день более 3000 ядер или гранат.

Между тем, мы испытываем относительно незначительные потери и нам нечего сожалеть о такой расточительности снарядов, понемногу приучающей нас к этой адской музыке и заставляющей сильнее убеждаться в том громадном количестве пороха и металла, который необходим, чтоб вывести из строя человека.

9 октября/27 сентября было назначено для открытия траншеи. Всегда составляет особую честь принимать участие в первых работах, потому что они представляют большие опасности, так как действительно люди совершенно при этом открыты и находятся в возможно близком расстоянии от передовых фортов крепости. Если неприятель точно предупрежден о часе и месте, где должны начаться работы, то все выстрелы сосредоточиваются на этих пунктах… Я разделил честь этого первого дня с 200-ми солдат моего полка, под моею командою. В 6 часов вечера, мы подошли к дому, находящемуся впереди нашего фронта и слывущему теперь под именем «Колоколенки», (Clocheton) найдя там начальника де Сент-Лаурент с несколькими инженерными офицерами и унтер-офицерами, назначенными руководить работами.

Солдаты взяли ружья на ремни и каждый вооружился туром, лопатой и пешней и мы выступили из лагерей очень темною ночью.

Командующий просил нас сохранять самую строгую тишину и мы идем без шуму… внимательные… умеряя шаги, если случайные движения заставляют слишком гулко срываться камням… затем начальник останавливает нас… и идет вперед с несколькими унтер-офицерами, не спеша, предварительно осмотрев хорошенько почву, чтоб провешить линию, которую мы должны занимать. Но вот пушечный выстрел, затем несколько ружейных… «Ложись» командует тихо начальник… Как приказано, так и сделано… Проходит несколько минут… начальник встает один и продолжает намечать на земле линию… Его работа кончена… всё готово. Новая канонада по нашему направлению… ядра свистят… вновь тишина… вновь остановка… десять минут… — «Вставай». Затем отряд в одну шеренгу, по указанию инженерных унтер-офицеров, следует вдоль разбитой линии и каждый ставит тур перед собою… Командующий обегает, линию и убеждается в её правильности… «Руки вверх» командует он тихо. Сейчас же солдаты приступили к копанию земли и с жаром, не требующим возбуждения наполняют землею туры, поставленные перед собою, зная, что заполненный тур даст каждому защиту от снарядов!

Неприятель, предупрежденный звуком пешней, забрасывает нас снарядами, но, благодаря темной ночи, прицел его неудачен, и канонада не приносит нам никакого вреда.

После двух часовой лихорадочной работы, туры были наполнены и люди стояли уже по колени в выкопанной траншее, а при выходе солнца она была доведена до указанной глубины. Оставалось расширить ее и дать брустверу необходимую форму и толщину.

Наша задача была исполнена и мой отряд отошел назад под прикрытие выведенной ночью траншеи, а нас заменила другая часть для продолжения работ.

В настоящий раз, более чем в сражении под Альмой, могу сказать, что я получил крещение огнем… С того времени как началась эта ночная работа, пули свистели весьма неприятно мимо моих ушей, что особенно озабочивает, так как я не мог исполнить того, что мне подсказывало внутреннее чувство… Всякий раз как слышал этот проклятый свист, я не мог заставить себя не опускать головы и кланялся каждой пуле!.. Это было глупое бессилие, но невозможно противостоять ему… Я крепко сжимал кулаки, но воля моя оказалась парализованною… я выходил из себя, что не мог осилить свои нервы… А возле меня слышу, как командующий де Сент-Лаурент давал такие ясные и спокойные объяснения, что мне вовсе не нужно было видеть его, для того, чтоб убедиться, что он не кланяется снарядам. Я ругал свою бессмысленность, давая ей самые оскорбительные для самолюбия названия… но тщетные усилия… Я был вне себя…

К счастью наконец, командующий позвал меня для некоторых разъяснений. Ужасное очарование прекратилось!.. Пули продолжали свистеть, ядра жужжали в воздухе, гранаты взрывались почти повсюду… но внутренний зверь был побежден, я больше не кланялся ни пулям ни ядрам, ни гранатам… Какое громадное нравственное облегчение! но что я перестрадал в продолжении этой двадцатиминутной борьбы! Надеюсь, что теперь всё кончено, и что отныне я не буду приветствовать ни пуль, ни ядер… Лично испытал, что лучший способ избавиться от этого нервного состояния, быть чем-нибудь занятым.

По возвращении в лагерь, я выпил горячего кофе, оказавшегося особенно приятным после бессонной ночи, и позавтракал с большим аппетитом припасами, доставленными впрочем не интендантством.