Пред выступлением из лагеря у Мельницы, я хотел обеспечить участь моих ласточек и их семьи. С этою целью я обещал наследнику моего жилья оставить нетронутой конюшню для лошадей и шесть тантабри, служащих ей крышей, с единственным условием, чтоб он не разорял гнезда моих маленьких друзей.

Судите о моем удивлении, когда утром в 4 часа, при отправлении, я увидел всех моих птичек летающими вокруг моей палатки, под руководством своих родителей… два часа спустя, они действительно улетели и, в минуту отъезда, я уже не видел ни одной!.. Однако я всё-таки не разорил своей конюшни из желания, чтоб эта семья могла провести здесь хотя одну последнюю ночь…

Мы не видели еще своего дивизионного генерала. Чёрт возьми! что же он делает целый день, сидя в палатке. Уж не болен ли он?..

Лагерь у р. Черной 29/17 июля 1855 г.

Известия, доходящие сюда с места осады, для нас благоприятны. Русские направляют свои вылазки только против наступательных работ левого фланга. Им известно, что мы не вполне оставили свои плавы с этой стороны, и действуем серьезнее на нашем правом фланге, а потому они преимущественно сосредоточивают свои усилия против Камчатского люнета и ложементов, возведенных инженерами против Малого Редана.

16/4 вечером они произвели вылазку против этих ложементов и, не успев овладеть ими, были отброшены за свои насыпи гвардейскими зуавами и рабочими в траншеях.

Несколько дней позже, они попытались сделать новую вылазку в том же направлении, но она оказалась не счастливее первых.

Работы, заключающиеся в устройстве траншей и параллелей, которые позволят нам сосредоточить штурмовые войска в нескольких шагах от пункта нападения, беспрерывно продолжаются, и чем ближе мы подходим, тем эти работы делаются труднее для исполнения, а опасность для наших рабочих увеличивается, но хочется добиться цели, и какой бы то ни было ценой, мы ее достигнем.

Войска продолжают отдыхать в нашем лагере у Трактира, и хотя не очень заняты днем, но ночью большею частью все собраны под палатками. Днем, после утреннего завтрака, люди отправляются отрядами с ружьями на перевязи в лес севернее Балаклавы, чтоб соорудить туры и фашины для инженерных работ и возвращаются в лагерь около 5 часов вечера. Кроме того, идет обычная служба, дежурства, патрули, раздача пищевых припасов и пр.

Офицеры, наличие которых так мало, что в нескольких ротах остается только по одному способному к службе, участвуют во всех этих нарядах.

Что касается меня, то я мало отдыхаю: являясь одним старшим адъютантом полка, я должен убедиться в исполнении всех назначенных нарядов. Кроме того, я исполняю обязанности ординарца у генерала де Фальи, и по случаю этого, мне приходится два, а иногда и три раза в ночь садиться на лошадь, с целью поверки аванпостов или передачи приказаний.

Поэтому солдаты меня хорошо знают, и когда я в темноте проезжаю по лагерю, то слышу, как они говорят: «вот опять отправляется старший адъютант Эрбе, играющий на гитаре!»

Это выражение происходит от того, что веревки палаток, привязывающие верх их к столбам, натянуты, как струны и проходящий по лагерю ночью, зацепляется за них ногами, отчего палатки качаются и беспокоят спящих.

Однако, несмотря на эти занятия, не оставляющие времени для прохлаждения на воздухе, находят, что делать нечего, и начинают сожалеть об изнурительной жизни и опасностях осады!.. Нам недостает забот, возбуждения боевых дней!.. С трудом верится, но это так… понемногу такое чувство ослабеет, но в настоящее время хотелось бы битв.

Время от времени, нам производят незначительные раздачи национальных пожертвований. Офицеры предоставляют солдатам всё то из этих пожертвований, что можно достать в Камыше или Балаклаве, как например табак, сигары в 10 сантимов, столовое вино и прочее, и пользуются лишь лучшими сигарами, ликерами, тонкими винами, коньяком и тому подобными предметами. Многие из этих национальных пожертвований испорчены и не могут идти в раздачу, но те, которые мы получили, превосходного качества и мы их уничтожаем, посылая искренние желания здоровья великодушным жертвователям.

Река довольно изобильна рыбою, и во время дежурства, многие из наших солдат берут с собою масло для жарения пойманной рыбы, которым снабжают их маркитантки; когда же попадаются крупные штуки, то они с довольным видом предлагают их своим офицерам.

Прибытие двух рот отборных людей, давших возможность сформировать 3-й батальон, заставило полковую кухню разделиться на три части. 1-й стол состоит из полковника, подполковника и старшего доктора 1-го класса, 2-й — из начальников 1-го и 2-го батальонов и их адъютантов и 3-й — командира и адъютанта 3-го батальона и старшего доктора 2-го класса.

Я составляю часть второго стола и, как самый младший, состою хозяйкою дома. Открыв между вновь прибывшими превосходного повара, хорошего пирожника и, к тому же весьма разумного парня, я приказал ему устроить в земле небольшую хлебную печь, и он нам приготовляет тонкие пирожки разного рода. Повар сошелся с артельщиками раздатчиками мяса, и при помощи взаимного обмена услуг, приносит нам филе, заднюю часть и почки баранины. Его талант дает нам случай быть любезными относительно товарищей, и мы посылаем им разные закуски, которые они сами не могли бы легко добыть.

Я нашел возможность один раз сходить на охоту с ружьем, но не имел успеха, как в Варне. Встретил только одних маленьких пичужек и с трудом застрелил полдюжины их.

Судите о разнице между моим теперешним столом и в первые месяцы зимы…

Тогда у нас был только суп, с которого приходилось ломать ложкой ледянистую кору, сухари или мерзлый хлеб и кусок дурно прожаренного сала!.. В настоящее же время мы ежедневно имеем три блюда и к каждому блюду закуску.

Уже несколько дней зной изнурителен, и мы с трудом защищаемся от него. Вчера была страшная гроза, говорили, что дождь, падавший в изобилии, залил часть наших траншей и что у нас большие повреждения. В нашем лагере, расположенном в долине, вода проникла в палатки, чем мы и воспользовались, чтобы поднять их и почиститься внутри.

Наш подполковник Поз д’Ивуа был назначен полковым командиром 97-го полка, но мы его не потеряем совсем, так как его новый полк составляет бригаду с нашим. Рана, полученная им 18/6 июня, казавшаяся сначала очень серьезной, находится на пути к излечению. Его заменил подполковник Тиксье, еще страдающий от раны, сделанной фугасом, взрыв которого 18/6 июня произвел такую панику.

Что касается нашего полковника Даннера, то он совершенно выздоровел, и как очень деятельного человека, его видно повсюду.

Лагерь у Черной, 12-го августа/31-го июля 1855 г.

Уже несколько дней, как идет разговор в нашем лагере о будущем нападении! Русские, видя, что Севастополь должен роковым образом перейти в наше владение, говорят, желают сыграть свою последнюю партию.

С этого целью, они предполагают атаковать нас разом на всех пунктах, и, главным образом, со стороны Черной.

Но нас не легко выбить, так как наши позиции прикрываются рекою, которую можно перейти вброд только в некоторых нешироких местах и разве еще лишь у водопровода.

Обход этих препятствий не был бы удобен, ввиду почти 40 тысячного войска, включая сюда турок и сардинцев, более чем со 100 орудиями. Впрочем, увидим, мы свежи, здоровы и готовы к битве!

На месте осады, каждый ухищряется завладеть Малаховым курганом, предлагая свой план и, естественно, считает его лучшим.

Вот последний, преимущества которого превозносили.

Одновременно огонь должен быть открыт по всей линии всеми нашими батареями, чтоб вызвать против этого неприятельскую ответную канонаду; и затем поставят на открытом месте ночью, в 100 метрах от Малаховой башни двести небольших мортир. Перед рассветом будет произведена стрельба из этих мортир с расчетом в минуту 50-ти выстрелов бомбами, направляемыми в редут, в котором таким образом держаться будет нельзя. Днем, несколько батальонов должны занять укрепления и затем быстро перенести сюда эти 200 мортир, а огонь их направить на те колонны, которые пытались бы выбить нас из этой позиции.