Сречка Барага имеет за плечами богатейший опыт также и в сотрудничестве с немецкими оккупационными властями. Но с немцами он работал более активно. Барага но только доносил на антифашистов, он лично пытал заключенных. Правда, в пытках он применял школьные пособия (все–таки педагог, ничего не поделаешь!). Так, например, добиваясь признания у партизана Матеужа Хити, он намотал его усы па карандаш и вырвал их с кожей. За соучастие в убийстве югославских учителей, профессоров и ученых–антифашистов решением народного суда Сречка Барага признан военным преступником и приговорен к смерти.
Но, пользуясь выражением английской газеты «Манчестер гардиан», «этот добродушный старичок» сейчас добросовестно отдает весь свой жизненный опыт Военному управлению. Не знаю только, зачем умиленному журналисту из «Манчестер гардиан» понадобилось называть сорокапятилетнего Барагу «старичком». Из почтительности, что ли?!
Недавно Сречка Барага и подполковник Симонити посетили югославскую школу в предместье Триеста. Видимо, весна повлияла — захотели они послушать пение. Ребята, движимые лучшими намерениями, начали громко и весело петь партизанскую песню.
В одно мгновение пение было прекращено, учительница этой школы Валерия Гловач — тут же уволена.
Хотелось нам думать, что в подборе руководящих кадров народного просвещения Барага — единственная «ошибка» Военного управления, но, увы, это не так!
Позвольте, преодолевая отвращение, представить вам триестских «просветителей».
Костко Домииико, член фашистской партии с 1919 года, награжден орденом за «фашистские заслуги».
Тревизани Ренато, член фашистской партии с 1925 г., депутат фашистского парламента.
Удпно Манилио, фашист с 1919 г., член института «фашистской культуры», награжден немецким орденом «креста и орла».
Высший школьный инспектор в Горице Кацин — организатор «белой гвардии». И так далее.
Кроме того, каждая триестская школа имеет в своих списках учителей, которых ни разу не видели учащиеся. Эти «анонимные педагоги» только получают жалование. Для некоторых организаций школьный бюджет является пенсионной кассой, куда они ставят на прокорм безработных фашистов.
Боевой клич фашистских громил нам довелось услышать на совещании триестских «просветителей», когда при появлении словенских учителей кадры Бараш и его покровителя, стуча кулаками по столам, начали орать: «Вон славен, вон!»…
Под этим человеконенавистническом лозунгом, в течение двадцатипятилетнего господства фашистской Италии в Юлийской Крайне, были уничтожены все славенские школы, запрещены славенские газеты и журналы. 200 000 югославов заставили изменить свои фамилии на Итальянские; лилась кровь, совершались убийства и погромы.
Но и теперь этот лозунг живет.
Военное управление издало школьные программы. В итальянских учебниках курс истории продлен до 1945 г., — в словенских — только до 1920 г. История освободительной борьбы героического югославского народа оказалась в числе предметов, не дозволенных цензурой оккупационного управления.
В словенских школах Триеста итальянский язык является обязательным предметом, а в итальянских — словенский не обязателен. Словенам не разрешают открывать ни технические, ни сельскохозяйственные, ни ремесленные школы.
В словенских школах проводится насильственная вербовка в националистическую организацию «Данте Алигьери». Детям предлагали принести три лиры для сбора в пользу сирот, а потом вручали карточку с отметкой об уплате членского взноса (три лиры) в общество. «Данте Алигиери» входит в «Лигу Национале», организацию, которой руководит доктор Фаусто, член фашистской партии с 1920 г., и Ено Корридо, фашист с 1918 г., а с 1924 г. — член директории, руководящего органа фашистской партии.
Методист Феретти, член фашистской партии с 1923 г., систематически отказывается давать свидетельства об окончании школы ученикам–словенам, отказавшимся вступить в профашистское общество.
Только в одной Горице было уволено 16 словенских преподавателей за то, что они присоединились ко всеобщей стачке протеста по поводу известных событий в Шкедне. Среди уволенных были профессора Буфон Смаго, Надо Рупель и Рафаэль Бочар, познакомившийся в свое время с Барагой в застенке гестапо, где Барага пытал его.
Словенские школы не получили разрешения участвовать в демонстрации во время всенародного протеста по поводу шкедненских событий. И когда они все–таки ушли на демонстрацию, на следующий день словенские школы оказались закрытыми по приказу Военного управления.
Представитель Военного управления объяснил это решение следующим: «Если учащиеся словенских школ так относятся к занятиям в школе, значит, школы им вообще не нужны…»
Югославский народ, населяющий Юлийскую Крайпу, испытывал на себе долгие годы тиранию итало–фашистского господства. Он хотел бы, чтобы в результате победы союзных демократических стран и той героической освободительной борьбы, которой единодушно отдали себя югославские народы Юлийской Крайны, на родной земле восторжествовали справедливость, свобода и дружба между народами и истинная демократия. Но, к сожалению, факты не дают оснований полагать, что надежды народа оправдались.
10 марта триестская полиция, как известно, в большинстве своем состоящая из бывших фашистов, расстреляла в Шкедне рабочую демонстрацию. Это вызвало бурю народного негодования и всеобщую стачку.
Но 13 марта во всех газетах Триеста появилось следующее сообщение:
«Посещение генерал–лейтенантом Хардингом гражданской полиции Юлийской Крайни.
Сегодня утром командир 13‑го корпуса генерал–лейтенант сэр Джон Хардинг посетил командование гражданской полиции Юлийской Крайни в Триесте и говорил со всеми офицерами. Он выразил в общих чертах удовлетворение тем, как гражданская полиция исполняет свои обязанности в особенно тяжелых условиях…
Генерал Хардинг напомнил офицерам о разносторонности доверенного им дела и заверил, что они и все принадлежащие к силам полиции могут рассчитывать на полную поддержку союзных сил и союзного командования при исполнении своих обязанностей».
Комментарии, как говорится, излишни!
Что же касается Дж. Хупера, сказавшегося больным, то нам кажется, что этот офицер, и выздоровев, не станет конфисковывать словенские буквари.
Он сражался вместе с югославами против фашистов плечом к плечу, и ему очень не по душе относиться к своим боевым друзьям, как к немцам или японцам.
1946 г.
ТРИЕСТ
Путевые заметки
Американский солдат в расстегнутом мундире сидел на полосатой перекладине шлагбаума. Его ноги не доставали до земли. Солдат жевал и беспредельно равнодушным взором глядел вдаль на фиолетовые вершины гор.
Машина подошла вплотную. Солдат протянул правую руку за документами. Потом переложил их в левую руку. Вынул из–за уха сигарету, прикурил у шофера, вернул документы и, не ступая на землю, перебрался к противовесу шлагбаума. Шлагбаум поднялся, и мы оказались в зоне «А». Наш спутник объяснил столь домашний способ контроля следующим: во–первых, это американская застава, во–вторых, сейчас нет итальянского полицейского, а то бы мы ждали за рогаткой не меньше часа.
— Какое имеет отношение к пограничной службе итальянская полиция?
— Этого я вам сказать не могу, — ответил спутппк, — но нужно заметить, нам повезло. Итальянские полицейские очень исправно относятся к своим обязанностям. Они обыскивают багаж путешественников и так тщательно проверяют документы, что можно подумать — они здесь единственная власть.
— Ну, а если обратиться к офицеру?
— Офицер скажет вам, что так надо. Неужели он сам должен обшаривать ваши чемодапы и разглядывать на свет ваши паспорта, когда для этого имеется спецпальпый подручный.
— Ну, а при чем тут американская застава?
— Момент чисто психологический: английские войска оккупировали прибрежные города, американские части отведены вглубь, здесь жарко, бедно, и американцы недовольны. А когда человек недоволен и обижен, он хуже работает. Вот вам доказательства: видали часового?