Затем Аркисьян принес промасленную бумагу, в которую были завернуты детонаторы. Разрывая ее на продольные куски, сделал нечто вроде серпаптияиой ленты, конец ее прикрепил к туго натянутой тяжестью железа веревке и зажег.

Когда Аркисьян пересекал снежное поле, стараясь подальше уйти от склада, немецкие часовые с дозорных вышек заметили его и открыли огонь. Но склад авиационных бомб взлетел на воздух вместе с вышками и немцами на них.

1942 год. Девять советских парашютистов проникли в город Жиздру, занятый немцами.

Перебив немецких солдат в комендатуре гранатами, парашютисты забрали документы, а из сейфов — около двух миллионов рублей советских денег.

На пожарной машине, запряясенной четверкой сильных коней, они умчались из города.

Загнав лошадей, они ушли в лес.

Попасть в глубокий вражеский тыл для парашютистов нетрудно. Самое тяжелое — выйти оттуда.

Месяц шли парашютисты до линии фронта. Голодные, изможденные, проваливаясь в снегу, несли тяжелые мешки с деньгами. Бойцы предлагали сжечь деньги, потому что не было больше сил нести эту тяжесть. Но Аркисьян, старший в группе, сказал: нельзя.

13о время стычек с немцами парашютисты ложились па снег, а вперед клали мешки, защищая себя от пуль.

Они перебрались через линию фронта и сдали деньги.

1943 год. Аркисьян с группой товарищей ликвидирует одного из палачей белорусского народа.

В снегу, возле дороги, по которой должен был проехать чиновник на охоту; с рассветом закопались наши парашютисты. Чтобы не быть обнаруженными собаками, они пропитали свои маскировочные халаты специальным составом.

Несколько троек шумно пронеслось мимо залегших парашютистов. Но Аркисьян запретил открывать огонь. На обратном пути утомленная после охоты и основательно захмелевшая охрана будет менее бдительна. Парашютисты лежали в снегу шестнадцать часов. Двое отморозили себе конечности настолько, что потом пришлось ампутировать. Но никто не покинул своего поста, не сдвинулся с места. Ночью возврающиеся с охоты немцы были уничтожены на дороге все до единого.

Эти три эпизода не исчерпывали всей боевой деятельности Михаила Аркисьяна. Один только перечень выполненных заданий занимал шесть страниц убористого текста. Михаил Аркисьян родился в 1921 году, армянин. В 1943 году принят в члены ВКП(б).

Я решил узнать обстоятельства гибели Аркисьяна, но, когда обратился к представителю командования с этим вопросом, полковник сказал с упреком:

— Плохо вы знаете моих людей, если так быстро их хороните.

И полковник рассказал мне кратко — его все время прерывали телефонные звонки — последующую историю парашютистов и их старшего.

Оставшись одни, парашютисты вели бой с немцами. Аркисьяну и нескольким бойцам удалось прорваться и уйти в горы. Один боец был убит, другой, Василенко, тяжело раненный, попал в руки немцев.

В горах парашютисты встретились с партизанами. Мысль о попавшем в плен Василенко мучила Аркисьяна. Партизаны установили с помощью населения, что раненый русский находится в концлагере. Из концлагеря заключенных гоняют работать в каменоломни.

У Аркисьяна созрел план. Ночью он пробрался в каменоломни и зарылся в щебень. С рассветом пришли заключенные. Он смешался с ними, нашел Василенко. Когда начало смеркаться, Аркисьян закопал Василенко в щебень, сам встал в шеренгу и был принят по счету.

Силы людей, физические и моральные, были доведены до предела изнеможения. Многие ждали только смерти.

Аркисьян сумел сплотить этих людей и собрать воедино их волю, воодушевить их верой в освобождение. Он стал готовить восстание заключенных.

Восстание произошло. Оно совпало с днями, когда уже приближались к этим местам наступающие части Красной Армии.

Дни и ночи мимо лагеря шли отступающие колонны немцев. В лагерь явился зсэсовекий отряд для расстрела заключенных. Но расстреляны были не заключенные, а эсэсовцы.

Когда пришла Красная Армия, Аркисьян был временно оставлен в лагере начальником — охранять пленных немцев, теперь они заполнили помещение лагеря.

— II сейчас вы можете увидеть его там, — закончил полковник, прижимая к уху телефонную трубку и держа вторую в руке.

…Я приехал в лагерь военнопленных и здесь нагнал лейтенанта Аркисьяна.

Первыми словами, с которыми обратился он ко мне, было:

— Понимаешь, дорогой, мне сейчас некогда. Ты видишь, какой у меня тут зоологический сад.

И только ночью мне удалось поговорить с ним с блокнотом в руках.

— Правильно, это я тогда стоял на улице и смотрел, как входят в город наши советские части, — говорил мне Аркисьян взволнованно, — и, понимаешь, ужасно мне было хорошо и ужасно плохо, что вот стою я, вижу своих и не могу даже сказать «здравствуйте», потому что так я некрасиво одет, как ворона, что про меня подумают, какой такой советский человек. Это были мои самые тяжелые переживания в жизни — запиши, пожалуйста. Нет, подожди, я тебе вот скажу, это главное переживание будет.

В одном месте меня немцы собаками загоняли. Ползу я в лесу, по грязи, деревья такие черные кругом, осина. Дождь, 1 гак из пульверизатора, идет, такой противный. Тошнит меня. Немцы живот прострелили, решил — застрелюсь. Вынул пистолет, зажмурился, и тут, понимаешь, подумал: жена есть, отец есть, мама есть, товарищи хорошие, деревин, где, понимаешь, я жил в Армении, в нашей такой замечательной стране, — и вдруг этого ничего не будет, как будто собственной своей рукой я все это убиваю, а не себя. Невозможно. Решил жить. И вот, видишь, живу. Отбился. И каждый раз, когда мне плохо, я так думаю, и мне замечательно интересно жить становится. А так — храбрый, что такое храбрый? Муха тоже храбрая, она с размаху в стекло головой бьет.

Вошел караульный и доложил о приезде американских летчиков.

Аркисьян встал и сказал со вздохом:

— Прилетели специально спасибо сказать. Я говорю, зачем горючее жгли, можно было письмо написать. Придется водку пить, гостеприимство, а мне, понимаешь, нельзя, я при исполнении служебных обязанностей.

Четыре американских летчика шумной гурьбой вошли в комнату, держа в руках большой венок. Аркисьян, по–видимому уже привычно, наклонил голову. Венок надели ему на шею.

Через час американцы, обняв Аркисьяна, пели ему свои песни, показывали карточки своих жен и детей, и Аркисьян к восторгу американцев, водя пальцем, называл имена детей их и жен, не забывая при этом поглядывать на часы: близилась смена караула, ему нужно было принять рапорт.

1945 г.

Мы не хотим преувеличивать значения подвига гвардии капитана Самсонова…

Мы хорошо знаем: для того чтобы советское алое знамя Победы взвилось над рейхстагом, понадобилось несколько лет великих, героических усилий всего советского народа.

Чтобы добить фашистского зверя в его собственном логове и водрузить над Берлином знамя Победы — в равной мере участвовали и те, кто в эти мгновения находился в шатающемся от канонады, почерневшем от дыма Берлине, и те, кто на необозримых просторах пашей Родины ковал сияющую сталь победы.

К древку знамени, водруженному над рейхстагом, незримо простерлись и руки тех, кто героически пал в сражениях за свою социалистическую отчизну.

Красное знамя Победы осеняло своей крылатой тенью всех советских людей.

Много тысяч замечательных советских офицеров, в том числе и капитан Самсонов, участвуя в берлинской битве, готовы были отдать свою жизнь. И честь водружения знамени Победы была для них прежде всего великой честью их Отечества.

Батальон гвардии капитана Самсонова водрузил первым над куполом рейхстага знамя Победы в 14 часов 25 минут 30 апреля 1945 года…

По прежде чем говорить о боевом пути комбата, нам хочется рассказать о жизненном пути советского молодого человека Константина Самсонова.

Он, как принято у нас говорить, ровесник Октября. С бурным героическим временем первых пятилеток совпала его юность.