В бою под Красным Бором Козлов был ранен. В этом же бою был ранен и его сын Леонид.

И снова — худой, в армейской шинели — пришел Александр Козлов на свой завод и начал восстанавливать его с неукротимой волей и верой в торжество духа советского человека.

На второй день он уже стоял у своего верстака и совершенными и точными движениями монтировал модель машины.

Нужно сказать, что работа модельщика — это сложное сочетание взыскательного труда краснодеревца с сосредоточенным мышлением конструктора и бесценной смекалкой русского мастерового.

Модельщик, получая чертеж сложнейшего агрегата, должен его выполнить в натуральную и объемную величину будущего механизма.

Кроме того, он должен решить сложнейшую задачу, ибо конфигурация отдельных деталей модели частенько должна иметь обратное расположение, почти такое же, как предмет, изображенный на негативе. От качества обработки модели зависит качество отливки.

Модельщик должен создавать конструкцию модели такой, чтобы она облегчала труд формовщика. Для этого ему нужно в совершенстве знать формовочное и литейное дело.

Каждая новая модель — это новое решение, новое открытие.

В 1946 году Александр Алексеевич Козлов выполнил четыре годовых нормы.

Это значит, что он, Александр Козлов, лично, в пределах своего труда, помогает ускорить восстановление угольной индустрии Донбасса, увеличить добычу нефти, помогает усилить мощность десятков станций в освобожденных районах, ускоряет строительство электростанций Энсо, Рыбинска… Он сокращает трудное время восстановления, приближает огромное счастье расцвета могущества нашей Родины.

Когда нужно было отлить кожух рабочего колеса для Энсо, по расчету конструкторского бюро необходимо было сделать 4 модели. Но Козлов нашел другой выход. Он сделал одну модель и с помощью дополнительных приспособлений произвел всю отливку, ускорив работу в четыре раза и сэкономив несколько вагонов лесоматериалов.

Благодаря новой технологии моделей корпуса электромотора, разработанной Козловым, формовщики в два раза увеличили производительность труда.

Александр Алексеевич Козлов, выдающийся модельщик завода «Электросила», является депутатом Верховного Совета СССР.

В своей депутатской деятельности тов. Козлов проявляет те бесценные черты характера, которые воспитывала и растила в нем партия.

После работы почти ежедневно Александра Алексеевича можно найти в райсовете, где он принимает своих избирателей. Более 1500 писем трудящихся пришло на его имя. Почти в каждом письме — просьбы о внимании, о помощи, о совете. И он сидит, склонившись, до вечера над этими письмами и не успокаивается до тех пор, пока не закончит дело так, как велит ему совесть большевика, старого русского рабочего, ленинградца.

1947 г.

Михайлов бежал по снежному белому полю с гранатой в руке. Навстречу ему бил пулемет.

Ударом плотного горячего воздуха Михайлова бросило на спину. На бурой взъерошенной земле неподвижно лежали многие из тех, с кем он шел в атаку. Боль в теле пришла одновременно с горьким сознанием, что атака немцами отбита, и эта душевная боль была сильнее всякой другой боли. Михайлов полз обратно, и, когда, подымая голову, он видел силуэт родного города, ему казалось, что город смотрит на него сурово, укоризненно. Вглядываясь, он различил очертания своего завода, разыскал глазами свой цех. И то, что представилось его взору, было превыше всего, ибо он увидел победу: все четыре трубы мартеновского цеха его завода «Большевик» дымили в небо.

Цех начал работать в самые тяжелые дни обороны Ленинграда, когда немцы ближе всего подошли к городу и бойцы изнемогали в неравных боях. Враг бил по заводу с такой же яростью, как и по цепям атакующих советских солдат. Но завод, несмотря на тяжелые ранения, продолжал свой воинский труд, и дым из его труб развевался в небе.

В окопе Михайлов стал рассказывать о заводе притихшим, измученным солдатам, и горечь в их сердцах таяла, а глаза зажигались радостным светом, когда Михайлов, простирая руку, указывал на струящийся из труб дым и говорил:

— Наша сталь день и ночь идет на врага. Вы не считайте, сколько нас сейчас в окопе, вы считайте, сколько нас вместе с ним — с заводом.

Пришло время, — сталь и люди, равные ей по стойкости, проломили фронт врага, хлынули на Запад. Михайлов победителем прошел Германию, побывал во многих странах Европы и вернулся на свой завод, в свой цех, озабоченная тоска о котором никогда не переставала томить его сердце. Возвращаясь домой из армии, он видел опустошения, какие произвел враг. И он чувствовал, как родная земля молит о стали, о реках стали, рождающих тракторы, комбайны, машины, мосты, здания.

Михайлов стал у печи, не снимая военного обмундирования. Люди, с которыми он начал работать, не имели опыта, — он стал учить их.

Транспортный цех еще не был восстановлен полностью, — частенько вместе с бригадой Михайлов таскал к печи шихту тоннами. Заваливали печь тоже иногда вручную. Богатырского телосложения, Михайлов мог один поднять многопудовый слиток. Через месяц обмундирование болталось на нем. Он осунулся лицом, но глаза его все больше и больше светлели живым огнем радости: ведь его люди работали с таким же упоением, как он сам. А это — главное.

Каждый раз, выдавая плавку, мысленным взором он представлял себе, как ручей ее впадает в гигантскую, живительную, солнечную реку стали, необыкновенную реку, из которой рождается мощь и сила нашей страны.

Михайлов поставил себе задачу: печь должна давать больше металла. Он начал бороться за каждый градус тепла. В короткие и напряженные минуты выдачи плавки шла битва за секунды и градусы.

Смелая и опасная борьба продолжалась во время плавки, Он вел печь с предельной температурой. Металл как бы искал лазейки, чтобы бешено прогрызть своды печи. Но сталевар зорко держал его на кратчайшем расстоянии от температурного предела и вовремя отбрасывал назад.

Поймать момент готовности плавки — одно из наивысших искусств сталевара. Металл должен быть выдан из печи не перегретым и не холодным и той марки, которой соответствовал заказ. Этот момент нельзя назвать иначе, как рождением металла. Вдохновенны и волнующи мгновения выхода стали, повторяющиеся тысячу раз и каждый раз снова наполняющие сердце восторгом, гордостью выигранной тяжелой битвы. Вот почему сталевары так чтут свой труд, так живут им.

Михайлов самозабвенно любил тех, кто умел отдать себя целиком труду, и он ненавидел, как труса на фронте, того, кто в работе своей не горел так, как он сам. Когда растерявшийся молодой машинист проломил откос печи и вывел ее из строя, Михайлов выбежал из цеха, чтобы сгоряча не сделать чего–нибудь плохого. Когда шихтовые краны однажды оказались неподготовленными, Михайлов разругал человека, ведающего механизацией, и сам стал приводить краны в порядок, не дожидаясь монтеров.

Один из тех, кого он так часто распекал за промахи, предложил кандидатуру Михайлова в члены бюро цеховой партийной организации. Он сказал: «Михайлов горячий человек, но он болеет за дело, живет им, он умеет взять за сердце».

Михайлов сумел так организовать труд в своей бригаде, что три человека у него справляются за пятерых. Не силой, а сноровкой берут они. Виктору Мамаеву около 18 лет, но он может выполнять самостоятельно все операции. Он подражает Михайлову во всем, видя в нем не только замечательного мастера, но и высокий образец человека. Для самого же Михайлова таким духовным образцом служит его брат Иван, погибший на фронте, знаменитый сталевар «Большевика». У печи Ивана Михайлова стал теперь Сергей Михайлов. И здесь, у этой печи, он выучил своего младшего брата Алексея. Командуя теперь соседней печью, Алексей соревнуется с братом Сергеем. И лучшей похвалой для них служит, когда старики сталевары, глядя на их работу, вспоминают Ивана Михайлова. Здесь же в цехе работают Антонина, сестра Сергея, и его жена Мария Осиповна. Эта семья ленинградских рабочих живет жизнью своего завода, как своей собственной. Каждое событие на заводе воспринимается ими, как личная радость или как личное горе.