На другой фотографии — горящее здание «Народного дома» в Триесте, сожженного в 1920 году итальянскими шовинистами. Далее — развалины словенских школ в Триесте, затем картина погрома в помещении демократической газеты «Иль Лафаторе» в Триесте… Я побывал в редакции этой газеты. Я не увидел там, правда, разбитых окон, но зато услышал о стотысячном штрафе, наложенном Военным управлением союзников на эту газету за гащнту национальных прав населения. Пожалуй, этот штраф нанес газете не меньший ущерб, чем памятный погром фашистских хулиганов в 1921 году.

По той же неизбежной аналогии извещение итальянского комиссара Пулья от 1919 года о закрытии хорватских школ, помещенное в альбоме, напоминает недавнее распоряжение подполковника Симони о закрытии югославских школ в Триесте…

Вот итальянский декрет 1921 г. о насильственном изменяй фамилий югославов на итальянские в Лабине. 500 тысяч словенских фамилий были заменены итальянскими. Итальянские власти запретили употребление всякого языка, кроме итальянского. Они преследовали не только язык, но стремились истребить тех, кто на нем говорил. Мы видим фотографию итальянского концентрационного лагеря на острове Рабе, где было заключено четырнадцать тысяч словен и хорватов. Пустыня, голый камень и жалкие полотнища палаток. Только в течение двух месяцев в лагере на Рабе умерло от голода 470U человек. Вот фотография человека, умерщвленного голодом. Трупы расстрелянных. Портрет женщины из деревни Рязанцы в Истрня: фашисты ослепили ее за то, что она любила свою родину, свой народ, свою культуру и не хотела стать рабыней…

Так рассказывает эта правдивая книга о том, что предприняли итальянские захватчики, чтобы сделать Юлийскую Крайну не словенской, а итальянской. Но ничего не вышло из этой преступной затеи. И народ Крайны поднялся вместе с народами Югославии, чтобы освободить свою родину. Книга рассказывает об этой героической борьбе языком документов и фотографий. Только на основных оборонительных подступах к Триесту пали смертью храбрых 20000 югославских бойцов, а в уличных боях в самом Триесте сложили головы 8 тысяч героев югославов. В то же время новозеландский корпус, принимавший участие в операциях на территории Юлийской Крайны, потерял… пять человек. И это понятно. В те дни, когда югославские войска уже взяли Триест и окончательно разгромили немецкие части, новозеландский корпус союзников находился еще в районе Венеции. И все же сейчас находятся люди, которые не желают понять, ценой каких усилий югославский народ добился освобождения всей территории своей родины.

Наконец, перед нами — документы и фотографии, рассказывающие о нынешней жизни «оберегаемой» союзными войсками Юлийской Крайны. Снимки изображают толпы народа, ожидающие приезда членов межсоюзнической комиссии по изучению вопроса об итало–югославской границе. Я тоже был свидетелем того, как пятнадцать тысяч рабочих Тыржнча прождали приезда комиссии целый день под дождем, чтобы вручить ей свои требования о присоединении Юлийской Крайны к Югославии. Но «специальные» проводники провезли комиссию мимо Тыржича…

Видно те, у кого сейчас в руках власть в Триесте, не хотели, чтобы члены комиссии узнали о пожеланиях народа. Да и вообще многого не хотят люди, распоряжающиеся теперь в зоне «А» Юлийской Крайны. Смотрите на эти снимки! На мостовой лежит распростертая в крови убитая женщина. Она убита не в дни Муссолини, а в 1946 году. Ее как жертву фашистского террора граждане города покрынают югославским флагом. Вот картина избиения и разгрома демонстрации антифашистов полицейскими, избивающими людей дубинками; за этим занятием мы видим солдат и офицеров той армии, которую привыкли уважать как участницу войны против фашистской Германии и империалистической Японии.

Тяжелое впечатление производят эти современные снимки из города Триеста. Они напоминают времена фашистских погромов. Среди них — фотография смертельно раненого в Триесте в марте 1946 года югославского майора Стане Циндера, избитого там же священника Ивана Бидовена. Фашистский сброд в г. Торица манифестирует совершенно так же, как это было при Муссолини. Его охраняют от справедливой ярости народа союзные полицейские.

Никто не сможет отвертеться от обличительной речи этих фотографий. Некоторым будет неприятно на них смотреть. Но ведь это документы, их не уничтожишь! Я видел, как полицейские ловили смелых фоторепортеров во время избиения демонстрантов–антифашистов на площади Упита в Триесте, стараясь проломить им головы их же фотоаппаратами. Но не удавалось все же скрыть правду!

Книги, розданные сейчас делегатам Мирной конференции, интересны не только для дипломатов. С ними полезно ознакомиться каждому культурному человеку. При более широком распространении они помогли бы общественности всех стран правильно ориентироваться в злободневной проблеме Юлийской Крайны.

1946 г.

Дж. Хупер, представитель Военного управления в одном из живописных сел Юлийской Крайны был разбужен писарем в весьма неурочный час, когда даже само солнце не поднялось еще над синими вершинами гор и только птахи осторожно попискивали в благоуханных ветвях цветущих магнолий.

Будучи настоящим военным человеком, Хупер мгновенно появился в канцелярии в полной походной форме, выражая этим свою готовность ко всяким неожиданностям. Но здесь его ждали только деревенские старики и старухи с детскими учебниками в руках. Несмотря на испытания войны, Хупер сохранил природный английский юмор. Он осведомился у почтенных посетителей: «Не принимают ли они канцелярию Военного управления за воскресную школу?» Никто не улыбнулся этой тонкой шутке. Словенские крестьяне подходили к столу и, молча положив на него детский учебник, уходили из канцелярии.

Хупер остался один за баррикадой из букварей: после некоторых размышлений он принял решение расследовать причину таинственной демонстрации. Хупер приказал писарю пригласить представителя власти, но не той, которую назначил он, Хупер, а той, которой он, Хупер, не признавал. И когда пришел член Народно–освободительного комитета, Хупер задал, без всяких околичностей, вопрос: «Что все это значит?» Он знал — это люди прямые и серьезные и не любят, когда с ними ведут цела лисьими тропами.

Член комитета объяснил:

— Родители не хотят, чтобы дети учились по этим учебникам.

— Ну, а мне какое дело? — возмутился Хупер.

— Эти учебники издало Военное управление.

— Бросьте врать! — сказал Хупер.

— Сегодня вы будете обыскивать наши школы и конфисковывать буквари, которые не были изданы Военным управлением.

— Знаете, — вежливо сказал Хупер, — я могу вас расстрелять за оскорбление английского офицера.

— В Набрежине военный комендант уже закончил эту операцию. Вы, наверное, не просмотрели еще утреннюю почту с приказами?

— Ну, а почему я должен конфисковывать буквари? — беспокойно поглядывая на жестяной поднос с пакетами, спросил Хупер.

— В этих букварях есть картинка, на которой изображен партизан и на его пилотке звезда.

— Ну и что?

— Знаете, — сказал член комитета, — вы храбрый парень, я уважаю вас за те ордена, которые вы заработали, сражаясь с фашистами. Кажется, вам пришлось действовать совместно с нашими партизанами, и тогда вам, наверное, нравились звезды на их пилотках, а теперь они не нравятся вашему начальству. Вам остается одно: скажите писарю, чтобы он доставал большой мешок, и отправляйтесь в школу. Зачем терять время…

В этот день я прибыл в злополучное словенское село и, к чести Хупера надо сказать, застал офицера больным, лежащим в постели.

Для того чтобы история с букварями была всесторонне ясной, мы вынуждены ввести читателя в педагогические дебри Военного управления Юлийской Крайны зоны «А».

Господин Сречка Барага, директор высшей гимназии в Триесте, служит советником у подполковника Симонити, главного руководителя Военного управления по делам просвещения народов Юлийской Крайны.