Из толпы оробело вышел староста, низкорослый, чернобородый мужик в посконной рубахе.
— По-доброму, князь. Ничем тя не прогневали. Дань по осени сполна отдали.
— Не о том пытаю, староста. Нет ли каких худых вестей? Не слышно ли о поганых?
— Покуда Бог милостив, князь. Ныне ворога не ведали.
— Ворог близок и скоро будет здесь.
Мужики угрюмо насупились, а бабы запричитали. Мало ли горя натерпелись от басурман? В последний набег избы пожгли, хлеб и пожитки выгребли. Добро еще сами успели в лесу упрятаться.
Ярослав поднял руку, и толпа смолкла.
— Слушай мой наказ. Берите топоры и валите сосну и ель. А вы, бабы, несите веревки. Запрем реку от поганых.
Мужики и бабы кинулись в избы, а Ярослав вышел к Которосли. Река в этом месте круто изгибалась, образуя небольшой лесистый полуостров.
«Отменно, — подумал князь. — Зажмем булгар с двух сторон. И берега здесь высокие. Булгарам из лодий не выбраться. Сунуться вперед, а там засека из дерев. Повернут вспять, а мы их стрелами. Не уйти ныне врагу… Теперь дело за смердами. Успеть бы».
Поспешил к дружине. Вои снедали без горячего варева: Ярослав запретил жечь костры, еще заранее наказал?
— Костры на стане не палить. Ежели булгары приметят дымы — все пропало.
Ратники жевали хлеб и сушеное мясо; когда князь подошел, дружинники поднялись.
— Нарушу вашу трапезу, вои. Надо смердам подсобить.
Ярослав показал рукой на излучину.
— Несите к брегу деревья.
К Ярославу ступил Роман Юрьич. По красному лицу его струился обильный пот.
— Где шатер повелишь раскинуть, князь?
— Потом, боярин, потом!
Ярослав вновь заспешил к берегу. Дружинники и смерды начали подносить срубленные сосны и ели.
— Вбивайте сваи. Вяжите дерева и тяните к тому берегу. Да не по одному, а по четыре в ряд.
Вои, раздевшись, полезли в воду. К ночи засека была готова. Ярослав поставил старшую дружину на правом изгибе, младшую — на левом.
Вернулись лазутчики, доложили:
— Булгары в трех верстах, князь. Встали на ночлег.
— На берегу или в лодиях?
— На берегу, князь.
Ярослав остался доволен: раз булгары выбрались на берег, значит, не таятся и не ждут засады.
Прошел в шатер, где гридни приготовили ужин. Спал недолго. Чуть заиграла заряница, как был уже на ногах; но уставшую дружину поднимать не стал: ждал новых вестей от лазутчиков. Они прибежали, когда солнце уже поднялось над бором.
— Снялись, князь.
Облачившись в ратный доспех, князь пошел к воям. Те уже были наготове. У каждого — меч, копье, лук и колчан со стрелами.
— Булгары плывут к Дебрянке. Скоро их лодии будут здесь. На берег никому не выходить, всем укрыться в чаще и ждать сигнала трубы. Потом немешкотно выйти на берег и закидать поганых стрелами. Ни одна лодия не должна уйти вспять к Волге. Полезут на берег — биться на мечах. А теперь в лес, вои. С нами Бог! — громко произнес князь.
Дружина исчезла в лесу, а Ярослав с боярами укрылись в прибрежных зарослях; здесь же были и вои с трубами.
По реке бежала темная рябь, гонимая упругим ветром. По такой воде хорошо идти на парусах, это радовало Ярослава. Булгарам сопутствует сиверко,[41] лодии их быстры, но как-то им придется супротив ветра?
— Плывут, князь, — молвил дозорный.
Ярослав раздвинул кусты. В трети версты показалась лодия с воинами, за ней другая, третья… А вот и весь басурманский караван, его хорошо видно. Булгары в суконных чекменях и чабанах, на головах овчинные шапки с отворотами. Лица смуглые, безбородые. Близ каждого воина круглый щит, обтянутый кожей, саадак с тугим изогнутым луком и красными стрелами, короткое копье с белым конским хвостом на конце.
Пока плыли до излучины, булгарам не было видно засеки. Они спокойно сидели в лодиях, и пили из бурдюков кумыс. Но вот первая лодия начала огибать полуостров, и с носа судна послышался резкий гортанный крик. Воины повскакали с мест, суматошно замахали руками. Но было уже поздно — лодия на полном ходу врезалась в дерева с заостренными сучьями. Поднялся вой, судно стало тонуть, а воины начали прыгать в воду. К преграде же приближались все новые и новые лодии. Булгары кинулись убирать паруса.
Ярослав обернулся к трубачам.
— Пора!
Громко, протяжно запели трубы. Из чащи высыпали дружинники, натянули луки.
— Бей поганых, вои! — зычно воскликнул Ярослав и сам, опустившись на левое колено, натянул крученую тетиву. Сотни стрел полетели на булгар. Многие воины повалились замертво, другие же прикрылись щитами, но стрелы разили с обеих сторон. Слышались стоны, отчаянные вопли:
— Урусы!.. Урусы!
Часть булгар сумела выбраться на берег. Ярослав скинул с плеча корзно и бросился в сечу. Перед ним оказался сильный, коренастый воин с кривой саблей. Он только что зарубил двух воев из молодшей дружины и теперь свирепо накинулся на Ярослава.
Князь успел прикрыться овальным красным щитом. Удар булгарина был тяжел, и Ярослав сразу понял, что вышел ратоборствовать с отважным воином, обладающим богатырской рукой.
Вновь сошлись. Зазвенела сталь, посыпались искры. Булгарин пошатнулся, однако не остановил своего натиска. Собрав всю силу, Ярослав могуче взмахнул мечом в другой раз. Вражеский щит развалился надвое, а тяжелый меч опустился на голову басурманина.
Издавая восторженные возгласы, дружинники с удвоенной силой набросились на булгар. Вскоре все было покончено.
Дружина пировала.
Князь Ярослав сидел посреди воинов и поднимал победную чашу.
— Поганые разбиты. Выпьем за славный русский меч, вои!
— Выпьем, князь. Слава Ярославу!
Дружина чествовала князя и пила хмельной мед. А староста Дебрянки украдкой вздыхал: оскудеет деревенька. Все запасы поела дружина, до нови-то еще долго ждать.
Староста тужил, а мужики пировали вкупе с дружиной: дозволил на радостях князь. Кричали:
— Порадел за деревеньку, князь Ярослав Владимирович. Дай те Бог доброго здоровья!
После пира Ярослав ушел в шатер. Сел на походный стулец, задумчиво теребил русую кудреватую бородку. Раздвинув полог шатра, ввалился боярин Роман Юрьич. В руках его две чаши.
— Рано ушел, князь. И пил мало. Давай еще за победу.
— В бою тебя не зрел, а на мед ты горазд.
— Облыжно, князь, — обиделся боярин. — За спинами не прятался… Осуши за победу велику.
— То еще не велика, боярин. Врагов окрест много, и не единожды нам за меч браться… Оставь меня.
Ярослав долго сидел один. Рассеянно слушал песни воев и все больше погружался в раздумье.
Ростовское княжество на самом краю Руси. За ним — дремучие леса и Волга с булгарами и хазарами. Народы сильные, жестокие, не раз набегавшие на Ростовские земли. Не худо бы оградить княжество от нашествий. Где-то нужно поставить заслон. Но где?.. Может, срубить крепость в Медвежьем Углу? Чего лучше! Высокий, обрывистый мыс между Волгой и Которослью. Поставить на мысу крепкий острог и врагу он будет недоступен. Враг не посмеет войти в Которосль, не сунется он и к Ростову. А ежели кто захочет с Ростовом торговать, пусть караван без опаски идет в гости.
Но Медвежий Угол не пуст, в нем селище язычников — мерян, поклоняющимся богам солнца, огня, скота и священной медведице. Надо прийти к язычникам с миром и обратить их в Христову веру. Надо приумножить Ростовское княжество.
На другой день Ярослав держал совет с дружиной. Так было заведено издревле: ни одного важного дела русские князья не решали без ратных содругов.
Ярослав поведал дружине свои мысли. Вои долго молчали: задумал князь дело не простое. Крепость на Волге нужна, спору нет, но захочет ли чудь[42] покориться? Народ сильный и дерзкий, сколь раз ростовские купцы попадали под его острые стрелы. Поплывут с товаром на Волгу и не вернутся.
— Нам и в Ростове ладно. Пошто к чуди лезть? — молвил Роман Юрьич.
— А ежели булгары всем войском навалятся? На печи отсидишься, боярин? — сердито произнес Ярослав.