— Князь Андрей Ярославич у себя?

— У себя, матушка княгиня. Сейчас же доложу ему о твоем прибытии!

Князь Андрей находился на «Потешном дворе». Еще час назад он привел сюда четыре десятка дружинников, разбил их на две части и начал «злую сечу».

Если бы вдруг какой-нибудь чужак забрел на Потешный двор, то несказанно бы удивился. Русичи остервенело бились с ордынцами. Степняки сражались на приземистых, длинногривых татарских конях. Каждый был облачен в долгополую шубу, вывернутую мехом наружу, и в лисий малахай. Грудь татарина защищал доспех из кожаных пластин[228], в левой руке — круглый щит, в правой — острая кривая сабля.

Басурманские доспехи достались Андрею Ярославичу без всякого выкупа: они были сняты с павших татар, осаждавших Владимир, еще двенадцать лет назад и доставлены в оружейную избу. Они значительно отличались от русского доспеха. «Латы на всадниках были из полированных пластинок кожи, нанизанных ряд над рядом, подобно чешуе. Как чешуя на сгибаемой рыбе, они топорщились, когда монгол, уклоняясь от сабельного удара, склонялся и припадал к шее лошади. И эта кожаная чешуя, вздыбясь, служила татарину не худшей, чем панцирь, защитой. А иные еще натирали перед битвой эту кожаную чешую салом, и тогда наконечник ударившего копья скользил».

Русичи сидели на своих лошадях. Облачены — в короткие кафтаны, поверх коих сверкали железные кольчуги. На головах — медные шеломы; в левой руке — красный овальный щит, в другой — обоюдоострый меч.

«Степняков» возглавлял сотник Агей Букан (князь Андрей Ярославич, простив ему все прежние грехи, взял опального Агея в свою дружину), русичей — сам великий князь.

Андрей Ярославич выменял татарских коней за соболиные меха у баскака Ахмета. Тот не преминул спросить:

— Зачем тебе наши степные кони, великий князь? Они злы и непослушны, их трудно укротить.

— Ты видел как-то мои табуны. В них есть и донские, и арабские, и осетинские кони. Захотелось мне заиметь и татарских лошадей. Они, как рассказывают, весьма неприхотливы, крепки и зело выносливы.

— И к тому же, князь, воинственны, — подчеркнул баскак. — Таким коням цены нет.

— Моим соболям тоже цены нет, мурза.

На том и сошлись.

Добрую неделю приручали дружинники татарских коней, а когда, наконец, их укротили, Андрей Ярославич отдал новый приказ: чтобы всё походило на настоящую битву, «ордынцы» должны научиться издавать устрашающие, гортанные крики и визги. На это ушла еще одна неделя.

Юная княгиня Аглая, боярышни и сенные девки, услышав через оконца пугающую «татарщину», затыкали пальцами уши и убегали в дальние покои. «И зачем токмо учинил великий князь такую жуткую потеху?» — недоумевали они.

Андрей же Ярославич думал по-другому: он выходил на Потешный двор не для игрищ, а для подготовки будущих сражений с ордынцами. Без такой подготовки, как казалось ему, войну с татарами не выиграть, а посему раз в неделю надо проводить сечи.

Вот и на сей раз «битва» была в самом разгаре. Рубились почти в полную силу. Лязгали мечи и сабли, сыпались огненные искры. Разгоряченный Андрей Ярославич неистово наседал на «татарского предводителя» Агея Букана. Это был их четвертый поединок. В трех предыдущих князь не вышел победителем, и это его злило. Букан не раз бывал в лютых сечах с ордынцами (при осаде Владимира, стычках внутри крепости, в битве на реке Сить), и он, обладая ратной хитростью и непомерной силой, довольно легко расправлялся с не столь неискушенным в битвах великим князем. Конечно, он мог бы и поддаться своему новому хозяину, но Андрей Ярославич строго-настрого предупредил:

— Замечу себе поблажку, накажу нещадно, а то и мечом могу зарубить. В настоящем бою угодников не бывает, там насмерть сражаются.

В каждом из трех поединков верзила Букан ловко использовал своего сноровистого, вертлявого конька, и обрушивал на княжеский щит такие мощные удары, что тот раскалывался надвое, и бой прекращался.

Андрей Ярославич крепко досадовал, но вслух свою злость на Агея не спускал. Сам выбирал себе супротивника. Что скажут дружинники, если он вдруг начнет гневаться на Букана.

Но тщеславие и гордость брали своё. Это же срам, когда великий князь не может одолеть своего слугу. Как же тогда выходить на подлинную сечу с погаными? Князь должен во всем показывать пример, как показывают его Александр Невский и Даниил Галицкий. О них по всему белому свету идет ратная слава. Он же, Андрей Ярославич, хоть и участвовал в некоторых битвах, пока большой ратной известности себе не снискал. (Участие его в битве на Чудском озере не прибавило ему долгожданного признания). Все наперебой расхваливают лишь одного Александра Невского, да еще приговаривают: «Вот бы кому на Владимирском столе сидеть».

Хвалебные слова о брате всегда приводили Андрея в ярость. Он по черному завидовал Александру и всегда внушал себе: брат разбил немцев и свеев[229], а он, великий князь Владимирский, свершит более высокий подвиг: соберет могучее войско, разобьет Золотую Орду, избавит Русь от татаро-монгольского ига, и прославит свое имя на века. И эта мысль так крепко засела в его голове, что Андрей Ярославич ни о чем другом уже думать и не мог.

А сейчас надо тщательно готовиться к битвам и еще набираться ратного навыка. Он должен, в конце концов, осилить этого силача Букана, и показать дружине, что его княжеский меч способен поразить любого ворога.

Агей же по-прежнему умело пользовался татарским конем. Предвидя опасный удар, он резко отскакивал от великого князя, и тяжелый меч Андрея лишь рассекал воздух. Пока князь поворачивал своего коня, Букан уже налетал сбоку, и Андрей едва успевал прикрываться щитом, с беспокойством думая, что его щит вновь не выдержит богатырского удара Агея.

В этот день татарский конь был и вовсе свирепым. Он, улучив удобный момент, то больно бил копытом княжеского дончака, то остервенело начинал разгрызать зубами кожаный сапог Андрея.

— Ах ты, погань! — разъярился князь, и с таким неистовством попер на Букана, что тот не успел отскочить от страшного удара Андрея Ярославича. Сабля Агея выпала из рук, а сам он едва не вывалился из седла. Едва оправившись от потрясения, Букан невольно прикрыл голову щитом, на какой-то миг забыв, что его грудь осталась открытой. На нее-то, в пылу боя, и обрушил свой новый удар великий князь. Пластины доспеха не выдержали и были рассечены. Букан охнул и выронил щит.

— Слава великому князю! — дружно закричали дружинники.

Побледневший Агей с трудом сполз с коня и осел наземь. Едва ворочая языком, прохрипел:

— Ты меня поранил, князь.

К Букану подбежали дружинники, распахнули шубу и подняли нательную рубаху. По груди Агея струилась кровь.

Тотчас подбежал лекарь. Он всегда присутствовал на Потешном дворе: редкая сеча заканчивалась без легких ранений, ушибов и ссадин.

Лекарь, вытирая белой тряпицей кровь, покачал головой.

— Меч до ребер секанул. Придется недельку полежать, Агей Ерофеич. Буду настоями и мазями пользовать. Жив будешь!

Букан смурыми глазами окинул князя: мог бы вдругорядь мечом и не махать.

А к Андрею Ярославичу, тем временем, подошел дворецкий и доложил:

— Прибыла княгиня Мария Ростовская, великий князь.

Андрей Ярославич недоумевал: зачем приехала в стольный град княгиня Мария? Обычно она предупреждает о своем посещении, а тут нагрянула внезапно. Причем приехала без своего сына, удельного ростовского князя Бориса Васильковича. Что же побудило эту женщину проделать нелегкий зимний путь?

Андрей Ярославич терялся в догадках, однако был уверен, что княгиня Мария по пустякам не приедет. Она вновь задумала что-то нешуточное.

Князь Андрей во многом напоминал своего отца. Из четверых сыновей он наиболее походил на Ярослава Всеволодовича. Андрей, как и отец, редко к кому относился с почтением, но княгиню Марию он уважал, уважал за ее книжную премудрость, величайшую образованность и блестящий ум, за ее необычайную любовь к Отечеству и стремление объединить всех князей в лихую годину. Ее страстные призывы, кои пронизывают все ее некрологи о зверски замученных князьях, достойны всяческой похвалы. Во всех поступках княгини Марии чувствовалась ее обеспокоенность за судьбу Руси и неприкрытая неприязнь к татаро-монголам, что особенно было по душе Андрею Ярославичу. За это он больше всего и ценил Марию.