В восьмом веке Сарское городище стало важным торговым центром. Купцы плыли на своих судах по Саре до озера Неро, а из него, через Вексу и Которосль, выходили на Волгу и доставляли свои товары в Волжскую Булгарию. Но и это не предел. Купцы торговали даже с варяжскими странами.

— Прекрасно. Вот тебе и чудь! — восхитилась Мария.

— Гордый народ. В первое время, когда меряне были не так уж и сильны, они платили дань варягам, а когда окрепли, прогнали сборщиков дани за море. В 862 году они вошли в состав государства Рюрика, а затем приняли участие в походе князя Олега на Царьград и взяли его на щит.

— Ты рассказываешь удивительные вещи. Но как же погибло Сарское городище?

— Оно не погибло, Мария. В десятом веке на земли мерян пришли новгородские славяне и кривичи с верховьев Днепра. Они стали возводить на берегах Неро свой город. Рост славянского населения, возникновение Ростова, его усиление и возросшее могущество княжеской власти вызвали распад мерянских общин и сделали невозможным существование Сарского городища.

Лицо Марии стало озадаченным.

— Конец Сарского городища мне понятен. Но не понятно другое, Василько. Славяне пришли на Неро в десятом веке, а по летописи Ростов появился в 862 году. Недоразумение.

— Похвально, что ты это заметила, Мария. Я и сам об этом не раз раздумывал и пришел к выводу, что монах Нестор…

— Нестор? — прервала Василька княгиня. — Монах Киево — Печерского монастыря, что написал «Житие Бориса и Глеба»?

— Вот именно, Мария. Он же, как утверждают некоторые летописцы, написал и «Повесть временных лет», и совершил ошибку, рассказывая о 862 годе. Ростова тогда и в помине не могло быть. Поэтому этот год — год включения мерян в державу князя Рюрика. Ростов же вновь упоминается через 126 лет. До этого же о нем не сказано ни единого слова! Выходит, его и не было. Летописец упомянул его в 988 году, когда маленький погост на Неро-озере перешел во владения Ярослав Мудрого. Ростов стал местом сбора дани, и он, почти сто лет, мирно жил с Сарским городищем. Никаких войн! Ныне бы так соседствовали удельные князья.

— А как произошло название города?

— Когда-то отец мой, великий книжник, рассказывал, что свое название город получил от личного имени: Ростов — город Роста. Он действительно быстро рос, и уже в двенадцатом веке превратился в великий город. Однако отец сделал и оговорку. Ростов мог получить название и от уменьшительного имени Ростислава. Но как было на самом деле, потомкам уже никогда не изведать…Но вернемся, Мария, к Сарскому городищу. Окончательный распад мерянских племен произошел в княжение Ярослава Мудрого. В начале одиннадцатого века меряне покинули Сарское городище. А жаль: оно оказалось ненужным не только своему племени, но государству, от имени коего выступал Ростов со своими боярами. Ярослав Мудрый, поставив в Медвежьем Углу, на Волге, град под своим именем, зело усилился, и посчитал, что соседи — меряне ему больше не нужны. Они же ушли на восток и осели на землях Волжской Булгарии, с коей Русь давно враждует..

— Таковы исторические превратности, — вздохнула Мария. — Теперь мне вдвойне хочется взглянуть на остатки городища.

— Не только взглянуть, но и полетать на коне. Меж рекой и холмами — раздольная луговина. Отведешь свою душеньку, Мария.

Лазутка Скитник шел к Ростову лесами. Ведал: большаком идти нельзя, его ищут княжьи люди. Продирался через дремучие леса и всё вспоминал боярина Корзуна. Вот тебе и Неждан Иваныч! Смел. Ни князя Владимира, ни брата его Василька не забоялся. За такую дерзость можно и в опалу угодить. А он возьми да и выручи из беды ямщика — простолюдина. Ну и боярин! Когда тот обрезал веревки, коими накрепко был привязан к телеге Лазутка, тихо молвил:

— В Углич не суйся. Олесю твою в Ростов к отцу спровадили.

— Спаси тебя Христос, боярин. Но ты-то как выкрутишься? Князья тебя не простят.

— За меня не тревожься. Я всё продумал…А теперь к лесу, Лазутка.

В чаще боярин начал распиливать терпугом оковы, но и до половины не допилил: Лазутка повел могучими руками, и железа развалились.

— Однако ж силен ты, ямщик. Чисто медведь, — молвил Корзун и протянул Скитнику узелок. — Тут кое-какая снедь, подкормишься.

Лазутка поклонился боярину в пояс.

— Вдругорядь спасибо, Неждан Иваныч. Да храни тебя Бог.

На том и распрощались. Любопытно, как выкрутится боярин?

Затем мысли Скитника перекинулись на Олесю. Корзун как-то проведал, что ее отправили в Ростов к отцу. Молодец, боярин, а то бы рвался сейчас Лазутка в Углич, хотя проку от этого было бы мало: княжьи люди не дремлют, ловко же они его схватили… И как им это удалось? Никто ж в Угличе ни его, Лазутку, ни Олесю не знал. Сродники кузнеца Малея — и всё тут. Так кто ж выдал, какая черная душа напакостила?… Ныне Олеся с Никитушкой у купца Василья Богданова. Как они там? Отец-то строг, небось, родную дочь не пожалел и плеточкой попотчевал. Но это самое легкое наказание. Купец может и в подполье Олесю посадить, а то, не приведи Господь, и в монастырь отправить. Вот тогда беда. Коль Олеся постриг примет, в мир уже не вернется, а потому надо спешить. Идти же до Ростова далече. Был бы конь — птицей полетел.

Лазутка сожалело вздохнул: и чего он коня у гридней не свел? Теперь тащись! Улита едет, когда-то будет.

Вначале он сноровисто шел вдоль большака, а затем передумал: дорога петляет и гораздо удлиняет его путь. Так и в три дня до Ростова не дойдешь. Надо идти напрямик, по приметам: по солнышку на восток, а когда оно спрячется — по лишайникам на деревьях, кой всегда лепится с одной стороны, или же — по густоте ветвей на вершинах, кои всегда гуще с юга. Приметы Лазутку никогда не подводили. Даже в пургу — завируху (неся Корзуна на носилах), он вывел остаток молодшей дружины к ратному стану. А ныне пробираться и того проще: лето. Он должен пересечь реку Улейму, а затем Устье. Но надо спешить, спешить!

Лазутка отдыхал мало, даже ночь его была короткой. Едва забрезжил свет, он тотчас выбрался из-под густой, развесистой ели и пошагал на восток. И всё время его занимала одна неотступная мысль: пока не поздно, надо вызволить от купца Богданова Олесю, непременно вызволить! Он вновь должен жить со своей лебедушкой и Никиткой.

На коротком привале, прислонившись к смолистой сосне и устало вытянув ноги, Лазутку вдруг обожгла новая мысль: Ростов его хлебом-солью не встретит. Стоит ему появиться в городе, как его тотчас схватят княжьи послужильцы и бросят в поруб. Конечно, в посад можно проникнуть и ночью, но к хоромам купца Богданова и близко не подойдешь. Бешено залают псы, загомонят караульные сторожа с колотушками — и ступай восвояси. Попробуй, выкради Олесю. Но что же делать? Неужель покориться судьбе и разлучиться с любимым человеком? А может, в Ростов не рыпаться, и уйти куда-нибудь на Север, где тебя искать никто не будет. Срубить избу, подобрать добрую хозяйку — и жить себе, без горя и лиха. Но это была лишь короткая, усмешливая мысль. Лазутка еще в избушке бортника Петрухи окончательно решил: без Олеси ему не жить. А посему, он все равно пойдет в Ростов и любыми путями вызволит свою лебедушку. Так что, хватит сидеть Лазутка, надо поспешать.

И Скитник вновь сноровисто зашагал к Ростову, навстречу неведомой судьбе.

Вплавь, вытянув вверх левую руку с узелком, он пересек прозрачную, каменистую Улейму, а затем, обувшись в сапоги и натянув рубаху, пошел в сторону реки Устье.

К Ростову он подошел ветреной, кромешной ночью. Ни луны, ни звезд не было видно, и это было Лазутке на руку. Ветер усиливался, небо заволокло густыми низкими тучами, и вскоре заморосил обложной, бисерный дождь.

Лазутка устал, казалось, что нет уже и сил, чтобы сделать еще один шаг. Последнюю версту он пробирался по мшистому кочкарнику, подступавшему с северной стороны к самому Ростову. И вот теперь, совсем обессиленный, он сидел под дождем на кочке и вглядывался в город.