— Да то… да то мои ребятушки постарались.

— И ребятушек твоих достойно награжу. Ни одного коваля не забуду.

Князь проводил учения с дружиной, и всё время его не покидала навязчивая мысль: с какой стороны нападут на Русь татары. Было известно, что орды Батыя до вторжения зимовали под Черным лесом, в междуречье Воронежа и Дона. Но куда они пойдут дальше? Их нападения, зачастую, непредсказуемы и неожиданны.

Василько вновь собрал князей единомышленников. На совете молвил:

— Надо быть готовым к любому внезапному наскоку. А для оного — выдвинуть далеко вперед сторожи. В случае опасности тотчас оповестить друг друга. Свои дружины и на день нельзя распускать. Ни по каким делам! И коль придет недобрая весть, всем дружинам немешкотно идти на врага. Немешкотно! Мыслю, тем самым мы хоть пять княжеств обезопасим. Досадно и горько, что ни Юрий Всеволодович, ни князья Южной Руси не желают того делать. А мы же давайте поклянемся, что встретим врага воедино.

Князья поклялись.

В декабре 1237 года татары (вопреки мнению Юрия Всеволодовича) прошли через лесистые земли Прикамья и появились в пределах Рязанского княжества. «Того же лета на зиму придоша от восточьные страны на Рязаньскую землю лесом безбожные татары с царем Батыем и, пройдя, стали сначала на Онузе[149] и отправили послов своих, женщину чародейку и двух мужчин с нею, к князьям рязанским, потребовав от них десятину (десятую часть) во всем: и в князьях, и в людях, и в конях».

Князья рязанские, Юрий Игоревич с двумя племянниками Олегом и Романом, а также князья Муромский и Пронский ответили гордым отказом: «Передайте своему хану Бытыю: коли нас не будет, то всё ваше будет».

Ордынские послы уехали не солоно хлебавши. А князь Юрий Рязанский тот час направил гонцов к великому князю Владимирскому, «дав ему знать, что пришло время крепко стать за отечество и веру, просили от него помощи. Но великий князь, надменный своим могуществом, хотел один управиться с татарами и, с благородною гордостью отвергнув их требование, предал им Рязань в жертву. Провидение, готовое наказать людей, ослепляет их разум»

Рязанские посланники вдругорядь пришли к великому князю:

— Лазутчики донесли, что у Батыя несметное войско. Рязани не устоять. Постой же за землю Русскую, князь Юрий!

Великий князь с ехидцей ответил:

— Никак, хвост поджал ваш Юрий Игоревич. Так ему и надо. Не я ль ему когда-то говорил: поклонись лишний раз князю Владимирскому, встань под его руку. А Юрия гордыня обуяла. Вот пусть и повоюет с татарами.

Когда разневанные гонцы удалились, великий князь довольно хлопнул в ладоши: ежели татары намнут бока Юрию Рязанскому, с коим он долгие годы соперничал, то княжество его гораздо ослабнет, зато значение князя Владимирского еще больше поднимется.

Об отказе Юрия Всеволодовича довелось узнать и хану Батыю. Он никогда еще не воевал с урусами, и почему-то всегда думал, что гяуры, в случае его вторжения, объединяться в одну рать, и тогда победить их будет непросто. Ныне же руки хана Батыя были развязаны: он станет бить русских князей по одиночке.

И всё же хан Батый несколько дней мешкал. Рязань довольно мощно укреплена, и взять ее будет непросто. Надо подтянуть к городу пороки и тараны.

Юрий Игоревич, услышав неутешительный ответ своих посланцев, был взбешен. Он был убежден, что князь Владимирский непременно придет на помощь. Нет же, его тщеславие всего дороже. Что ему Русь?! Самолюбивый индюк!

Пока хан Батый поджидал отставшие обозы с пороками и таранами, Юрий Игоревич послал за братьями своими, за князем Давидом Муромским и за князем Глебом Коломенским. Прибыли в Рязань и Олег Красный с князем Всеволодом Пронским. «Юрий Рязанский, оставленный великим князем, послал сына своего, Федора, с дарами к Батыю, который узнав о красоте жены Федоровой, Евпраксии, хотел видеть ее; но сей юный князь ответствовал ему, что христиане не показывают жен злочестивым язычникам. Батый велел умертвить его; а несчастная Евпраксия, сведав о погибели любимого супруга, вместе с младенцем своим, Иоанном, бросилась из высокого терема на землю и лишилась жизни».

Как только к становищу ордынцев подоспели пороки, осадные лестницы и тараны, хан Батый, зверски расправившись с сыном рязанского князя и другими посланниками, приказал татарским туменам вырваться на просторы Рязанской земли.

Страшные вести полетели от села к селу, от деревеньки к деревеньке. Мужики, прихватив с собой топоры и рогатины, побежали в укрепленные города — «становиться под княжеские знамена, биться с супостатами».

Бабы же с ребятенками укрывались в землянках по глухим оврагам, либо же бежали в дремучие Мещерские леса, где уже не раз приходилось прятаться от половецких кочевников.

На совете князей Юрий Игоревич молвил:

— Никогда не помышлял, что великий князь Владимирский окажется Иудой. Но Бог такого не прощает. Не хочу больше об этом подлеце и думать. Давайте помыслим, братья, как нам с Бытыгой сражаться. Он не прнял наших даров и кинул псам на растерзание моего сына Федора. Тем самым, он захотел нас запугать. Велика его сила, но мы же русичи, и не будем за стенами отсиживаться. Предлагаю всем дружинам выйти в поле, навстречу ордынцам. Уж лучше нам умереть, чем в поганой воле быть. Согласны ли на сие, князья?

Князья согласились без раздумий.

Конные татарские тумены встретили русское войско до укрепленных рубежей на степной границе. «Русичи начали биться крепко и мужественно, и была сеча зла и ужасна. Многие сильные Батыевы полки пали. А Батыева сила была велика, один рязанец бился с тысячею, а два с тьмою (десятью тысячами)… Все полки татарские дивились крепости и мужеству рязанскому. И едва одолели их сильные полки татарские». В неравной сече полегли «многие князья местные, и воеводы крепкие, и воинство: удальцы и резвецы рязанские. Ни один из них не возвратился вспять: все вместе мертвые лежали…»

Князю Юрию Игоревичу, с немногими уцелевшими дружинниками, удалось вырваться из сечи и ускакать в Рязань, дабы учредить оборону своей столицы. Старая Рязань представляла собой довольно мощную крепость. Она высилась на правом берегу Оки, ниже устья Прони. С трех сторон крепость окружали мощные земляные валы и глубокие водяные рвы. С четвертой стороне к Оке обрывался крутой речной берег. Насыпные валы достигали пяти саженей, рвы имели глубину до четырех сажен. Валы опоясывали крепкие дубовые стены из плотно приставленных друг к другу бревенчатых срубов, заполненных тщательно утрамбованной землей, камнями и глиной. Такие стены отличались необыкновенной прочностью.

Татары на пути к Рязани разорили до основания Пронск, Белгород, Ижеславец, убивая всех людей без милосердия, и, 16 декабря, приступив к Рязани, оградили ее острогом, дабы удобнее было биться с осажденными. Кровь лилась пять дней. Воины хана Батыя подменялись, а осажденные, едва могли стоять на стенах от усталости. На шестой день, 21 декабря, ордынцы поутру, изготовив осадные лестницы, начали действовать стенобитными орудиями и зажигательными стрелами. Пробив ворота, ордынцы, по трупам своих поверженных воинов, ворвались в город, истребляя всё огнем и мечом. В злой сече погиб и Юрий Рязанский.

Веселясь отчаянием и муками людей, татары истязали пленников или, связав им руки, стреляли в них из луков, как в цель для забавы. Весь город с окрестными монастырями обратился в пепел. Убитые князья, воеводы тысячи достойных витязей лежали рядом на мерзлом ковыле, занесенные снегом.

«Пришли в церковь соборную и великую княгиню Агрепену, мать великого князя, со снохами и прочими княгинями мечами иссекли, а епископа и священников в святой церкви сожгли. А в городе многих людей, и женщин, и детей малых мечами иссекли. И иных в реке потопили, и весь город сожгли, и всё богатство рязанское взяли. Оскверняли святыню храмов насилием юных монахинь, знаменитых жен и девиц в присутствии умирающих супругов и матерей; жгли иереев или кровью их обагряли алтари. И не осталось в городе ни одного живого: все равно умерли и единую чашу смертную испили. Не было тут ни стонущего, ни плачущего — ни отцу и матери о детях, ни брату о брате, ни ближнему о родственниках, но все вместе мертвые лежали».