Любава как улеглась на лавку, так тотчас провалилась в глубокий, непробудный сон.

Фетинья же поведала старцу о своем неожиданном посещении глухой, лесной деревушки. О многом рассказала, но о том, что деревушка была когда-то разбойным станом, утаила. Зачем Фотею знать о ее прежней жизни, полной тайн и несчастий?

— А пошто ты, Фетинья, дите милое в скит привела?

— Страшно мне за Арину и дочь ее стало. Одни они в лесу остались. Вдруг, какая напасть, не приведи Господи, приключится? Вот и надумала девоньке скит показать.

— Всё поведала?

— Всё, преподобный.

Старец почему-то протяжно вздохнул.

— А мне погрезилось, что ты чего-то не досказываешь, Фетинья. Я ведь человечью душу, почитай, наскрозь чую.

— Да зачем мне скрывать, преподобный?

— Ну ладно, Господь с тобой…На утре дите милое ко мне приведи.

Ранним утром старец вновь возложил свою длань[222] на голову Любавы и изрек:

— Благословляю тебя, дите милое, на жизнь светлую и праведную. Не место твоей доброй матушке и тебе, чадо, в скиту пребывать. Вам другая жизнь Господом предназначена.

У Фетиньи при последних словах преподобного нехорошо стало на сердце. Ужель Фотей догадался? Прозорлив же старец!

А старец продолжал:

— Мнится мне, не долго вам и в деревне обретаться. Нельзя двум женщинам в дремучем лесу обитать.

— А я привыкла к Нежданке, дедушка.

— Ты еще совсем юная, дите милое, и многое не ведаешь, многое в жизни не познала. Недолог день, когда к тебе придут иные мысли. Люди должны жить среди людей.

— А как же ты, дедушка Фотей?

— Я — другое дело. В своей молодости, чадо, я был одержим всякими мирскими страстями, через кои должен пройти каждый юнота. И тебе, дите милое, суждено через них пройти. Судьбу не обойдешь. А дальше — всё в руках Божьих. Кому — в монастырь или в скит, а кому — мирская жизнь. Вот тебе-то, дите милое, последнее уготовано.

Старец приложился иссохшими губами к челу девушки, перекрестил и тихим, уставшим голосом молвил:

— Да хранит тебя, Господь.

Перед тем, как отправиться с Любавой в деревушку, Фетинья, не удержавшись, вновь подошла к отшельнику и вопросила:

— Давно хотела изведать, преподобный. Зачем скитник Иов за свои долгие годы прирубил еще три кельи? Для кого?

— А тебе разве не вдогад, Фетинья? Для тех подвижников, кои преуспеют в христовой вере и любви к Богу. И час тот скоро грядет.

Минуло полгода. Срок не так уж и велик, но для Ростовского княжества он оказался благодатным.

Княгиня Мария осталась довольна последней поездкой сына в Золотую Орду. Борис прибыл в Ростов Великий в добром расположение духа.

— Не зря я, матушка, высидел четыре недели в Орде. Когда я с ханом Сартаком встретился в другой раз, то ни одного человека Берке в шатре не оказалось.

— Почему?

— Берке полностью порвал всякие сношения с ханом.

— Что-то произошло?

— Хан Сартак заявил своему дяде, что ему, христианину, грех видеть лицо мусульманина. Берке был взбешен, и он и его приближенные перестали посещать хана.

По лицу княгини Марии пробежала тень.

— Напрасно Сартак сделал такое заявление. Напрасно. Хан Берке не тот человек, чтобы сносить оскорбления. Убеждена: борьба в Орде обостриться. Дерзостные слова кинул в лицо Берке хан Сартак. Он так уверен в своих силах?

— Держится он весьма твердо, матушка. В этом я удостоверился на последней встрече с ханом. Он был очень весел, много шутил и дружелюбно со мной разговаривал. Вот тогда-то я и решился высказать твою просьбу, чтобы дань собирал не баскак, а местный князь. Приближенные хана замерли, а Сартак, малость подумав, сказал: «Меня убедили твои слова, князь Ростовский. Золотой Орде куда выгодней собирать дань не вороватому наместнику, а самому князю. Не подведи меня, Борис». Я поблагодарил хана и заверил его, что дань он будет получать сполна. Сартак выдал мне особую грамоту. Теперь баскак Туфан прикусит язык.

— Отменно, сын! Я очень наделась на твою поездку в Орду. Ты выполнил всё, что я тебе вверила.

Борис как-то загадочно ухмыльнулся:

— Но кое-что, матушка, ты мне почему-то не вверила. Боярин мой, Неждан Иваныч, провел с царевичем Джабаром скрытые переговоры, о коих он мне в Орде и словом не обмолвился. Поведал о них лишь на обратном пути. Обижаешь меня, матушка.

— И в мыслях не было тебя обижать, сын. Ты еще очень молод, иногда бываешь несдержан, посему поручать тебе сразу два опасных дела я не решилась. С ордынцами надо быть крайне осмотрительными. Ты уж не серчай на меня, сынок. Все дни, когда ты был у татар, я очень переживала за тебя. Орда есть Орда, никогда не ведаешь — вернешься из нее или нет. Всё молилась, молилась!

— Прости, матушка… О Джабаре с боярином будешь толковать? Я вас оставлю.

— И всё же ты ревниво отнесся к моему поручению Неждану. По глазам вижу, — улыбнулась Мария Михайловна и мягко провела ладонью по русокудрой голове сына. — Никуда тебе уходить не надо. От тебя ни у меня, ни у боярина никаких секретов нет. Ты это, Борис, на всю жизнь запомни. Потолкуем втроем.

После беседы с сыном и Нежданом Корзуном, княгиня поблагодарила обоих за умелые действия в Золотой Орде, а затем добавила:

— Не забудьте своих гридней и Лазутку Скитника поощрить. Лазутка, пожалуй, нам скоро опять пригодится.

— Аль что новое затеяла, матушка?

— Попозже скажу. Надо кое о чем подумать.

Князь и боярин Корзун заранее уговорились: о происшествии в селении волжских булгар, где они едва не погибли, княгине не рассказывать. Зачем ее лишний раз огорчать?

Мария же удалилась в свои покои и надолго задумалась. Ее взволновала неожиданная просьба царевича Джабара. Выходит, не так уж и прочно сидит на своем золотом троне сын грозного хана Батыя, если его самый близкий человек, в случае опасности, готов сбежать на Русь. Это худо. Все надежды на хана Сартака могут в одночасье рухнуть. Распространить несторианство по всей Золотой Орде Сартаку едва ли удастся. Воззрения защитников ислама гораздо прочнее и глубже. Да и само несторианство несет в себе еретические корни. Когда-то константинопольский патриарх Несторий основал в Византии новое христианское учение, утверждая, что Исус[223] Христос, будучи рожденный человеком, лишь впоследствии стал сыном Божьим. Сие воззрение было осуждено, как ересь, на Эфесском соборе в 431 году. Но у Нестория нашлись многочисленные последователи его учения, которое и сейчас пользуется значительным влиянием в среднеазиатских странах вплоть до Китая. Однако в Золотой Орде сильна религия ислама. На Руси же и вовсе решительно отрицают несторианство. Ересь на святой Руси не пройдет…Правда, царевич Джабар заверил боярина Корзуна, что в случае побега, он пройдет в Ростове обряд очищения, крестится в храме и станет истинным православным человеком.

Но с царевичем Джабаром может быть и другой поворот дела. Не всё складывается так худо. Сейчас Джабар — один из самых высокопоставленных людей Золотой Орды. Он — правая рука Сартака, и у него, как поведали Борис и Неждан Корзун, немало друзей среди влиятельных военачальников, которые, встав на сторону Сартака, отмежевались от хана Берке. Нынешний раскол крайне выгоден Руси. Сартак всё энергичнее вступает в сношения с русскими князьями, и если с помощью царевича Джабара, кой вдруг окажется в Ростове Великом, удастся объединить всех врагов Берке, то Золотую Орду можно значительно ослабить. Вот тогда-то и наступит благоприятный момент, чтобы сбросить с себя золотоордынское иго. А пока надо скрытно ковать оружье и готовить сильные дружины. Пока всё должно происходить по дерзкому, но тайному плану Александра Невского, который она, Мария, всей душой поддержала, и тотчас принялась за его осуществление… Лишь бы хватило ума и выдержки у русских князей. Никто из них, в это ответственное время, не должен подстрекнуть Орду на новую брань против Руси. Никто!