— Какая нужда привела тебя ко мне, князь Борис? — вопросил, наконец, Сартак, отложив от себя драгоценные украшения.

— Великая, досточтимый хан. С настоятельной просьбой, коя, думаю, не станет ласкать твое доброе сердце.

— Говори!

— Хочу говорить о дани, кою наложил на мое княжество великий джихангин Батый. Она стала непосильной.

— Почему?

— Я, думаю, что тебе это известно, досточтимый хан, и всё же повторю. Все мои земли разорены, города разрушены, села дотла выжжены. Смерды только-только начинают обустраиваться, заново рубить свои избы, а ремесленники от голодной жизни убегают в другие города, коих не коснулась разорительная война.

— Ты говоришь правду, князь Борис. Она подтверждается словами моего баскака Туфана. Бегут от тебя смерды и ремесленники, — с бесстрастным выражением лица произнес Сартак, и, оглядев своих поданных, добавил:

— Любая война приносит покоренной стране разорение. И что я могу поделать?

— Я нижайше прошу, досточтимый хан, убавить дань. Брать год-другой не десятину, а пятнадцатую долю с каждого двора.

Хан Берке, приподнявшись с подушек, грубо и язвительно рассмеялся:

— Он издевается над нами. Этот наглый урус хочет нарушить повеление покорителя Руси, несравненного джихангина Батыя.

— Да как ты смеешь просить об этом? — гневно поддержал Берке полководец Бурундуй.

— Неслыханная дерзость! — воскликнул темник Неврюй.

На Бориса Васильковича обрушились сторонники хана Берке. Их возмущенные голоса еще долго сотрясали шатер.

— Спокойно, княже, — тихо проговорил, находившийся чуть позади Бориса Васильковича, боярин Корзун.

Хан Сартак, казалось, не обращал внимания на раздраженные голоса своих противников, его лицо оставалось бесстрастным. Он вскинул вверх правую руку, и в шатре стало тихо: никто не имел права говорить, если властелин Золотой Орды поднимал руку.

— Я не сомневаюсь, что хан Берке хорошо помнит все приказы и повеленья моего отца и чтит их, как всякий добрый мусульманин. Но ты, почтеннейший дядя, должен хорошо знать, что новый хан Золотой Орды имеет полное право изменять любые прежние законы, если они пойдут во благо нашим непобедимым джигитам.

— Во благо?! — с неподдельным удивлением уставился на племянника Берке. — Какое же это благо, если наши джигиты будут получать дань на целую треть меньше? Я еще не разучился считать, Сартак.

— Великий хан Сартак, — спокойно поправил дядю властитель.

Берке в ответ лишь ехидно хмыкнул, всем своим видом подчеркивая, что «великий хан» говорит глупости.

— Дозволь мне сказать, великий хан? — попросил слова, сидевший подле Сартака незнакомый князю Борису ордынец.

— Говори, царевич Джабар.

— Тяжело раненый зверь, если ему не оказать помощь, погибает. Так может случиться и с Ростовским княжеством. В последний раз я встречался с баскаком Туфаном. Ему всё тяжелей и тяжелей собирать дань. Княжеству надо прийти в себя, и если сделать то, о чем просит князь Борис, то через два-три года дань значительно возрастет. Вот это и обернется благом, о чем мудро заявил наш великий хан. А сейчас же нельзя драть три шкуры с одного зверя.

Берке с ненавистью посмотрел на ближнего сановника хана. Этот выскочка хоть и является дальним потомком (а значит и царевичем) Чингисхана, но слишком много на себя берет. С недавних пор он стал любимчиком Сартака и оказывает на него чересчур сильное влияние. Но самое худое то, что он еще больший несторианин, чем сам Сартак. Это уже невыносимо для истинных поборников ислама. Надо, пока не поздно, убирать с дороги неверного «христосика». Сартак и Джабар представляют большую опасность для Золотой Орды. Надо приложить все силы, чтобы очистить Орду от скверны. У него, Берке, есть на кого опереться.

Хан Сартак поднялся с золотого трона, что означало: прием русского князя заканчивается. Поднялись с подушек и все присутствующие в шатре.

— Я подумаю над твоим предложением, князь Борис. А пока ступай в свой шатер.

И князь, и боярин не скрывали своего удовлетворения. Первая встреча с новым ханом оказалась обнадеживающей. Видимо, окончательный ответ Сартак даст при повторном приеме. Но только бы не засидеться в этом шатре под раскидистым карагачем[209].

— Ты вел себя с достоинством, княже, и подобрал нужные слова хану, — похвалил Бориса Васильковича боярин.

— Нужда заставит — соловьем запоешь, — рассмеялся князь. — Но, честно признаюсь, противно унижаться перед татарами. Мы, ходатаи великой и святой Руси, ломаем шапку перед варварами — кочевниками. Противно!

— Ведаю, княже, но в кой раз скажу: терпи! Терпи ради той же святой Руси.

Ночью Неждан Иванович Корзун думал лишь об одном. Джабар! Княгиня Мария настоятельно просила встретиться с ним с глазу на глаз. Но выполнить ее просьбу нелегко: люди Берке наверняка следят за каждым шагом любого человека из княжеского посольства. Правда, есть один выход, кой Неждан Иванович предусмотрел еще заранее.

Во время утренней трапезы Неждан Корзун молвил князю:

— Мне по нраву пришелся царевич Джабар. Сразу видно, что он влиятельный человек в окружении хана Сартака. Это весьма кстати.

— Согласен, боярин… Но к чему ты клонишь, Неждан Иванович?

— Прости, княже, но я, на всякий случай, приготовил подарок тому, кто будет гораздо способствовать нашим делам. Таким я вижу царевича Джабара.

— Но будет ли твой подарок угоден царевичу?

— Мыслю, что царевич Джабар не останется равнодушным.

Неждан Иванович вышел из шатра и окликнул Лазутку Скитника.

— Принеси мою переметную суму.

Вскоре Корзун показал Борису Васильковичу булатный меч в необыкновенно красивых сафьяновых ножнах, украшенных необычайно драгоценными каменьями — из алмазов, сапфиров и бриллиантов.

— Изумительный подарок, — не скрывая своего восхищения, произнес князь.

— Это самое ценное, что у меня было.

— Я никогда не видел у тебя сего знатного меча, боярин.

— В сечи я брал совсем другой меч, тот, кой отковал мне наш Ошаня Данилыч. Сей же — мне достался по наследству от деда.

— И где же раздобыл сей роскошный меч твой дед? На поле брани?

— Почти так, княже. Меч подарил моему деду твой великий предок Юрий Долгорукий.

— Вот как!

— В лютом сражении за Киев мой дед, Михаил Андреевич, не только зело отличился, но и спас жизнь великому князю Юрию Владимировичу, за что и был щедро награжден. Перед смертью дед передал меч моему отцу, Ивану Михайловичу, а от него меч был передан мне. Вот такая, княже, история.

— А тебе не жаль сей дорогой дар? Ему ж цены нет.

— Не жаль, княже, коль поможет святой Руси. Ни чуть не жаль!

— Сам поедешь к царевичу?

— Непременно, княже. Но надо сделать так, чтобы об этом изведал Берке. То, что ближний советник князя намерен преподнести подарок ближнему сановнику хана, будет одобрительно истолковано ордынцами. У них так принято, и ничего в том подозрительного нет.

— С кем повезешь меч?

— Да ты и сам ведаешь, княже. С Лазуткой. Повезем открыто. Пусть все ордынцы видят.

— Ну, тогда с Богом!

Царевич Джабар был подарком порадован: он хоть и не был отменным воином, но любил собирать всевозможные мечи, сабли и ятаганы[210], которые украшали его шатер.

— Искренне благодарю тебя, боярин Неждан. Такого удивительного меча у меня еще не было. Я никогда не забуду о твоем прекрасном подарке… Ты явился ко мне с какой-то просьбой?

Вокруг царевича сидели его приближенные, и Неждан Иванович с огорчением понимал, что никакого тайного разговора сейчас с Джабаром не получится. У ордынских властителей не принято принимать посланцев чужой страны без своих сановников. (Конечно, бывают и исключения, но зачем царевичу ненужные пересуды?).

— У меня нет никаких просьб, великодушный царевич. Я просто хотел выразить тебе большую признательность за поддержку моего государя, князя Ростовского Бориса Васильковича, кою ты оказал своими мудрыми словами на приеме у великого хана Золотой Орды.