— Разобьем, разобьем, Фатейка…Господи, лишь бы успеть расставить полки. Спаси, сохрани и помилуй, всемилостивый Господи! — взмолился Юрий Всеволодович.
Но полки расставить так и не удалось. Опоздали! Русские дружины были раскиданы по всей реке.
Бурундуй, еще перед битвой, изведав через юрких юртджи расположение русских полков, решил разделить свое войско на две части. Одни тумены двинулись по Волге и вышли в тыл урусам со стороны нынешнего Рыбинска. Другие тумены подощли со стороны Некоуза.
Сеча началась неожиданно для русских ратников. В самое доранье татары напали на передовой отряд Дорофея Федоровича и разбили его.
Юрий Всеволодович, узнав о внезапном нападении, спохватился, но собрать полки ему так и не удалось. Одновременно с севера напали тумены татар, шедшие от Ярославля. Они продвигались по Сити и уничтожали наспех собранные отряды русичей.
И всё же наскок татар удалось остановить. Сильнейший бой разгорелся подле деревни Красное, и был он настолько яростен и жесток, что после сечи «буквально текли реки крови». Был убит в этом ужасающем бою и Юрий Всеволодович.
(Историки и местные краеведы долго не могли понять, как татары могли так стремительно пройти в тыл деревни Станилово, в коем находился стан великого князя. Наиболее убедительный ответ, на наш взгляд, дал рыбинский краевед Владимир Гаврилов).
Со стороны Некоуза, рассказывает он, протекает речка Княжица, но упирается в глухие, непроходимые болота. Когда же краевед был в тех местах, то наткнулся на деревню Первовское. Возможно, она раньше называлась Перевозка и располагалась как раз на берегу небольшого озера, превратившегося со временем в болото. По льду озера татары и проникли в тыл.
Остатки русских войск были выдавлены на лед Сити. Под напором несколько тысяч человек, зажатых в одном месте, лед провалился, и воины очутились в реке. Татары добивали их стрелами. В тот день погибло настолько много ратников, что трупы скопились в излучине реки. Создалась самопроизвольная плотина. Река вышла из берегов. (Это место до сих пор именуют в народе «плотищи». А деревня Раково называется так потому, говорит легенда, что это место стало поистине роковым для нескольких сотен пленных русских воинов. Озверевшие после битвы татары, отрубив им руки и ноги, заставляли ползти в церковь, где и сожгли всех без исключения).
Многие женщины, видя зверства иноземцев, бежали из деревень и собрались на небольшой горе, на берегу Сити. Там их и настигли татары, безжалостно надругались и уничтожили. Теперь эта гора называется «Бабьей».
Ордынцы налетели со всех сторон и жестоко расправлялись с неподготовленным к сече русским войском. Такого подарка мурза Бурундуй не ожидал. С гяурами тяжко биться, когда они непоколебимо стоят в хорошо изготовленных к бою полках: передовом, большом, полках правой и левой руки, сторожевом и засадном. В таком открытом, «полевом» сражении победить урусов крайне трудно. А здесь сам Аллах помог: большинство дружин так и не успели принять боевые порядки. Лишь три дружины изловчились к бою. (Эх, Юрий Всеволодович, Юрий Всеволодович! Поставить бы тебе с первого дня общевойсковым воеводой князя Василька Ростовского!).
Здесь сеча оказалась лютой. С невероятной храбростью сражались не только искушенные в боях дружинники, но и мужики. Не зря проводил учения Василько Константинович с пешей ратью. Он садился на коня, брал копье и рассказывал:
— Если поганый наезжает на тебя сбоку, бей копьем под щит, в живот, где доспеха нет. А коль татарин прямо напирает и никак не достать его из-за конской головы, то упри копье древком в землю и вали поганого вместе с конем. Без коня же степняк худой воин…
Сам показывал и других учил: как толковей мечом владеть, луком, сулицей и палицей, как искусней щитом прикрываться… Крепко же пригодилось учение мужикам — ополченцам!
Богатырствовал Лазутка Скитник. Боярин Неждан Корзун вновь взял его в свою дружину. От тяжелого, крыжатого меча Лазутки летели басурманские головы. Скитник разил татар, и старался быть ближе к молодому боярину, кой также отважно рубился с ордынцами.
Сеча принимала затяжной характер. Известный полководец Бурундуй посылал на русичей тумен за туменом, но русичи бились с таким ожесточением, что мурза не переставал удивляться. Эти гяуры всегда сражаются, как барсы. Диковинный народ! Во всех битвах, даже если они и в меньшинстве, гяуры оказывают отчаянное сопротивление. Вот и сейчас неверные взяты врасплох, со всех сторон окружены, но они не только не дрогнули, но и пытаются переломить ход сражения. Особенно опасны воины князя Василька Ростовского. (Бурундуй через своих юртджи уже знал, что Василько находится в стане великого князя, и что он в любую минуту готов выставить свое войско на татарские тумены). Не зря про ростовского князя предупреждал сам хан Батый:
— Этого князя не убивать. Взять в полон и переманить на сторону правоверных. Дать ему всё, что он запросит. Если Василько предпочтет жизнь, а не смерть, то с его помощью мы куда легче завоюем остальные урусские земли. Этот князь пользуется большим весом в своей стране. Такие люди нам всегда пригодятся. После покорения Руси, мы дадим ему ярлык на великое княжение. Не забудь ни одного моего слова, Бурундуй.
«Не забуду, — размышлял мурза. — Хан Батый не прощает и малейшего неповиновения. За любую крохотную провинность он отрубает головы даже самым ближним своим приближенным. Свирепость хана Батыя известна каждому правоверному».
Бурундуй не был трусом. Напротив, он считался одним из самых даровитых полководцев грозного Батыя. Он самозабвенно «любил блеск войны, гул и грохот боевых барабанов, хриплый вой боевых труб, призывающих в поход». Сама же битва, гибель людей и жажда добычи пьянили его кровь. Еще в молодости, как отметит известный историк, Бурундуй считался первейшим лучником рода и знал, как такими становятся. Он не помнил, когда отец дал ему первый маленький лук, как не помнил и того часа, когда его впервые оставили одного у гривы коня. Хорошо только запомнился день, в какой Бурундуй убил зазевавшегося у норы детеныша тарбагана, нажарил в костре и съел его нежное жирное мясо, посверкивая глазами на голодных неудачливых ровесников. И день, когда он всех победил в стрельбе из лука на ежегодном родовом празднике, другой великий праздник в том же памятном году, когда стрела Бурундуя догнала всадника-керанта, вошла ему в спину и пронзила сердце.
Он оценил радости степной охоты, новых побед в соперничестве и, посылая в пылу сражений стремительную легкую смерть впереди себя, познал высшее счастье стрелка из лука — глаз и стрела, рука и тетива становятся одним страстным, до предела напряженнымм центром вселенной, властителем расстояния, ветра, времени, цели; сей вожделенный миг он ценил дороже всего на свете и, казалось в ту пору, никогда б ни променял его, подобно иным, на доброе вино или власть над людьми, на самого лучшего сокола или коня, на горсти прозрачных камней или забавы с юной наложницей. Однако небо распорядилось так, что он получил всё это взамен уходящей воинской молодости, а сверх того мудрую, ревнивую и строгую опеку Субудая, чему вот-вот, кажется, должен наступить печальный конец, и капризную волю Бату, конца которой не предвидится, и неизвестность, скоропреходящую, мелкую, сегодняшнюю и великую завтрашнюю, когда он поведет степные войска к далекому западному морю!
Но Бурундуй не забывал и сладкую жизнь. Полководец любил перечитывать знаменитую книгу великого Чингисхана, который в своей «Яссе» сказал: «В чем наслаждение, в чем блаженство монгола? Оно в том, чтобы наступить пятою на горло возмутившихся и непокорных; заставить течь слезы по лицу и носу их; ездить на их тучных, приятно идущих иноходцах; сделать живот и пупок жен их постелью и подстилкою монгола; ласкать рукою, еще теплой от крови и от внутренностей мужей и сыновей их, розовые щечки их и аленькие губки их сосать…».
Бурундуй понимал толк в женщинах. Белотелые, русокосые юные полонянки приводили Бурундуя в неслыханное возбуждение. В своем гареме он держал свыше трехсот прекрасных русских наложниц. Многие из них пытались сопротивляться, но это еще больше возбуждало мурзу, и он овладевал ими силой. Самых же дерзких и неприступных, которые плевали ему в лицо и даже пытались его убить, он отдавал сотне нукеров.
