— Господин Сунь У-кун, а вы не забыли о просьбе вашего тезки, господина Целестина?

— А почему тезка? — не понял я. — То Целестин, а то — У-кун.

— С легкой руки своего предшественника, Целестин принял еще имя Сунь У-куна, вместо титула, я полагаю. Хотя, в отличие от Сунь Янлина, он его практически не употребляет. Предпочитает называться императором Поднебесной.

— Кстати, вы обратили внимание, какое у него подходящее имя? — легкомысленно спросил Сунь У-кун. — Целестин по латыни значит «небесный».

— Небесный император Поднебесной — это звучит, — признал я.

— Прибереги свои комплименты до личной встречи, — посоветовал мне Венедим. — У тебя запас подобного добра не так уж и велик.

— До личной встречи? — переспросил я. Голос Венедима звучал вполне обычно, но меня, почему-то, пробрала дрожь.

— Да, — недовольно проговорил Сунь У-кун. — Целестин хочет познакомиться с тобой и спрашивает, когда тебе это будет удобно.

Я внутренне собрался и постарался ответить спокойным голосом:

— Очень вежливо с его стороны. Но я всецело в вашем распоряжении, господа.

— Нет, — возразил Венедим. — Целестин просил подчеркнуть, что если ты не хочешь, он не настаивает на встрече.

Паньгуань бы побрал все эти китайские церемонии! Будто я не понимаю, что при желании, решение нас отпустить можно еще и переиграть.

— Я к вашим услугам, господа. И к услугам господина Целестина в любое удобное для него время.

Каменная обезьяна весело захихикала.

— Ты прав, Яромир, ты умеешь быть вежливым на словах. Но слышал бы ты его мысли, Венедим!

— Знаешь, У, я успел уяснить для себя одну простую вещь. В чужое королевство со своей конституцией не ходят. И посему оставил свой экземпляр верхневолынской конституции в своем кабинете в Медвежке. Так вот, если вежливая форма обращения к махарадже в Бирме заключалась в том, что нужно было несколько часов топтаться у подножья трона и в знак особой милости разрешалось подойти к нему и пасть ниц, что, в общем-то, довольно приятно, когда пробудешь на ногах вышеупомянутые несколько часов, то я так и делал. И не важно, что я при этом думал. Здесь же, я в вашей власти.

— Уверяю тебя, Яромир, ты ошибаешься, — проникновенно возразил Венедим.

— Я поверю в это, только когда окажусь в Верхней Волыни.

Каменная обезьяна снова захихикала.

— А теперь я предскажу тебе будущее, Яромир. Ты не поверишь в это даже в своем дворце в Медвежке!

Я вздохнул. Милочка обеспокоено посмотрела на меня и положила руку на мою руку. Я поднял на нее глаза и ободряюще улыбнулся. Понятно, что чем быстрее мы встретимся с этим Небесным императором, тем скорее определим, на каком свете мы живем.

Сунь У-кун снова хихикнул.

— Ты прав, Яромир. Венедим, можешь передать Целестину, что Яромир желает повидать его немедленно.

— Только выражайся повежливее, — усмехнулся я.

— Если бы Целестин хотел услышать вежливую форму ответа, он бы передал свое поручение мне, а не Сунь У-куну, — возразил Венедим и вышел из комнаты.

— Послушай, У, а почему ты не стал императором Поднебесной? — спросил я, усилием воли возвращаясь к нормальной беседе.

— Видишь ли, Яромир, когда формировалось правительство Поднебесной, я рассматривал для себя такой вопрос, и понял, что для того, чтобы быть правителем, мало понимать суть вещей, нужно научиться подчинять людей твоей воле, приказывать делать, порой, то, что не хочется. То есть, заставлять подданных идти против природы вещей. А это несовместимо с проповедью гуманистической философии. Да ты же король, ты же должен это понимать!

— Ошибаешься, У, с королевского кресла очень удобно проповедовать самые различные философские системы. Особенно если ты царствуешь, а не правишь. Я имею в виду, что королю совсем не обязательно работать на своем посту. Среди моих предков хватало любителей прожигать жизнь различными способами, которые только показывались на церемониях и по бумажке, любезно подсунутой под руки реальным правителем, зачитывали речи.

На этот раз, прекрасный царь обезьян, изобразил грустное хихиканье.

— Вот видишь, я же говорил тебе, что ничего не понимаю в осуществлении реальной власти. Я предпочитаю оставаться в стороне и выступать судьей по спорным вопросам. Вот как в вашем случае.

Я кивнул, но не успел ответить. Дверь распахнулась, и в комнату вошли целых два призрака. Они прошли в восьмимерную часть комнаты, в которой еще действовало заклинание поляризации, наложенное Венедимом, и приняли очертания трехмерных людей. Один из них оказался Венедимом, но этому, как раз, я совсем не удивился, а второй — довольно-таки грузным мужчиной среднего роста с коротко подстриженными темными волосами, римским профилем и тройным подбородком.

— Здравствуйте, господа, — вежливо поздоровался неизвестный. — Вы сказали, что предпочли бы видеть меня немедленно, раз уж мне забожалось познакомиться. И вот я здесь.

Я встал. Мои люди последовали моему примеру.

— Господин Целестин?

Человек кивнул.

— Или мне нужно говорить ваше императорское величество?

— Ни в коем случае, — холодно возразил Небесный император. — Я предпочту другое имя. Собственно об этом я и хотел с вами поговорить. Садитесь, господа.

Мои люди сели, я остался стоять. Я не телепат, но сейчас я чувствовал, что речь пойдет не о моих людях. Император Поднебесной не стал бы лично посещать нас из-за вопроса, который обычно решают рядовые стражи. Венедим упоминал, что Целестин еще на совещании сказал, что забрал бы меня в восьмимерное пространство с легким сердцем. И отпустил он меня только потому, что я — король. Сейчас же, вероятно, Целестин назовет цену моей свободы. И захочу ли я ее заплатить, это еще вопрос.

— Держись, Яромир, — неожиданно раздался голос у меня в голове. Я бросил благодарный взгляд на Сунь У-куна. Мне была приятна его поддержка в такой момент.

— Садитесь, господин Яромир, прошу вас, — обратился ко мне Целестин. — Разговор будет долгим. Прикажите подать чаю, Венедим. Вы не возражаете, господин Сунь У-кун?

— Пожалуйста, — спокойно отозвалась каменная обезьяна.

Нам подали чай. Целестин оглядел наши настороженные лица и заговорил:

— Вы угадали, господин Яромир, речь пойдет именно о вас. Я предлагаю вам переселиться в Поднебесную с тем, чтобы я усыновил вас и сделал, впоследствии, своим преемником. Что вы об этом думаете?

Я похолодел. Если вдуматься, ничего ужасного в жизни стражей нет. Какая разница, в каком пространстве жить. Но это ведь все равно, что реинкарнация. Для своих родных, для друзей ты умираешь. И весь твой привычный мир умирает для тебя. Я не хотел расставаться с ним. Моя жена, мой брат, мой неродившийся ребенок. Я хотел жить. И я так и сказал:

— Я предпочел бы вернуться к себе домой, господин Целестин. Кстати, — мой темперамент никогда не доводил меня до добра, — почему вы спрашиваете меня об этом? Вы ведь могли перевести меня в Поднебесную явочным порядком.

— Мог бы, — согласился император. — Но это очень травмирует психику. Обычно мы не назначаем на высшие командные посты тех, кого завербовали на границе. Мы назначаем их или из числа жителей Поднебесной, или же предлагаем перейти к нам, как я только что предложил это вам.

Я пожал плечами и взял в руки чашечку тончайшего фарфора, наполненную остывающим ароматным напитком.

— Почему вы предложили это именно мне? Я, конечно, король Верхней Волыни, но это не дает мне никаких преимуществ, по крайней мере, в восьмом измерении. Если отвлечься от моего звания, то я обычный человек, каких много.

— Может быть и так, — не стал спорить Целестин. — Но в Поднебесной принято назначать преемников. Из кого я могу выбрать? Из своих заместителей? Но далеко не каждый хороший заместитель способен быть хорошим руководителем, и наоборот. Из начальников округов? Но я твердо верю, что у каждого из нас есть свой потолок. Беда, когда человек оказывается выше, или ниже того уровня, на котором ему комфортно. А могу предложить королю трехмерной страны, который за годы своего правления доказал свой профессионализм. Кроме того, Яромир, в вас есть авантюрная жилка.