«Нет, еще ты не погиб…» Нет, еще ты не погиб, Это был ушиб… Спать, не думать, но тупая Боль… Тяжела двойная Роль. Я без страха, без упрека И сдаюсь… С той, кого люблю глубоко, Злом делюсь. Давит правда, нажимает. Что ж стонать? Сердце смутно понимает, Что и это благодать. «Не думая о том, что все это цветы…» Не думая о том, что все это цветы, Что главное во всем, Единственное — ты, Не думая о том, И все это измяв, И мучаясь потом, И помня, что не прав… Мой ангел, отпусти Грехи мои, хоти Опять со мной идти По одному пути. «Когда разрушен мир, хотя бы по Декарту…» Когда разрушен мир, хотя бы по Декарту, И все, что нам дано, покажется мечтой, Когда спасение поставлено на карту И надо выходить на битву с пустотой — Дрожащая рука поставит понемногу На место рухнувших создания частей Почти такой же мир и так же близкий Богу, Как тот, незыблемый для большинства людей. Собьешься, торопясь, — страдание исправит Нетерпеливую заносчивость ума, И новая душа творение прославит По-старому: да, это хорошо весьма. «Не говорите о поэзии…» Не говорите о поэзии, Как говорят о пустяках, — Она приходит как возмездие, Она — отчаянье и страх. Сойдя с ума от одиночества, Застонешь — муза тут как тут: Поэзия — сестра пророчества, Она при жизни вечный суд. «Я не сотворил себе кумира…» Я не сотворил себе кумира Из непогибающего мира, Но среди бесчисленных могил В этом шествии все новых сил Смена, заступающая смену, Разве вдохновляет на измену, Вся направленная к одному Верность обещанью своему Или дому, наконец призванью?.. И легко счастливейшею данью Верности платить из года в год Женщине, которая не лжет. «Без усилия, без вдохновенья…» Без усилия, без вдохновенья Первая и вторая строка, Уносимые против теченья Под водою бегут облака. Все же это нечасто бывает… Постепенно светлеет поток, Под ветвями все легче мелькает Колотящейся лодки кусок. И природа в прохладе небесной, В летнем зное, в такой тишине С дрожью нежности, женской, телесной, Наконец прикоснулась ко мне. Так устал я с тобою в разлуке, Что я вижу сквозь влагу и зной: Из желаний, и солнца, и муки Ты восходишь, как пар над рекой. «С каждым годом ты бедней…» «С каждым годом ты бедней, Всё знакомо, всё приелось». «Молодости не жалей, Лучше золотая зрелость». «Был ты ветреный, живой, Расточительный… Давно ли?» «Лучше верность и покой Медленной и честной воли». «И тебе не страшно, брат, На земле скупой и нищей?» «Звезды надо мной горят Всё отчетливей и чище». «Есть мораль у художника, ей…» Есть мораль у художника, ей Не до скромности и человечности, И не выше законы людей, Презирающих муку о вечности. Но любви выпадает на часть Воля мудрая завоевателей, У которых построена власть На морали простых обывателей. И себя ограничить не жаль, Чтобы высветить жизнь обоюдную… Я люблю прописную мораль Как едва ли не самую трудную. Моей Элоа Я сегодня опять вспоминал И Мильтона, и чудо Инферно, Но и Данте, и дух Белиал Мне казались дурными чрезмерно. Яростному католику — честь, Пуританину строгому — тоже, Но другая, хоть смутная, весть Искушенному сердцу дороже. Тот, кем наша Европа больна, Шепчет злое и грустное всем он: Над Вогезами — лжец Сатана И над Грузией — мученик Демон. Помнишь: Варенька Лопухина, Строчек самых волшебных причина… И в другого певца влюблена — Только эта в Париже, — Дельфина. Все чертила она: «Д. В. А.» И смеялась, не веря кошмару: Он с Нее написал Элоа… Варенька превратилась в Тамару. Ну а ты переходишь в кого? Ни в кого: ты собой остаешься, Встретила Сатану своего (О, не Демона!) и не сдаешься. Только сделали жертвы твои (Гений сердца — великая сила!) То, чего так хотелось Виньи: Сатану Элоа искупила. |
