«Дело неизвестно в чем…» Дело неизвестно в чем — Люди, и любовь, и годы, В океане род дождем Проплывают пароходы… И не знаю, кто и где, Наклонившийся к воде, Или же, как я — в отеле, Лежа на своей постели, Видит ясно всех других, Что-то делающих где-то, И до слез жалеет их И себя за то и это: То — на убыль жизнь идет, И у нас тепло берет Мир, от нас же уходящий; Это — настежь неба свод, Ледяной и леденящий. «Возвращается ветер на круги своя…» Возвращается ветер на круги своя, Вот такими давно ли мы были и сами? Возвращается молодость, пусть не твоя, С тем же счастием, с теми же, вспомни, слезами. И что было у многих годам к сорока — И для нас понемногу, ты видишь, настало: Сил, еще не последних, довольно пока, Но бывает, что их и сейчас уже мало. И не то чтобы жизнь обманула совсем, Даже грубость ее беспредельно правдива. Но приходят сюда и блуждают — зачем? — И уходят, и всё это без перерыва. «Сердце, старишься ли ты…» Сердце, старишься ли ты, Или в кухне кран открыт — Что-то мне из темноты Однотонно говорит Об утраченных, увы, О — которых больше нет, О сиянии Невы Там, где университет. И о чем еще? О том, Что былого не вернуть, Что уснуть последним сном Надо же когда-нибудь. «Затем построен новый дом…» Затем построен новый дом С окошками, с дверями, Чтобы одни рождались в нем, Других вперед ногами Отсюда вынесут — в цветах, На вялых родственных руках. Увидит скоро новый дом, Любовь, счастливую вначале И безобразную потом, Когда сердца пустыми стали. Тогда захочет новый дом, Чтоб человек с высоким лбом Под самой крышей пел и чах: Пусть мучится душа живая О том, что в нижних этажах Скользит, следов не оставляя. «Идти, идти, в заботах и слезах…» Идти, идти, в заботах и слезах, Но что же мы в природе изменили? Все так же зимний ветер пыль метет И леденит фиалки на могиле. Идти, идти, в заботах и слезах, Всему на свете узнавая цену, И все, что погибает на глазах, И все, что поднимается на смену, Все равнодушнее, все холодней Следить и, уставая понемногу, На жизни убывающей своей Сосредоточить всю тревогу. Да, укорачивается она, И ничего еще не прояснилось… Стихи закончены, ночь холодна, В таком-то месте то-то приключилось… И даже чувствуя за этим всем Неясный луч какого-то просвета, Как страшно спрашивать себя: зачем? И помнить, что не может быть ответа. «Есть времени бездушный океан…»
Есть времени бездушный океан С холодными и едкими волнами — Черты лица и городов, и стран Он разрушает бережно с годами. Так жжет его таинственный состав Разлитый между нами, между всеми, И кто не знает, что-нибудь начав, Что силы в нем подтачивает время. Есть времени кладбищенское дно, Где всё — забвение, где в вязком иле Так много затонувшего давно И где лишь тень того, что мы любили. И только тень кого-нибудь из нас — И то, с какими смутными чертами — Потомка нашего пытливый глаз Отыщет под холодными волнами. «Въезжают полозья обоза…» Въезжают полозья обоза На синий растресканный лед, Высокая чайная роза У теплого моря цветет, И свечи пылают в соборе, И крест положили на грудь… Не эта ли всех аллегорий Таинственней: жизненный путь. Он убран снегами, цветами, И щебнем, и пеной морской, И бездна у нас под ногами. Но южного моря прибой, И по льду скользящие сани, И голос подруги твоей, — Тем сердцу дороже — в сиянье Над гробом зажженных свечей. «Ни смерти, ни жизни, а только подобие…» Ни смерти, ни жизни, а только подобие Того и другого — не только для тех, Чье солнце — над Лениным, спящим во гробе (То солнце уж слишком похоже на грех)… Но так ли уж ярко оно, иностранное, Над садом у моря, над визгом детей… И думать нельзя, и загадывать рано. Земля… Для чего оставаться на ней. Под бурями века, под едкими ядами — Всесветная осень, всемирный распад, И лучшие люди особенным взглядом Друг в друга, как в черную пропасть, глядят. |
