1921 «Цветут видения — так хочешь ты, душа…» Цветут видения — так хочешь ты, душа, Когда же ты молчишь, сиянием дыша, Сквозят видения нежнее детки слабой, И часто в дождь и ветр средь вянущих болот С глазами жадными, раскрыв широкий рот, Моя душа сидит коричневою жабой. «Всю комнату в два окна…» Всю комнату в два окна, С кроватью для сна и любви, Как щепку несет волна, Как хочешь волну зови. И, если с небом в глазах Я тело твое сожму, То знай: это только страх, Чтоб тонуть не одному. Сон («Я проснулся, крича от страха…») Я проснулся, крича от страха, И подушку и одеяло Долго трогал руками, чтобы Снова хобот его с размаха Не швырнул меня прямо в небо Или в сумрак черной утробы. Никого с такими клыками И с такими злыми глазами Я не видел, о, я не видел, И такого темного леса, И такого черного страха Я не ведал, о, я не ведал. Я зажег свечу и поставил Трепетно к изголовью… Чтоб утишить биенье сердца, Взял трактат о римском праве И раскрыл его на «условье Действительной купли-продажи». Я пошел и жены, спокойно Спавшей, волосы поцелуем Шевельнул и вернулся тихо, Но едва задремал я, бурно Зазмеился песок, волнуем Винтообразным ветром. Длинношеюю голову скрыл я, И мою двугорбую спину Охватило ветром свистящим И от свиста стал я змеиться И пополз удавом в долину И проснулся вновь настоящим. Но подумал, строгий и гордый: То далекой памяти море Мне послало терпкие волны. Разрывая тела и морды, Море памяти мне отворит Настоящее счастье жизни. Война Араб в кровавой чалме на длинном паршивом верблюде Смешал Караваны народов и скрылся среди песков Под шепот охрипших окопов и кашель усталых орудий И легкий печальный шорох прильнувших к полям облаков. Воробьиное пугало тщетно осеняет горох рукавами: Солдаты топчут пшеницу, на гряды ложатся ничком, Сколько стремительных пуль остановлено их телами, Полмира пропитано дымом словно густым табаком. Все одного со мной сомнительного поколенья, Кто ранен в сердце навылет мечтой о кровавой чалме, От саранчи ночей в себе ищите спасенья Воспоминанья детства зажигайте в беззвездной тьме! Вот царскосельский дуб, орел над прудом и лодки, Овидий в изданье Майнштейна, растрепанный сборник задач, В нижнем окне сапожник стучит молотком по колодке, В субботу последний экзамен, завтра футбольный матч. А летом балтийские дюны, янтари и песок и снова С молчаливыми рыбаками в синий простор до утра!.. Кто еще из читателей «Задушевного Слова» Любит играть в солдатики?.. Очень плохая игра… 1921
«Мне детство приснилось ленивым счастливцем…» Мне детство приснилось ленивым счастливцем, Сторожем сада Екатеринина, Ворота «Любезным моим сослуживцам», Поломан паром, и скамейка починена. Пройдет не спеша по скрипучему снегу В тяжелой овчине с заплатами козьими, А время медлительно тащит телегу, И блещет луна золотыми полозьями. Я сам бы на розвальнях в небо поехал, А ну-ка заложим каурого мерина… Ворота открыл, из пахучего меха Посыпались звезды… Дорога потеряна. В пустой океан на оторванной льдине Блаженно, смертельно и медленно едется, Ни крыши, ни дыма в зияющей сини… Эй шуба, левее… Большая Медведица… Куда мои сани девались и льдина, Разрезала воздух алмазная палица, Хватаю себя — рукавицы, овчина И лед под ногами… А если провалится? 1921 «Я приснился себе медведем…» Я приснился себе медведем И теперь мне трудно ходить — Раздавил за столом тарелку, А в ответ на нежный укор Проворчал: «Скорлупку ореха Я не так еще раздавлю!» Даже медом грежу я, даже Лапу сунул в рот и сосу. Что же делать в этой берлоге, Где фарфоровые сервизы Не дают вздохнуть от души? Уведи меня, Варя, в табор,— С безымянного пальца скинув, В нос продень кольцо золотое И вели мне плясать под песни, Под которые я мурлычу, И сейчас у тебя в ногах! О, теперь я совсем очнулся: Больше я не медведь, но кто я? Отрок, радостно подраставший На парадах в Царском Селе? Или юноша — парижанин, Проигравший деньги на скачках, Все что брат прислал из России, Где его гвоздильный завод? Или тот, кто слушал Бергсона В многолюдном колледже, или Тот, кто может писать стихи? Маленькая, ты не поверишь, Что медведь я и парижанин, Царскосел, бергсонист, писатель И к тому же я сумасшедший, Потому что мне показалось, Что и Нельдихен — это я! |
